100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks

На главную

Петр Ершов «Конёк-Горбунок»

Петр Ершов Конёк-Горбунок

ЧАСТЬ 3

 

 

 

Доселева Макар огороды копал,

 

 

 

а нынече Макар в воеводы попал.

 

 

Та-ра-ра-ли, та-ра-ра!

Вышли кони со двора;

Вот крестьяне их поймали

Да покрепче привязали.

Сидит ворон на дубу,

Он играет во трубу;

Как во трубушку играет,

Православных потешает:

«Эй! Послушай, люд честной!

Жили-были муж с женой;

Муж-то примется за шутки,

А жена за прибаутки,

И пойдёт у них тут пир,

Что на весь крещёный мир!»

Это присказка ведётся,

Сказка послее начнётся.

Как у наших у ворот

Муха песенку поёт:

«Что дадите мне за вестку?

Бьёт свекровь свою невестку:

Посадила на шесток,

Привязала за шнурок,

Ручки к ножкам притянула,

Ножку правую разула:

«Не ходи ты по зарям!

Не кажися молодцам!»

Это присказка велася,

Вот и сказка началася.

 

 

Ну-с, так едет наш Иван

За кольцом на окиян.

Горбунок летит как ветер.

И в почин на первый вечер

Вёрст сто тысяч отмахал

И нигде не отдыхал.

 

 

Подъезжая к окияну,

Говорит коне Ивану:

«Ну, Иванушка, смотри,

Вот минутки через три

Мы приедем на поляну –

Прямо к морю-окияну;

Поперёк его лежит

Чудо-юдо Рыба-кит;

Десять лет уж он страдает,

А доселева не знает,

Чем прощенье получить:

Он начнёт тебя просить,

Чтоб ты в Солнцевом селенье

Попросил ему прощенье;

Ты исполнить обещай,

Да, смотри, не забывай!»

Вот въезжает на поляну

Прямо к морю-окияну;

Поперёк его лежит

Чудо-юдо Рыба-кит.

Все бока его изрыты.

Частоколы в рёбра вбиты,

На хвосте сыр-бор шумит,

На спине село стоит;

Мужички на губе пашут,

Между глаз мальчишки пляшут,

А в дуброве, меж усов,

Ищут девушки грибов.

 

 

Вот конёк бежит по кúту,

По костям стучит копытом.

Чудо-юдо Рыба-кит

Так проезжим говорит,

Рот широкий отворяя,

Тяжко, горько воздыхая:

«Путь-дорога, господа!

Вы откуда и куда?» –

«Мы послы от Царь-девицы,

Едем оба из столицы, –

Говорит ему конёк, –

К Солнцу прямо на восток,

Во хоромы золотые». –

«Так нельзя ль, отцы родные,

Вам у Солнышка спросить:

Долго ль мне в опале[64] быть,

И за кои прегрешенья

Я терплю беды-мученья?» –

«Ладно, ладно, Рыба-кит!» –

Наш Иван ему кричит.

«Будь отец мне милосердный!

Вишь, как мучуся я, бедный!

Десять лет уж тут лежу…

Я и сам те услужу!..» –

Кит Ивана умоляет,

Сам же горько воздыхает.

«Ладно. Ладно, Рыба-кит!» –

Наш Иван ему кричит.

Тут конёк под ним забился,

Прыг на берег и пустился:

Только видно, как песок,

Вьётся вихорем у ног.

 

 

Едут близко ли, далёко,

Едут низко ли, высоко

И увидели ль кого –

Я не знаю ничего.

Скоро сказка говорится,

Дело мешкотно[65] творится.

Только, братца, я узнал,

Что конёк туда вбежал,

Где (я слышал стороною)

Небо сходится с землёю,

Где крестьянки лён прядут,

Прялки на небо кладут.

 

 

Тут Иван с землёй простился

И на небе очутился,

И поехал, будто князь,

Шапка набок, подбодрясь.

«Эко диво! Эко диво!

Наше царство хоть красиво, –

Говорит коньку Иван

Средь лазоревых полян, –

А как с небом-то сравнится,

Так под стельку не годится.

Что земля-то!.. Ведь она

И черна-то и грязна;

Здесь земля-то голубая, –

А уж светлая какая!..

Посмотри-ка, горбунок,

Видишь, вон где, на восток,

Словно светится зарница…

Чай, небесная светлица…

Что-то больно высока!» –

Так спросил Иван конька.

«Это терем Царь-девицы,

Нашей будущей царицы, –

Горбунок ему кричит, –

По ночам здесь Солнце спит,

А полуденной порою

Месяц входит для покою».

 

 

Подъезжают; у ворот

Из столбов хрустальный свод:

Все столбы те завитые

Хитро в змейки золотые;

На верхушках три звезды,

Вокруг терема сады;

На серебряных там ветках,

В раззолоченных во клетках

Птицы райские живут,

Песни царские поют.

А ведь терем с теремами

Будто город с деревнями;

А на тереме из звёзд –

Православный русский крест.

 

 

Вот конёк во двор въезжает;

Наш Иван с него слезает,

В терем к Месяцу идёт

И такую речь ведёт:

«Здравствуй, Месяц Месяцович!

Я – Иванушка Петрович,

Из далёких я сторон

И привёз тебе поклон». –

«Сядь, Иванушка Петрович! –

Молвил Месяц Месяцович. –

И поведай мне вину

В нашу светлую страну

Твоего с земли прихода;

Из какого ты народа,

Как попал ты в этот край, –

Всё скажи мне, не утай». –

«Я с земли пришёл Землянской,

Из страны христианской, –

Говорит, садясь, Иван, –

Переехал окиян

С порученьем от царицы –

В светлый терем поклониться

И сказать вот так, постой!

«Ты скажи моей родной:

Дочь её узнать желает,

Для чего она скрывает

По три ночи, по три дня

Лик какой-то от меня;

И зачем мой братец красный

Завернулся в мрак ненастный

И в туманной вышине

Не пошлёт луча ко мне?»

 

 

Так, кажися? Мастерица

Говорить красно царица;

Не припомнишь всё сполна,

Что сказала мне она». –

«А какая то царица?»

«Это, знаешь, Царь-девица». –

«Царь-девица?.. Так она,

Что ль, тобой увезена?» –

Вскрикнул Месяц Месяцович.

А Иванушка Петрович

Говорит: «Известно, мной!

Вишь, я царский стремянной;

Ну, так царь меня отправил,

Чтобы я её доставил

В три недели во дворец;

А не то меня отец

Посадить грозился на кол».

Месяц с радости заплакал,

Ну Ивана обнимать,

Целовать и миловать.

«Ах, Иванушка Петрович! –

Молвил Месяц Месяцович. –

Ты принёс такую весть,

Что не знаю, чем и счесть!

А уж как мы горевали,

Что царевну потеряли!..

Оттого-то, видишь, я

По три ночи, по три дня

В тёмном облаке ходила,

Всё грустила да грустила,

Трое суток не спала,

Крошки хлеба не брала,

Оттого-то сын мой красный

Завернулся в мрак ненастный,

Луч свой жаркий погасил,

Миру божью не светил:

Всё грустил, вишь, по сестрице,

Той ли красной Царь-девице.

Что, здорова ли она?

Не грустна ли, не больна?» –

«Всем бы, кажется, красотка,

Да у ней, кажись, сухотка:

Ну, как спичка, слышь, тонка,

Чай в обхват-то три вершка;

Вот как замуж-то поспеет,

Так небось и потолстеет:

Царь, слышь, женится на ней».

Месяц вскрикнул: «Ах, злодей!

Вздумал в семьдесят жениться

На молоденькой девице!

Да стою я крепко в том –

Просидит он женихом!

Вишь, что старый хрен затеял:

Хочет жать там, где не сеял!

Полно, лаком больно стал!»

Тут Иван опять сказал:

«Есть ещё к тебе прошенье,

То о китовом прощенье…

Есть, вишь, море; чудо-кит

Поперёк его лежит:

Все бока его изрыты,

Частоколы в рёбра вбиты…

Он, бедняк, меня прошал,[66]

Чтобы я тебя спрошал:

Скоро ль кончится мученье?

Чем сыскать ему прощенье?

И на что он тут лежит?»

Месяц ясный говорит:

«Он за то несёт мученье,

Что без божия веленья

Проглотил среди морей

Три десятка кораблей.

Если даст он им свободу,

Снимет бог с него невзгоду.

Вмиг все раны заживит,

Долгим веком наградит».

 

 

Тут Иванушка поднялся,

С светлым Месяцем прощался,

Крепко шею обнимал,

Трижды в щёки целовал

«Ну, Иванушка Петрович! –

Молвил Месяц Месяцович. –

Благодарствую тебя

За сынка и за себя.

Отнеси благословенье

Нашей дочке в утешенье

И скажи моей родной:

«Мать твоя всегда с тобой;

Полно плакать и крушиться:

Скоро грусть твоя решится, –

И не старый, с бородой,

А красавец молодой

Поведёт тебя к налою.»

Ну, прощай же! Бог с тобою!»

Поклонившись, как умел,

На конька Иван тут сел,

Свистнул, будто витязь знатный,

И пустился в путь обратный.

 

 

На другой день наш Иван

Вновь пришёл на окиян.

Вот конёк бежит по киту,

По костям стучит копытом.

Чудо-юдо Рыба-кит

Так, вздохнувши, говорит:

«Что, отцы, моё прошенье?

Получу ль когда прощенье?» –

«Погоди ты, Рыба-кит!» –

Тут конёк ему кричит.

 

 

Вот в село он прибегает,

Мужичков к себе сзывает,

Чёрной гривкою трясёт

И такую речь ведёт:

«Эй, послушайте, миряне,

Православны христиане!

Коль не хочет кто из вас

К водяному сесть в приказ,

Убирайся вмиг отсюда.

Здесь тотчас случится чудо:

Море сильно закипит,

Повернётся Рыба-кит…»

Тут крестьяне и миряне,

Православны христиане,

Закричали: «Быть бедам!»

И пустились по домам.

Все телеги собирали;

В них, не мешкая, поклали

Всё, что было живота,

И оставили кита.

Утро с полднем повстречалось,

А в селе уж не осталось

Ни одной души живой,

Словно шёл Мамай войной!

 

 

Тут конёк на хвост вбегает,

К перьям близко прилегает

И что мочи есть кричит:

«Чудо-юдо Рыба-кит!

Оттого твои мученья,

Что без божия веленья

Проглотил ты средь морей

Три десятка кораблей.

Если дашь ты им свободу,

Снимет бог с тебя невзгоду,

Вмиг все раны заживит,

Веком долгим наградит».

И окончив речь такую,

Закусил узду стальную,

Понатужился – и вмиг

На далёкий берег прыг.

 

 

Чудо-кит зашевелился,

Словно холм поворотился,

Начал море волновать

И из челюстей бросать

Корабли за кораблями

С парусами и гребцами.

Тут поднялся шум такой,

Что проснулся царь морской:

В пушки медные палили,

В трубы кованы трубили;

Белый парус поднялся,

Флаг на мачте развился;

Поп с причетом всем служебным

Пел на палубе молебны;

А гребцов весёлый ряд

Грянул песню наподхват:

«Как по моречку, по морю,

По широкому раздолью,

Что по самый край земли,

Выбегают корабли…»

 

 

Волны моря заклубились,

Корабли из глаз сокрылись.

Чудо-юдо Рыба-кит

Громким голосом кричит,

Рот широкий отворяя,

Плёсом волны разбивая:

«Чем вам, други, услужить?

Чем за службу наградить?

Надо ль раковин цветистых?

Надо ль рыбок золотистых?

Надо ль крупных жемчугов?

Всё достать для вас готов!» –

«Нет, кит-рыба, нам в награду

Ничего того не надо, –

Говорит ему Иван, –

Лучше перстень нам достань, –

Перстень, знаешь. Царь-девицы,

Нашей будущей царицы». –

«Ладно, ладно! Для дружка

И серёжку из ушка!

Отыщу я до зарницы

Перстень красной Царь-девицы», –

Кит Ивану отвечал

И, как ключ, на дно упал.

 

 

Вот он плёсом ударяет,

Громким голосом сзывает

Осетриный весь народ

И такую речь ведёт:

«Вы достаньте до зарницы

Перстень красной Царь-девицы,

Скрытый в ящичке на дне.

Кто его доставит мне,

Награжу того я чином:

Будет думным дворянином.

Если ж умный мой приказ

Не исполните… я вас!..»

Осетры тут поклонились

И в порядке удалились.

 

 

Через несколько часов

Двое белых осетров

К киту медленно подплыли

И смиренно говорили:

«Царь великий! Не гневись!

Мы всё море уж, кажись,

Исходили и изрыли,

Но и знаку не открыли.

Только Ёрш один из нас

Совершил бы твой приказ:

Он по всем морям гуляет,

Так уж, верно, перстень знает;

Но его, как бы назло,

Уж куда-то унесло».

«Отыскать его в минуту

И послать в мою каюту!» –

Кит сердито закричал

И усами закачал.

 

 

Осетры тут поклонились,

В земский суд бежать пустились

И велели в тот же час

От кита писать указ,

Чтоб гонцов скорей послали

И Ерша того поймали.

Лещ, услыша сей приказ,

Именной писал указ;

Сом (советником он звался)

Под указом подписался;

Чёрный рак указ сложил

И печати приложил.

Двух дельфинов тут призвали

И, отдав указ, сказали,

Чтоб, от имени царя,

Обежали все моря

И того Ерша-гуляку,

Крикуна и забияку,

Где бы ни было, нашли,

К государю привели.

Тут дельфины поклонились

И Ерша искать пустились.

 

 

Ищут час они в морях,

Ищут час они в реках,

Все озёра исходили,

Все проливы переплыли,

Не могли Ерша сыскать

И вернулися назад,

Чуть не плача от печали…

 

 

Вдруг дельфины услыхали,

Где-то в маленьком пруде

Крик неслыханный в воде.

В пруд дельфины завернули

И на дно его нырнули, –

Глядь: в пруде, под камышом,

Ёрш дерётся с Карасём.

«Смирно! Черти б вас побрали!

Вишь, содом какой подняли,

Словно важные бойцы!» –

Закричали им гонцы.

«Ну, а вам какое дело? –

Ёрш кричит дельфинам смело. –

Я шутить ведь не люблю,

Разом всех переколю!» –

«Ох ты, вечная гуляка,

И крикун, и забияка!

Всё бы, дрянь, тебе гулять,

Всё бы драться да кричать.

Дома – нет ведь, не сидится!..

Ну, да что с тобой рядиться, –

Вот тебе царёв указ,

Чтоб ты плыл к нему тотчас».

 

 

Тут проказника дельфины

Подхватили под щетины

И отправились назад.

Ёрш ну рваться и кричать:

«Будьте милостивы, братцы!

Дайте чуточку подраться.

Распроклятый тот Карась

Поносил меня вчерась

При честном при всём собранье

Неподобной разной бранью…»

Долго Ёрш ещё кричал,

Наконец и замолчал;

А проказника дельфины

Всё тащили за щетины,

Ничего не говоря,

И явились пред царя.

 

 

«Что ты долго не являлся?

Где ты, вражий сын, шатался?» –

Кит со гневом закричал.

На колени Ёрш упал,

И, признавшись в преступленье,

Он молился о прощенье.

«Ну, уж бог тебя простит! –

Кит державный говорит. –

Но за то твоё прощенье

Ты исполни повеленье».

«Рад стараться, Чудо-кит!» –

На коленях Ёрш пищит.

«Ты по всем морям гуляешь,

Так уж, верно, перстень знаешь

Царь-девицы?» – «Как не знать!

Можем разом отыскать». –

«Так ступай же поскорее

Да сыщи его живее!»

 

 

Тут, отдав царю поклон,

Ёрш пошёл, согнувшись, вон.

С царской дворней побранился,

За плотвой поволочился

И салакушкам шести

Нос разбил он на пути.

Совершив такое дело

В омут кинулся он смело

И в подводной глубине

Вырыл ящичек на дне –

Пуд по крайней мере во сто.

«О, здесь дело-то не просто!»

И давай из всех морей

Ёрш скликать к себе сельдей.

 

 

Сельди духом собралися,

Сундучок тащить взялися,

Только слышно и всего –

«У-у-у!» да «О-о-о!».

Но сколь сильно ни кричали,

Животы лишь надорвали,

А проклятый сундучок

Не дался и на вершок.

«Настоящие селёдки!

Вам кнута бы вместо водки!» –

Крикнул Ёрш со всех сердцов

И нырнул по осетров.

 

 

Осетры тут приплывают

И без крика подымают

Крепко ввязнувший в песок

С перстнем красный сундучок.

«Ну, ребятушки, смотрите,

Вы к царю теперь плывите,

Я ж пойду теперь ко дну

Да немножко отдохну:

Что-то сон одолевает,

Так глаза вот и смыкает…»

Осетры к царю плывут,

Ёрш-гуляка прямо в пруд

(Из которого дельфины

Утащили за щетины).

Чай, додраться с Карасём, –

Я не ведаю о том.

Но теперь мы с ним простимся

И к Ивану возвратимся.

 

 

Тихо море-окиян.

На песке сидит Иван,

Ждёт кита из синя моря

И мурлыкает от горя;

Повалившись на песок,

Дремлет верный горбунок,

Время к вечеру клонилось;

Вот уж солнышко спустилось;

Тихим пламенем горя,

Развернулася заря.

А кита не тут-то было.

«Чтоб те, вора, задавило!

Вишь, какой морской шайтан! –

Говорит себе Иван. –

Обещался до зарницы

Вынесть перстень Царь-девицы,

А доселе не сыскал,

Окаянный зубоскал!

А уж солнышко-то село,

И…» Тут море закипело:

Появился чудо-кит

И к Ивану говорит:

«За твоё благодеянье

Я исполнил обещанье».

С этим словом сундучок

Брякнул плотно на песок,

Только берег закачался.

«Ну, теперь я расквитался.

Если ж вновь принужусь[67] я,

Позови опять меня;

Твоего благодеянья

Не забыть мне… До свиданья!»

Тут Кит-чудо замолчал

И, всплеснув,[68] на дно упал.

 

 

Горбунок-конёк проснулся,

Встал на лапки, отряхнулся,

На Иванушку взглянул

И четырежды прыгнул.

«Ай да Кит Китович! Славно!

Долг свой выполнил исправно!

Ну, спасибо, Рыба-кит! –

Горбунок-конёк кричит. –

Что ж, хозяин, одевайся,

В путь-дорожку отправляйся;

Три денька ведь уж прошло:

Завтра срочное число,[69]

Чай, старик уж умирает».

Тут Ванюша отвечает:

«Рад бы радостью поднять;

Да ведь силы не занять!

Сундучишко больно плотен,

Чай, чертей в него пять сотен

Кит проклятый насажал.

Я уж трижды подымал:

Тяжесть страшная такая!»

Тут конёк, не отвечая,

Поднял ящичек ногой,

Будто камышек какой,

И взмахнул к себе на шею.

«Ну, Иван, садись скорее!

Помни, завтра минет срок,

А обратный путь далёк».

 

 

Стал четвёртый день зориться,

Наш Иван уже в столице.

Царь с крыльца к нему бежит, –

«Что кольцо моё?» – кричит.

Тут Иван с конька слезает

И преважно отвечает:

«Вот тебе и сундучок!

Да вели-ка скликать полк:

Сундучишко мал хоть на вид,

Да и дьявола задавит».

Царь тотчас стрельцов позвал

И не медля приказал

Сундучок отнесть в светлицу.

Сам пошёл по Царь-девицу.

«Перстень твой, душа, найден, –

Сладкогласно молвил он, –

И теперь, примолвить снова,

Нет препятства никакого

Завтра утром, светик мой,

Обвенчаться мне с тобой.

Но не хочешь ли, дружочек,

Свой увидеть перстенёчек?

Он в дворце моём лежит».

Царь-девица говорит:

«Знаю, знаю! Но, признаться,

Нам нельзя ещё венчаться». –

«Отчего же, светик мой?

Я люблю тебя душой,

Мне, прости ты мою смелость,

Страх жениться захотелось.

Если ж ты… то я умру

Завтра ж с горя поутру.

Сжалься, матушка царица!»

Говорит ему девица:

«Но взгляни-ка, ты ведь сед;

Мне пятнадцать только лет:

Как же можно нам венчаться?

Все цари начнут смеяться,

Дед-то, скажут, внуку взял!»

Царь со гневом закричал:

«Пусть-ка только засмеются –

У меня как раз свернутся:

Все их царства полоню![70]

Весь их род искореню!» –

«Пусть не станут и смеяться,

Всё не можно нам венчаться. –

Не растут зимой цветы:

Я красавица, а ты?..

Чем ты можешь похвалиться?» –

Говорит ему девица.

 

 

«Я хоть стар, да я удал! –

Царь царице отвечал. –

Как немножко приберуся,

Хоть кому так покажуся

Разудалым молодцом.

Ну, да что нам нужды в том?

Лишь бы только нам жениться».

Говорит ему девица:

«А такая в том нужда,

Что не выйду никогда

За дурного, за седого,

За беззубого такого!»

Царь в затылке почесал

И, нахмуряся, сказал:

«Что ж мне делать-то, царица?

Страх как хочется жениться;

Ты же, ровно на беду:

Не пойду да не пойду!» –

«Не пойду я за седого, –

Царь-девица молвит снова. –

Стань, как прежде, молодец, –

Я тотчас же под венец». –

«Вспомни, матушка царица,

Ведь нельзя переродиться;

Чудо бог один творит».

Царь-девица говорит:

«Коль себя не пожалеешь,

Ты опять помолодеешь.

Слушай: завтра на заре

На широком на дворе

Должен челядь ты заставить

Три котла больших поставить

И костры под них сложить.

Первый надобно налить

До краёв водой студёной,

А второй – водой варёной,

А последний – молоком,

Вскипятя его ключом.

Вот, коль хочешь ты жениться

И красавцем учиниться –

Ты, без платья, налегке,

Искупайся в молоке;

Тут побудь в воде варёной,

А потом ещё в студёной.

И скажу тебе, отец,

Будешь знатный молодец!»

 

 

Царь не вымолвил ни слова,

Кликнул тотчас стремяннова.

«Что, опять на окиян? –

Говорит царю Иван. –

Нет, уж дудки, ваша милость!

Уж и то во мне всё сбилось.

Не поеду ни за что!» –

«Нет, Иванушка, не то,

Завтра я хочу заставить

На дворе котлы поставить

И костры под них сложить.

Первый думаю налить

До краёв водой студёной,

А второй – водой варёной,

А последний – молоком,

Вскипятя его ключом.

Ты же должен постараться,

Пробы ради, искупаться

В этих трёх больших котлах,

В молоке и двух водах». –

«Вишь, откуда подъезжает! –

Речь Иван тут начинает. –

Шпарят только поросят,

Да индюшек, да цыплят;

Я ведь, глянь, не поросёнок,

Не индюшка, не цыплёнок,

Вот в холодной, так оно

Искупаться бы можно,

А подваривать как станешь,

Так меня и не заманишь.

Полно, царь, хитрить-мудрить

Да Ивана проводить!»

Царь, затрясши бородою:

«Что? Рядиться мне с тобою? –

Закричал он. – Но смотри!

Если ты в рассвет зари

Не исполнишь повеленье, –

Я отдам тебя в мученье,

Прикажу тебя пытать,

По кусочкам разрывать.

Вон отсюда, болесть злая!»

Тут Иванушка, рыдая,

Поплёлся на сеновал,

Где конёк его лежал.

 

 

«Что, Иванушка, невесел?

Что головушку повесил? –

Говорит ему конёк. –

Чай, наш старый женишок

Снова выкинул затею?»

Пал Иван к коньку на шею,

Обнимал и целовал.

«Ох, беда, конёк! – сказал. –

Царь вконец меня сбывает;

Сам подумай, заставляет

Искупаться мне в котлах,

В молоке и двух водах:

Как в одной воде студёной,

А в другой воде варёной,

Молоко, слышь, кипяток».

Говорит ему конёк:

«Вот уж служба, так уж служба!

Тут нужна моя вся дружба.

Как же к слову не сказать:

Лучше б нам пера не брать;

От него-то, от злодея,

Столько бед тебе на шею…

Ну, не плачь же, бог с тобой!

Сладим как-нибудь с бедой.

И скорее сам я сгину,[71]

Чем тебя, Иван, покину.

Слушай, завтра на заре

В те поры, как на дворе

Ты разденешься, как должно,

Ты скажи царю: «Не можно ль,

Ваша милость, приказать

Горбунка ко мне послать,

Чтоб впоследни с ним проститься».

Царь на это согласится.

Вот как я хвостом махну,

В те котлы мордой макну,

На тебя два раза прысну,

Громким посвистом присвистну,

Ты, смотри же, не зевай:

В молоко сперва ныряй,

Тут в котёл с водой варёной,

А оттудова в студёной.

А теперича молись

Да спокойно спать ложись».

 

 

На другой день, утром рано,

Разбудил конёк Ивана:

«Эй, хозяин, полно спать!

Время службу исполнять».

Тут Ванюша почесался,

Потянулся и поднялся,

Помолился на забор

И пошёл к царю во двор.

 

 

Там котлы уже кипели;

Подле них рядком сидели

Кучера и повара

И служители двора;

Дров усердно прибавляли,

Об Иване толковали

Втихомолку меж собой

И смеялися порой.

Вот и двери растворились,

Царь с царицей появились

И готовимся с крыльца

Посмотреть на удальца.

«Ну, Ванюша, раздевайся

И в котлах, брат, покупайся!» –

Царь Ивану закричал.

Тут Иван одежду снял,

Ничего не отвечая.

А царица молодая,

Чтоб не видеть наготу,

Завернулася в фату.[72]

Вот Иван к котлам поднялся,

Глянул в них – и зачесался.

«Что же ты, Ванюша, стал? –

Царь опять ему вскричал. –

Исполняй-ка, брат, что должно!»

Говорит Иван: «Не можно ль,

Ваша милость, приказать

Горбунка ко мне послать?

Я впоследни б с ним простился».

Царь, подумав, согласился

И изволил приказать

Горбунка к нему послать.

Тут слуга конька приводит

И к сторонке сам отходит.

 

 

Вот конёк хвостом махнул,

В те котлы мордой макнул,

На Ивана дважды прыснул,

Громким посвистом присвистнул,

На конька Иван взглянул

И в котёл тотчас нырнул,

Тут в другой, там в третий тоже,

И такой он стал пригожий,

Что ни в сказке не сказать,

Ни пером не написать!

Вот он в платье нарядился,

Царь-девице поклонился,

Осмотрелся, подбодрясь,

С важным видом, будто князь.

 

 

«Эко диво! – все кричали. –

Мы и слыхом не слыхали,

Чтобы льзя[73] похорошеть!»

 

 

Царь велел себя раздеть,

Два раза перекрестился, –

Бух в котёл – и там сварился!

Царь-девица тут встаёт,

Знак к молчанью подаёт,

Покрывало поднимает

И к прислужникам вещает:

«Царь велел вам долго жить!

Я хочу царицей быть.

Люба ль я вам? Отвечайте!

Если люба, то признайте

Володетелем всего –

И супруга моего!»

Тут царица замолчала,

На Ивана показала.

 

 

«Люба, люба! – все кричат. –

За тебя хоть в самый ад!

Твоего ради талана[74]

Признаём царя Ивана!»

 

 

Царь царицу тут берёт,

В церковь божию ведёт,

И с невестой молодою

Он обходит вкруг налою.

 

 

Пушки с крепости палят;

В трубы кованы трубят;

Все подвалы отворяют

Бочки с фряжским[75] выставляют,

И, напившися, народ

Что есть мочушки дерёт:

«Здравствуй, царь наш со царицей!

С распрекрасной Царь-девицей!»

 

 

Во дворце же пир горой:

Вина льются там рекой;

За дубовыми столами

Пьют бояре со князьями,

Сердцу любо! Я там был,

Мёд, вино и пиво пил;

По усам хоть и бежало,

В рот ни капли не попало.

 

 



[1] Соглядать — подсмотреть.

 

[2] Пенять — укорять, упрекать.

 

[3] Лубки — здесь: ярко раскрашенные картинки.

 

[4] Малахай — здесь: длинная, широкая одежда без пояса.

 

[5] Очью — очами, глазами.

 

[6] Пластью — пластом.

 

[7] Балаган — здесь: шалаш, сарай.

 

[8] Ровно — будто, словно.

 

[9] Жомы — тиски, пресс.

 

[10] Седмица — неделя.

 

[11] Буерак — небольшой овраг.

 

[12] Не клепли — не обвиняй напрасно, не клевещи.

 

[13] Настигу — настигну, догоню.

 

[14] Загребь — горсть.

 

[15] Переться — спорить, отпираться.

 

[16] Живот — здесь: имущество, добро.

 

[17] Неможет — болеет; немочь — болеть.

 

[18] Естное — съестное.

 

[19] Курево — здесь: огонь, костер.

 

[20] Кто-петь — здесь: кто же.

 

[21] Станичники — здесь: разбойники.

 

[22] Городничий — начальник города в старину — мэр по нонешнему.

 

[23] Гость — старинное название купца, торговца.

 

[24] Давёж — давка.

 

[25] Стрельцы — старинное войско.

 

[26] Красно платье — нарядное, красивое платье.

 

[27] В приказ даю — отдаю под надзор.

 

[28] Постучали ендовой — выпили. Ендова — сосуд для вина.

 

[29] Суседка — домовой (сибирское название).

 

[30] Учинился — сделался.

 

[31] Спальник — царский слуга.

 

[32] Школить — учить.

 

[33] Сыта — вода, подслащенная медом.

 

[34] Притча — здесь: непонятное дело, странный случай.

 

[35] Пулю слить — налгать, пустить ложный слух.

 

[36] Басурманин — иноземец, человек иной веры.

 

[37] Чернокнижник — колдун.

 

[38] Сусек — отгороженное место для хранения овса или другого зерна.

 

[39] Ражий — здоровый, видный, сильный.

 

[40] Прозумент (позумент) — золотая или серебряная тесьма, которую нашивали

на одежду для украшения.

 

[41] Глазей — человек, подсматривающий за кем-нибудь.

 

[42] Зориться, зазориться — светать, рассветать.

 

[43] Таловый — ивовый.

 

[44] Вдругоредь — в другой раз, снова.

 

[45] Челядь — слуги.

 

[46] Ажно — разве.

 

[47] Острог — тюрьма.

 

[48] Шабалки — шабаш, конец.

 

[49] Вина — здесь: причина.

 

[50] Рядиться — торговаться, препираться, договариваться.

 

[51] Дрягнул плясовую — пустился в пляс, заплясал.

 

[52] Переимать — переловить.

 

[53] Почивальня, опочивальня — спальня.

 

[54] Весь двор — все приближённые царя, придворные.

 

[55] Решёточный — пожарный (старинное название)

 

[56] Стремянной — слуга, ухаживающий за верховой лошадью господина.

 

[57] Еруслан — один из героев русских народных сказок, могучий богатырь.

 

[58] Немские страны — иноземные страны.

 

[59] Сиречь — то есть, именно.

 

[60] Ширинка — широкое, во всю ширину ткани, полотенце.

 

[61] Узрел — увидел; узреть — увидеть.

 

[62] Балясы — пустые разговоры, болтовня.

 

[63] Лик — лицо.

 

[64] Опала — немилость царя, наказание.

 

[65] Мешкотно — медленно.

 

[66] Прошал — просил.

 

[67] Принужусь — понадоблюсь.

 

[68] Плес — рыбий хвост.

 

[69] Срочное число — срок.

 

[70] Полонить — взять в плен.

 

[71] Сгинуть — погибнуть.

 

[72] Фата — женское покрывало из легкой ткани.

 

[73] Льзя — можно.

 

[74] Талан — счастье, удача.

 

[75] Бочки с фряжским — бочки с заморским вином.

 

<<<Страница 3
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика