Осел и лошадь
Басня
У одного
человека были осел и лошадь. Шли они по дороге; осел сказал лошади: «Мне
тяжело, не дотащу я всего; возьми с меня хоть немного». Лошадь не послушалась.
Осел упал от натуги и умер. Хозяин как наложил все с осла на лошадь, да еще и
шкуру ослиную, лошадь и взвыла: «Ох, горе мне бедной, горюшко мне несчастной!
Не хотела я немножко ему пособить, теперь вот все тащу, да еще и шкуру».
Правда всего дороже
Мальчик
играл и разбил нечаянно дорогую чашку. Никто не видел.
Отец
пришел и спросил:
– Кто
разбил?
Мальчик
затрясся от страха и сказал:
– Я.
Отец
сказал:
– Спасибо,
что правду сказал.
Отец и сыновья
Басня
Отец
приказал сыновьям, чтобы жили в согласии; они не слушались. Вот он велел
принести веник и говорит:
– Сломайте!
Сколько
они ни бились, не могли сломать. Тогда отец развязал веник и велел ломать по
одному пруту.
Они
легко переломили прутья по‑одиночке.
Отец и
говорит:
– Так‑то
и вы: если в согласии жить будете, никто вас не одолеет; а если будете
ссориться да все врозь – вас всякий легко погубит.
Веника
не сломишь, а по прутику весь переломаешь.
Прыжок
Быль
Один
корабль обошел вокруг света и возвращался домой. Была тихая погода, весь народ
был на палубе. Посреди народа вертелась большая обезьяна и забавляла всех.
Обезьяна эта корчилась, прыгала, делала смешные рожи, передразнивала людей, и
видно было – она знала, что ею забавляются, и оттого еще больше расходилась.
Она
подпрыгнула к 12‑летнему мальчику, сыну капитана корабля, сорвала с его головы
шляпу, надела и живо взобралась на мачту. Все засмеялись, а мальчик остался без
шляпы и сам не знал, смеяться ли ему, или плакать.
Обезьяна
села на первой перекладине мачты, сняла шляпу и стала зубами и лапами рвать ее.
Она как будто дразнила мальчика, показывала на него и делала ему рожи. Мальчик
погрозил ей и крикнул на нее, но она еще злее рвала шляпу. Матросы громче стали
смеяться, а мальчик покраснел, скинул куртку и бросился за обезьяной на мачту.
В одну минуту он взобрался по веревке на первую перекладину; но обезьяна еще
ловчее и быстрее его, в ту самую минуту, как он думал схватить шляпу,
взобралась еще выше.
– Так
не уйдешь же ты от меня! – закричал мальчик и полез вышел. Обезьяна опять
подманила его, полезла еще выше, но мальчика уже разобрал задор, и он не
отставал. Так обезьяна и мальчик в одну минуту добрались до самого верха. На
самом верху обезьяна вытянулась во всю длину и, зацепившись задней рукой{У
обезьян 4 руки.} за веревку, повесила шляпу на край последней перекладины, а
сама взобралась на макушку мачты и оттуда корчилась, показывала зубы и
радовалась. От мачты до конца перекладины, где висела шляпа, было аршина два,
так что достать ее нельзя было иначе, как выпустить из рук веревку и мачту.
Но
мальчик очень раззадорился. Он бросил мачту и ступил на перекладину. На палубе
все смотрели и смеялись тому, что выделывали обезьяна и капитанский сын; но как
увидали, что он пустил веревку и ступил на перекладину, покачивая руками, все
замерли от страха.
Стоило
ему только оступиться – и он бы вдребезги разбился о палубу. Да если б даже он
и не оступился, а дошел до края перекладины и взял шляпу, то трудно было ему
повернуться и дойти назад до мачты. Все молча смотрели на него и ждали, что
будет.
Вдруг в
народе кто‑то ахнул от страха. Мальчик от этого крика опомнился, глянул вниз и
зашатался.
В это
время капитан корабля, отец мальчика, вышел из каюты. Он нес ружье, чтобы
стрелять чаек{Морские птицы. (Примеч. Л. Н. Толстого.) }. Он
увидал сына на мачте, и тотчас же прицелился в сына и закричал: «В воду! прыгай
сейчас в воду! застрелю!» Мальчик шатался, но не понимал. «Прыгай или
застрелю!.. Раз, два…» И как только отец крикнул: «три» – мальчик размахнулся
головой вниз и прыгнул.
Точно
пушечное ядро, шлепнуло тело мальчика в море, и не успели волны закрыть его,
как уже 20 молодцов матросов спрыгнули с корабля в море. Секунд через 40 – они
долги показались всем – вынырнуло тело мальчика. Его схватили и вытащили на
корабль. Через несколько минут у него изо рта и из носа полилась вода, и он
стал дышать.
Когда
капитан увидел это, он вдруг закричал, как будто его что‑то душило, и убежал к
себе в каюту, чтоб никто не видал, как он плачет.
|