Соловей и Роза
– Она
сказала: «Принеси мне красных роз, и я буду танцевать с тобой», –
воскликнул молодой Студент, – но во всем моем саду нет ни одной красной
розы.
Его
услышал Соловей, сидевший на дубе, и удивленно выглянул из листвы.
– Ни
одной красной розы во всем моем саду! – продолжал молодой Студент, и его
прекрасные глаза наполнились слезами. – Ах, от каких пустяков зависит
счастье человека! Я прочел все, что написали мудрые люди, мне открылись все
тайны философии, и тем не менее я чувствую себя несчастным потому только, что у
меня нет красной розы.
– Наконец-то
передо мной настоящий влюбленный, – сказал Соловей. – Ночь за ночью я
пел о нем, хоть и не знал его, ночь за ночью я рассказывал о нем звездам, и вот
теперь я вижу его. Волосы его темны, как цветок гиацинта, губы его алы, как
роза, от которой зависит его счастье, но страсть сделала лицо его бледным,
подобно слоновой кости, и скорбь наложила печать на его чело.
– Завтра
вечером принц дает бал, – промолвил молодой Студент, – и моя
возлюбленная будет среди приглашенных. Если я принесу ей красную розу, она
будет танцевать со мной до рассвета. Если я принесу ей красную розу, я буду
держать ее в своих объятиях, и она склонит голову ко мне на плечо, а моя рука
будет сжимать ее руку. Но в моем саду нет красных роз, и я буду сидеть на балу
в одиночестве, а она пройдет мимо, не заметив меня, и мое сердце разорвется от
горя.
– Да,
вот он, настоящий влюбленный, – сказал Соловей. – То, о чем я пою, он
переживает на самом деле; то, что для меня радость, для него страдание.
Поистине, любовь – это чудо. Она драгоценнее изумрудов и дороже прекраснейших
из опалов. Жемчуга и гранаты не могут купить ее, и она не продается на рынке.
Ее не приобретешь за деньги у негоциантов, и ее не отпускают на вес золота.
– На
хорах будут играть музыканты, – продолжал молодой Студент, – и моя
любимая будет танцевать под звуки их арф и скрипок, порхая по залу с такой
легкостью, что ноги ее даже не коснутся паркета, и придворные в ярких одеждах
будут так и виться вокруг нее. Но со мной она не станет танцевать, потому что я
не смогу ей подарить красную розу.
И юноша
бросился на траву, закрыл лицо руками и заплакал.
– О
чем он плачет? – спросила маленькая зеленая Ящерица, проползавшая, извивая
свой хвост, мимо Студента.
– И
в самом деле, о чем? – подхватил Мотылек, порхавший в погоне за солнечным
лучиком.
– Да,
о чем? – спросила Маргаритка у своей соседки едва слышным нежным шепотом.
– Он
плачет о красной розе, – ответил Соловей.
– О
красной розе? – удивились они. – Что за нелепость!
И
маленькая Ящерица, особа довольно циничная, бесцеремонно рассмеялась.
Одному
только Соловью была понятна печаль Студента; он молча сидел на Дубе и размышлял
о таинствах Любви.
Внезапно
он расправил свои коричневые крылышки и взмыл в воздух. Он пролетел над рощей,
как тень, и тенью проплыл над садом.
Посреди
зеленой лужайки стоял прекрасный Куст Роз, и Соловей, увидев его, подлетел к
нему и опустился на одну из веток.
– Дай
мне красную розу, – воскликнул Соловей, – и я спою тебе сладчайшую из
своих песен!
Но Куст
покачал головой.
– Мои
розы белые, – отвечал он, – белые, как морская пена, белее снега на
вершинах высоких гор. Лети к моему брату, что растет подле старых солнечных
часов, – может быть, он даст тебе то, о чем ты просишь.
И
Соловей полетел к Кусту Роз, что рос подле старых солнечных часов.
– Дай
мне красную розу, – воскликнул Соловей, – и я спою тебе сладчайшую из
своих песен!
Но Куст
покачал головой.
– Мои
розы желтые, – отвечал он, – желтые, как волосы наяды, восседающей на
янтарном престоле, желтее нарциссов на еще не скошенном лугу. Лети к моему
брату, что растет под окном у Студента, – может быть, он даст тебе то, о
чем ты просишь.
И
Соловей полетел к Кусту Роз, что рос под окном у Студента.
– Дай
мне красную розу, – воскликнул Соловей, – и я спою тебе сладчайшую из
своих песен!
Но Куст
покачал головой.
– Мои
розы красные, – отвечал он, – красные, как лапки у голубя, краснее
кораллов, что непрестанно колышутся, подобно вееру, в пещерах на дне океана. Но
кровь в моих жилах застыла от зимней стужи, мои бутоны побил мороз, ветки мои
обломала буря, и в этом году у меня не будет роз.
– Одна
красная роза – вот все, что мне нужно, – воскликнул Соловей. –
Одна-единственная красная роза! Неужели нет способа, который помог бы мне
раздобыть ее?
– Есть, –
ответил Куст, – но он настолько ужасен, что я не решаюсь назвать его.
– Назови
мне его, – взмолился Соловей, – я не боюсь.
– Если
тебе нужна красная роза, – молвил Куст, – ты должен сам сотворить ее
из звуков музыки при лунном сиянии и обагрить ее кровью своего сердца. Ты
должен мне петь, приникнув грудью к моему шипу. Ты должен мне петь всю ночь, и
мой шип пронзит твое сердце, и твоя живая кровь перельется в мои жилы и станет
моей.
– Смерть
– слишком большая цена за одну красную розу, – воскликнул Соловей, –
ведь Жизнь – самое дорогое, что у нас есть! Как хорошо, сидя в лесу на дереве,
любоваться Солнцем в его золотой колеснице и Луною в ее колеснице из жемчуга!
Как сладко благоухание боярышника, как прекрасны синие колокольчики,
притаившиеся в долине, и вереск, цветущий на склонах холмов! И все же Любовь
дороже Жизни, и сердце какой-то пташки – ничто в сравнении с человеческим
сердцем!
И
Соловей, взмахнув коричневыми крылышками, взмыл в воздух. Он тенью проплыл над
садом и, как тень, пролетел над рощей.
Молодой
Студент по-прежнему лежал в траве, где его оставил Соловей, и слезы еще не высохли
на его прекрасных глазах.
– Не
печалься! – крикнул ему Соловей. – Не печалься, будет у тебя красная
роза. Я сотворю ее из звуков музыки при лунном сиянии и обагрю ее кровью своего
сердца. Взамен я прошу тебя об одном: будь верен своей любви, ибо, как ни мудра
Философия, Любовь мудрее ее, и, как ни могущественна Власть, Любовь сильнее ее.
Крылья у Любви – цвета пламени, и пламенем окрашено тело ее. Уста ее сладки как
мед, а дыхание ее подобно ладану.
Студент
слушал Соловья, подняв голову, но не понял ни слова, ибо смыслил лишь в том,
что написано в книгах.
А вот
Дуб понял все и опечалился, потому что был очень привязан к маленькой птичке,
любившей сидеть на его ветвях.
– Спой
мне свою песню в последний раз, – прошептал он. – Мне будет без тебя
так одиноко.
И
Соловей спел для Дуба, и пение его было подобно журчанию воды, льющейся прозрачной
струей из серебряного кувшина.
Когда
Соловей закончил свою песнь, Студент встал с травы и извлек из кармана записную
книжку и карандаш.
– Да-а, –
сказал он себе, направляясь из рощи домой, – формой он владеет
безукоризненно, этого у него не отнимешь. Но есть ли в его пении чувство?
Боюсь, что нет. В сущности, он такой же, как все художники: один только стиль и
ни капли искренности. Он не способен принести себя в жертву другому. Он думает
лишь о музыке, а всякий ведь знает, что искусство эгоистично. Впрочем, нельзя
не признать, что иные из его трелей поразительно благозвучны. Какая жалость,
что в них нет ни малейшего смысла и от них нет никакого проку.
Придя к
себе домой, он лег на узкую, убогую койку и стал думать о своей любви, а спустя
некоторое время незаметно погрузился в сон.
Когда на
небе засияла Луна, Соловей прилетел к Кусту Красных Роз и, сев на ветку, приникнул
грудью к шипу. Всю ночь он пел, прижавшись грудью к шипу, и холодная
хрустальная Луна слушала его песнь, обратив к нему свой лик. Всю ночь он пел, а
шип вонзался все глубже и глубже в его грудь, и из нее по каплям струилась
живая, алая кровь.
Он пел о
том, как в сердцах юноши и девушки зарождается чувство. И по мере того, как он
пел, на самом верхнем побеге Куста начала распускаться великолепная роза –
лепесток за лепестком, под звуки трелей, следующих одна за другой. Сперва роза
была бледной, как легкий туман над рекой, бледной, как первые шаги утренней
зари, и серебристой, как крылья рассвета. Отражением розы в серебряном зеркале,
отражением розы в покойной воде – вот чем была роза, распускавшаяся на верхнем
побеге Куста.
А Куст
крикнул Соловью, чтобы тот еще крепче прижался к шипу.
– Прижмись
еще крепче, Соловушка, – кричал он, – не то день наступит раньше, чем
заалеет роза!
Все
крепче и крепче прижимался Соловей к шипу, все громче и громче звучала его
песня, ибо пел он о зарождающейся страсти в душе юноши и девушки.
И
лепестки розы стали окрашиваться в нежный розовый цвет, как щеки у жениха,
когда он целует в губы свою невесту. Но шип еще не достиг сердца Соловья, и
сердцевина розы все еще оставалась белой, ибо только кровь соловьиного сердца
может обагрить сердце розы.
И снова
Куст крикнул Соловью, чтобы тот еще крепче прижался к шипу.
– Прижмись
еще крепче, Соловушка, – кричал он, – не то день наступит раньше, чем
заалеет роза!
И
Соловей еще сильнее прижался к шипу, и острие коснулось его сердца, и все его
тело пронзила острая боль. Все мучительнее и мучительнее становилась боль, все
отчаяннее и отчаяннее становилась его песнь, ибо пел он о Любви, что обретает
совершенство в Смерти, о Любви, что не умирает в могиле.
И стала
алой великолепная роза – цвета утренней зари на востоке. Алым сделался ее распускающийся
венчик, и алой, как рубин, сделалась ее сердцевина.
А голос
Соловья становился все слабее, крылья его начали судорожно трепыхаться, глаза
заволокло пеленой. Песня его угасала, и он чувствовал, как что-то сдавливает
ему горло.
И вот он
испустил свою последнюю трель. Ее услышала бледная Луна и, забыв о рассвете,
застыла на небе. Ее услышала красная роза и, вся затрепетав в экстазе, раскрыла
свои лепестки навстречу прохладному утреннему ветерку. Эхо донесло соловьиную
трель до темно-фиолетовой пещеры в горах и пробудило спавших там пастухов.
Трель пробежала по затрепетавшим тростникам на реке, передалась через них воде,
и волны донесли ее до самого моря.
– Смотри,
смотри! – воскликнул Куст. – Твоя роза стала красной!
Но
Соловей ничего не ответил. Он лежал в высокой траве, бездыханный, с острым
шипом в сердце.
В
полдень Студент распахнул окно и выглянул в сад.
– Боже,
какая удача! – воскликнул он. – Вот она, моя красная роза! В жизни не
видел такой восхитительной розы! Она настолько прекрасна, что у нее,
несомненно, длинное латинское имя.
И,
перевесившись через подоконник, он сорвал красную розу. Потом надел шляпу и побежал
к дому Профессора, держа розу в руках.
Дочь
Профессора сидела у порога дома и наматывала на катушку голубую шелковую нить.
У ног девушки лежала маленькая собачка.
– Вы
обещали танцевать со мной, если я принесу вам красную розу! – радостно
воскликнул Студент. – Вот вам красная роза – самая красная на свете!
Приколите ее у самого сердца, и, когда мы будем танцевать, она расскажет вам,
как я вас люблю.
Но
девушка ответила хмурясь:
– Боюсь,
эта роза не подойдет к моему платью, к тому же племянник гофмейстера прислал
мне настоящие драгоценности, а всякому известно, что драгоценности дороже
цветов.
– Ах,
как вы неблагодарны! – гневно воскликнул Студент и швырнул розу на землю.
Роза
упала в дорожную колею, и по ней проехало колесо телеги.
– Неблагодарна? –
возмутилась девушка. – Какой же вы грубиян! Да и кто вы такой, в конце
концов? Всего лишь студентишка. Сомневаюсь, чтобы у вас были такие же
серебряные пряжки на туфлях, как у племянника гофмейстера.
Она
встала со стула и пошла в дом.
«Какая
все-таки глупость эта Любовь, – размышлял Студент, возвращаясь
домой. – От нее и наполовину нет той пользы, какую получаешь от изучения
Логики, ибо любовь ничего не доказывает, сулит тебе то, что никогда не
сбывается, и заставляет верить в нереальные вещи. В сущности своей она
совершенно непрактична, а так как мы живем в практический век, то вернусь я
лучше к Философии и займусь изучением Метафизики».
И,
возвратившись к себе в комнату, он достал большую пыльную книгу и принялся штудировать
ее.
|
