Мобильная версия
   

Иоганн Вольфганг фон Гёте «Фауст»


Иоганн Вольфганг фон Гёте Фауст
УвеличитьУвеличить

Акт второй[144]

Тесная готическая комната с высокими сводами, когда-то Фаустова, в том виде, в каком он ее оставил

Из-за занавески выходит Мефистофель. Когда он ее отдергивает, оглядываясь назад, в глубине становится виден Фауст, лежащий без движения на старой прадедовской кровати.

Мефистофель

Лежи, несчастный, в забытьи.

Кого ошеломит Елена,

Отдаст ей помыслы свои

И уж не вырвется из плена.

Хожу по комнате и в ней

Встречаю прежнюю картину.

Раскраска окон лишь темней,

Да больше стало паутины.

Все тут – до высохших чернил,

Бумаги и пера огрызка,

Которым Фауст закрепил

Диаволу свою расписку.

В пере остался крови след

Как бы напоминаньем старым.

Реликвий редких кабинет

Гордился б этим экземпляром.

И шуба на крюке цела, –

Я в ней над новичком смеялся, –

Он, верно, до сего числа

В услышанном не разобрался.

Сниму одежду на меху.

Ведь только в одеянье этом

Вы можете с авторитетом

Молоть любую чепуху.

Но что ученому дано,

То черту не разрешено.

 

 

Снимает и встряхивает меховой плащ, из которого вылетают моль, кузнечики и прочие насекомые.

Хор насекомых

С приездом, с приездом,

Старинный патрон:

Твоим появленьем

Наш рой привлечен.

Ты сеял нас редко

Числом небольшим,

И тысячью тысяч

Теперь мы кишим.

Таинственно скрытен

Лукавец и плут,

А вши прямодушно

Наружу ползут.

 

 

Мефистофель

Рад видеть этот молодой приплод.

Вы только сейте, урожай придет.

Еще раз плащ встряхну. Поодиночке

Взлетает моль из ветхой оболочки,

Жучки, букашки, живо по углам!

Скорей запрячьтесь глубже в старый хлам!

В забытые глухие закоулки,

На дно пустой рассохшейся шкатулки,

Между горшечных пыльных черепков,

В пергаменты, в глазницы черепов.

Под этой гнилью и негодным ломом

Естественно водиться насекомым.

 

(Надевает плащ.)

Накину вновь я этот балахон,

Как будто важным званьем облечен,

Но мало называться принципалом,

Иметь студентов надо под началом.

 

 

Звонит в звонок, издающий гулкий пронзительный звук, от которого содрогаются стены и сами собой отворяются двери.

Фамулус[145](шатающейся походкой входит по длинному и темному коридору)

Гул приводит в содроганье

Лестницу и стены зданья.

Молньи блещут в окнах дома,

И трясется пол от грома.

Под влияньем отголоска

Сверху сыплется известка

Двери сами силой крена

Отворяются мгновенно.

В Фауста былом наряде

Великан какой-то сзади

Подзывает, улыбаясь,

Но от страха я шатаюсь.

Как мне быть? Бежать? Остаться?

Что грозит мне? Как дознаться?

 

 

Мефистофель (кивая ему)

Войдите. Ваше имя – Никодим?

 

 

Фамулус

Действительно. Молитву сотворим.

 

 

Мефистофель

Ну, это мы оставим.

 

 

Фамулус

Как мне лестно,

Что имя вам мое небезызвестно.

 

 

Мефистофель

Так, несмотря на возраст пожилой,

Еще вы студиозус, милый мой?

Иной к штудированью пристрастится

И уж не знает этому границы.

Большое множество простых умов

Живет постройкой карточных домов,

Хотя при жизни даже самый стойкий

Доводит редко до конца постройку.

Но доктор Вагнер – разговор иной.

Учитель ваш, прославленный страной,

Единственный ученый по призванью,

Который ежедневно множит знанья.

Живая любознательность к нему

Притягивает слушателей тьму.

С вершины кафедры он объявляет

Всему, что было раньше, пересмотр,

И сам ключами, как апостол Петр,

Земли и неба тайны отмыкает.

Все признают его ученый вес,

Он затмевает остальных по праву.

В лучах его известности исчез

Последний отблеск Фаустовой славы.

 

 

Фамулус

Простите, сударь. Так судить нельзя.

Я ваше заблуждение рассею.

Как ни почетна доктора стезя,

Он выдается скромностью своею.

Он свыкнуться не сможет никогда

С исчезновеньем славного предтечи,

Ждет возвращенья Фауста года

И только жив мечтой об этой встрече.

Вы видите, в теченье многих лет

Осталось все, как до его пропажи,

Доныне доктор Вагнер был на страже,

Чтобы всегда был заперт кабинет.

Но силой звезд свершен переворот.

Я слышал гром и видел молний вспышки,

Замки слетели, лопнули задвижки,

И мы смогли попасть под этот свод.

 

 

Мефистофель

Где доктор сам? Нельзя ли мне к нему?

А может быть, я сам его приму.

 

 

Фамулус

Он затворился в строгости такой,

Что я боюсь смущать его покой.

В теченье месяцев, вообразите,

Прикован он к великому открытые.

Кто в чистоте держал свой гардероб,

Стал грязен и чумаз, как углекоп.

Сам до бровей покрылся сажей черной

И воспалил глаза вздуваньем горна.

Так день и ночь, закрывшись на засов,

Он счастья ждет под музыку щипцов.

 

 

Мефистофель

Неужто он и от меня в затворе?

Я ход его открытия ускорю.

 

 

Фамулус уходит. Мефистофель усаживается с важностью.

Едва успел до кресла доплестись,

Знакомый гость откуда ни возьмись!

Он – человек формации новейшей

И, следовательно, нахал глупейший.

 

 

Бакалавр[146](стремительно входя через коридор)

Что я вижу? Сняты скрепы

С двери каменного склепа?

Стало быть, конец гнездовью,

Портившему столько крови

Молодому поколенью

Духом падали и тленья?

Стены этой древней кладки

В разрушенье и упадке.

Лучше не соваться близко,

Чтоб не подвергаться риску.

Можно жертвой стать обвала, –

Этого недоставало.

Узнаю тебя, твердыня!

Мальчиком я, рот разиня,

Слушал в этих же палатах

Одного из бородатых[147]

И за чистую монету

Принимал его советы.

Все они мой ум невинный

Забивали мертвечиной,

Жизнь мою и век свой тратя

На ненужные занятья.

Вот один из них в приемной

Скрылся в нише полутемной.

Ба! Никак он в том же платье?

В этом меховом халате,

Видя, как еще я мал,

Он мне пыль в глаза пускал.

Как глубок его подлог,

Я тогда понять не мог.

В нынешнее время – дудки!

Не пройдут такие шутки.

Милейший! Если Леты муть в разлитье

Вам памяти песком не затянула,

Я ваш студент тех лет, успевший выйти

Из-под академической ферулы.

Я в вас не замечаю перемены,

А я переменился совершенно.

 

 

Мефистофель

Рад, что пришли вы без заминки.

Я оценил вас в тот приход.

Мы бабочку уже в личинке

Угадываем наперед.

Вы радовались так по-детски

Своим кудрям и кружевам.

Но стрижка без косы, по-шведски,

Идет гораздо больше вам.

Лишь философский абсолют

Не заносите в свой уют.

 

 

Бакалавр

Почтеннейший! Хоть мы на месте старом,

Зато у нас иные времена.

Двусмысленности не пройдут вам даром,

Мне сущность их теперь насквозь ясна.

Над мальчиком вы потешались вволю!

Вы б этих штук теперь не откололи.

Такой прием теперь недопустим.

 

 

Мефистофель

Как неприятна правда молодым,

Когда ее в лицо мы говорим.

Когда-то нами вбитые начала

Жизнь после подтверждает, что ни шаг,

Им кажется, что тут развитья знак:

«Мы возмужали, мы народ бывалый,

А наш учитель жалкий был дурак».

 

 

Бакалавр

Скорей хитер, чем глуп. Где педагог,

Который бы сказать всю правду мог?

Тот лишнее приврет, а тот убавит

И детскую доверчивость обставит.

 

 

Мефистофель

Как и всему, ученью есть свой срок.

Вы перешли через его порог.

У вас есть опыт, так что вам пора,

По-моему, самим в профессора.

 

 

Бакалавр

Все опыт, опыт! Опыт это вздор.[148]

Значенья духа опыт не покроет.

Все что узнать успели до сих пор,

Искать не стоило и знать не стоит.

 

 

Мефистофель

Я это с незапамятных времен

Подозревал, и сам себе смешон.

 

 

Бакалавр

Признать ошибку никогда не поздно.

Вы – первый старец, мыслящий серьезно.

 

 

Мефистофель

Неутомимо клада я искал

И находил лишь уголь да отвал.

 

 

Бакалавр

Теперь ваш лысый череп, на поверку,

Не лучше тех пустых под этажеркой.

 

 

Мефистофель

Знай только вы, какой вы грубиян!

 

 

Бакалавр

Ведь по-немецки вежлив лишь обман.

 

 

Мефистофель (постепенно подкативший свое передвижное кресло на авансцену, к публике)

Предо мной тут затворяют двери.

Прошу мне дать убежище в партере.

 

 

Бакалавр

Большая дерзость – притязать на то,

Чтоб что-то значить, превратясь в ничто.

Ключ жизни – кровь, она родник здоровья

А что свежее юношеской крови?

Кровь юноши – в цвету, она горит

И жизнь из жизни заново творит.

Кипит работа, дело создается,

И слабость перед силою сдается.

Пока полмира мы завоевали,

Что делали вы? Планы сочиняли,

Проекты, кучи замыслов и смет!

Нет, старость – это лихорадка, бред

С припадками жестокого озноба.

Чуть человеку стукнет тридцать лет,

Он, как мертвец, уже созрел для гроба,[149]

Тогда и надо всех вас убивать.

 

 

Мефистофель

Тут черту больше нечего сказать.

 

 

Бакалавр

Я захочу, и черт пойдет насмарку.

 

 

Мефистофель (в сторону)

Тебе подставит ножку он, не каркай.

 

 

Бакалавр

Вот назначенье жизни молодой:

Мир не был до меня и создан мной.

Я вывел солнце из морского лона,

Пустил луну кружить по небосклону,

День разгорелся на моем пути,

Земля пошла вся в зелени цвести,

И в первую же ночь все звезды сразу

Зажглись вверху по моему приказу.

Кто, как не я, в приливе свежих сил

Вас от филистерства освободил?

Куда хочу, протаптываю след,

В пути мой светоч – внутренний мой свет.

Им все озарено передо мною,

А то, что позади, объято тьмою.

 

(Уходит.)

Мефистофель

Ступай, чудак, про гений свой трубя!

Что б сталось с важностью твоей бахвальской,

Когда б ты знал: нет мысли мало-мальской,

Которой бы не знали до тебя!

Разлившиеся реки входят в русло.

Тебе перебеситься суждено.

В конце концов, как ни бродило б сусло,

В итоге получается вино.

 

(Молодежи в партере, которая не аплодирует.)

На ваших лицах холода печать,

Я равнодушье вам прощаю, дети:

Черт старше вас, и чтоб его понять,

Должны пожить вы столько же на свете.

 

 

Лаборатория в средневековом духе

Громоздкие нескладные приборы для фантастических целей.

Вагнер (у горна)

Чу! Колокол звонит! От звона

Приходят стены в содроганье.

Не может неопределенно

Так долго длиться ожиданье.

Вдруг – свет! Следы потемок стерты

Свечением внутри реторты.

В ней уголь живчиком трепещет.

Он, как карбункул, ярко блещет

И мечет молнии нагрева

Во мрак, направо и налево.

Вот света белого игра!

Как удержать его зарницы?

Но, боже, кто-то в дверь стучится.

 

 

Мефистофель (входя)

Привет! Желаю вам добра.

 

 

Вагнер (боязливо)

Привет вам в звездный час счастливый!

 

(Тихо.)

Дух затаите молчаливо:

Приходит к завершенью славный труд.

 

 

Мефистофель (еще тише)

А чем же занимаетесь вы тут?

 

 

Вагнер (шепотом)

Созданьем человека.

 

 

Мефистофель

А скажите,

Какую же влюбленную чету

Запрятали вы в колбы тесноту?

 

 

Вагнер

О боже! Прежнее детей прижитье

Для нас – нелепость, сданная в архив.

Тот нежный пункт, откуда жизнь, бывало,

С волшебной силою проистекала,

Тот изнутри теснившийся порыв,

Та самозарождавшаяся тяга,

Которая с первейшего же шага

Брала и отдавалась и с собой

Роднила близкий мир, потом – чужой,

Все это выводом бесповоротным

Отныне предоставлено животным,

А жребий человека так высок,

Что должен впредь иметь иной исток.

 

(Повернувшись к очагу.)

Вон, светится! – надеяться уместно,

Что если в комбинации известной

Из тысячи веществ составить смесь

 

(Ведь именно в смешенье дело здесь)

И человеческое вещество

С необходимой долей трудолюбья

Прогреть умело в перегонном кубе,

Добьемся мы в келейности всего.

 

(Снова обращаясь к очагу.)

Свершается! И все прозрачней масса!

Я убеждаюсь, что дождался часа,

Когда природы тайную печать

Нам удалось сознательно сломать

Благодаря пытливости привычной,

И то, что жизнь творила органично,

Мы научились кристаллизовать.

 

 

Мефистофель

Кто долго жил, имеет опыт ранний

И нового не ждет на склоне дней.

Я в годы многочисленных скитаний

Встречал кристаллизованных людей.

 

 

Вагнер (не отрывая глаз от колбы)

Вскипает, светится, встает со дна:

Работа долгая завершена.

Нам говорят «безумец» и «фантаст»,

Но, выйдя из зависимости грустной,

С годами мозг мыслителя искусный

Мыслителя искусственно создаст.

 

(В восхищении разглядывая колбу.)

В стекле стал слышен нежной силы звон,

Светлеет муть, сейчас все завершится.

Я видом человечка восхищен,

Который в этой колбе шевелится.

Чего желать? Сбылась мечта наук.

С заветной тайны сорваны покровы.

Внимание! Звенящий этот звук

Стал голосом и переходит в слово.

 

 

Гомункул[150](внутри колбы, обращаясь к Вагнеру)

А, папенька! Я зажил не шутя.

Прижми нежней к груди свое дитя!

Но – бережно, чтоб не разбилась склянка.

Вот неизбежная вещей изнанка:

Природному вселенная тесна,

Искусственному ж замкнутость нужна.

 

(Обращаясь к Мефистофелю.)

А, кум-хитрец! Ты в нужную минуту

Сюда явился к моему дебюту.

Меня с тобой счастливый случай свел:

Пока я есть, я должен делать что-то,

И руки чешутся начать работу.

Ты б дельное занятье мне нашел.

 

 

Вагнер

Одно лишь слово. Дай мне ключ к проблеме.

Теснят меня вопросами все время.

Вот в чем я, например, не разберусь;

Душа и тело слиты нераздельно,

Так отчего же тесный их союз

Не оградил их от вражды смертельной?

 

 

Мефистофель

Нет! Слушай, лучше назови причину,

Зачем не ладит с женщиной мужчина?

Ты этого вовек не объяснишь.

Но вот работа для тебя, малыш.

 

 

Гомункул

Какая?

 

 

Мефистофель (указывая на боковую дверь)

Вот где докажи делами,

Какой талант тебе особый дан.

 

 

Вагнер (все время глядя на колбу)

Нет, право, ты прелестный мальчуган!

 

 

Отворяется боковая дверь, за которою виден лежащий Фауст.

Гомункул (удивленно)

Значительно!

 

 

Колба выскальзывает из рук Вагнера и, летая над Фаустом, освещает его.

Он бредит чудесами.

Рой женщин раздевается в тени

Густых деревьев у лесного пруда.

Красавицы на редкость все они,

Одна же краше всех, и это чудо,

Из героинь или богинь, ногой

Болтает ясность влаги ледяной.

Вода ее прохладой обнимает,

Живое пламя стана остывает.

Однако чьи бушующие крылья

Зеркальность водной глади возмутили?

Бегут в испуге девушки. Одна

Царица плеском не устрашена

И видит с женским удовлетвореньем,

Царь-лебедь нежно льнет к ее коленям,

Он робок, но становится смелей

И все настойчивее жмется к ней.

Как вдруг туман окутывает дымом

Прелестный берег и навес ветвей

Над происшествием непостижимым.

 

 

Мефистофель

Откуда взял ты это, фантазер?

Так мал еще и так уже остер!

Не вижу ничего.

 

 

Гомункул

Ты – северянин,

И ты родился в средние века.

Твой мир попов и рыцарей – туманен,

Его окутывают облака.

Как хочешь ты свободен быть и зорок,

Когда тебе привычный сумрак дорог?

 

(Осматриваясь.)

Ужасно в вашем каменном мешке.

В загоне ум, и чувство в тупике.

Проснется спящий, и в одно мгновенье

С тоски умрет у вас по пробужденье.

Лес, лебеди, красавиц нагота –

Вот сон его и вот его мечта.

Как примирится он с таким жилищем?

Уживчив я, но лучшего поищем.

Умчим его.

 

 

Мефистофель

Хорошее решенье.

 

 

Гомункул

Пошли приказом воина в сраженье,

А девушку в веселый хоровод.

И дело вмиг у них на лад пойдет.

Так и у нас. Я дело приурочу

К классической Вальпургиевой ночи.

Она сегодня. Вот и найден путь

Похитить спящего и окунуть

Его в родной стихии средоточье.

 

 

Мефистофель

Я слышу в первый раз об этом всем.

 

 

Гомункул

Вполне понятно. Что за удивленье?

Вам ведом романтический фантом.

Но чтоб считаться истинною тенью,

Ей надо быть классической притом.

 

 

Мефистофель

Куда же предстоит нам перелет?

Меня к собратьям древним не влечет.

 

 

Гомункул

Северо-запад – край обетованный

Твоих всех порываний, Сатана.

У нас на этот раз иные планы,

Юго-восток – вот наша сторона.

Там по равнине, обтекая скалы,

Течет средь рощ извилистый Пеней,

А выше – горы и следы камней

Старинного и нового Фарсала.

 

 

Мефистофель

Оставь! Ни слова о веках борьбы!

Противны мне тираны и рабы.

Чуть жизнь переиначат по-другому,

Как снова начинают спор знакомый!

И никому не видно, что людей

Морочит тайно демон Асмодей.

Как будто бредят все освобожденьем,

А вечный спор их, говоря точней, –

Порабощенья спор с порабощеньем.

 

 

Гомункул

Оставь людей, их мятежи и вспышки.

Себя стараясь с детства отстоять,

Становятся мужчинами мальчишки.

Придумай, как нам спящего поднять?

Есть средство у тебя, так посоветуй,

А нет его, так предоставь мне это.

 

 

Мефистофель

О Брокене я мог бы дать совет,

Но на язычестве для нас запрет.

Всегда пустым народом были греки,

Будили чувственное в человеке,

Прикрашенный их вымыслами грех

Светлей и ярче северных утех.

Что ж мы предпримем?

 

 

Гомункул

Я прекрасно знаю,

Что если я такому шалопаю

Про фессалийских ведьм шепну словцо, –

Уже соблазн какой-то налицо.

 

 

Мефистофель (плотоядно)

О фессалийских ведьмах? Любопытство

Давно к ним тянет, а не волокитство.

Отдать им жизнь, о нет, но, скажем, ночь

Для пробы, для знакомства я не прочь.

 

 

Гомункул

Тогда скорей пошире плащ раскинь,

Обвей себя и рыцаря мантильей,

И ткань, как прежде, заменив вам крылья,

Вас унесет в заоблачную синь.

Светя в пути, я полечу вперед.

 

 

Вагнер

А я?

 

 

Гомункул

Твой долг тебя удержит дома.

Немало у тебя своих забот.

Читай пергаментов старинных томы,

Коллекцьонируй образцы пород,

Соединяй и систематизируй

Начала главные живого мира,

Происхожденья жизни и души,

И вещества загадку разреши.

А между тем я света часть объеду,

Поставлю точку, может быть, над «i»,

И это будет главная победа

За годы трудолюбия твои

И даст тебе заслуженное право

На отдых, долгий век, богатство, славу.

Ты даже знанья скопишь кое в чем

И добродетель, пополам с грехом.

Прощай!

 

 

Вагнер (печально)

Тебя я с грустью отпускаю

И больше свидеться с тобой не чаю.

 

 

Мефистофель

Так по словам двоюродного братца

Сейчас мы вылетаем на Пеней.

 

(К зрителям.)

В конце концов приходится считаться

С последствиями собственных затей.[151]

 

 

Классическая Вальпургиева ночь[152]

Фарсальские поля. Тьма.

Эрихто[153]

На страшный праздник этой ночи сызнова

Пришла, как прежде, я, Эрихто мрачная,

Не столь, однако, мерзкая, как подлые

Поэты лгут… Они не знают удержу

Ни в порицаньях, ни в хвалах… Белеется

Равнины даль под серыми палатками.

Ужасной ночи бредовое зрелище,

До бесконечности ты повторяешься

И будешь повторяться вновь… Владычества

Тот не уступит никогда сопернику,

Кто крепок властью, силою захваченной,

И кто собой не в состоянье властвовать,

Тот властвовать желает над соседями.

Тут был когда-то дан пример побоищем,

Как сильный налетает на сильнейшего,

Как рвутся лепестки цветущей вольности

И жесткий лавр венчает лоб властителя.

Помпеи Великий вспоминал здесь славные

Года могущества, а Цезарь взвешивал

Надежды на успех в борьбе с соперником.

Хоть знает мир, кто вышел победителем,

Их спор возобновится ночью нынешней.

 

Бивачные костры, пары кровавые

И вкруг огней причудливые зарева.

Фалангой эллинской преданья строятся.

Мелькают на свету, в дыму теряются

Дней баснословных сказочные образы.

Неполный, ясный месяц подымается

И ослабляет синий отблеск пламени,

Сгоняя с поля прочь палаток призраки.

 

Что надо мной за метеор светящийся

И тело рядом с ним шарообразное?

Я чую жизнь. Но подходить не следует

К живому мне, я для живого гибельна.

Нет пользы мне в живом, одно бесславие.

Шар опустился. Уберусь-ка вовремя.

 

(Удаляется.)

Воздухоплаватели в вышине.

Гомункул

Облетим еще раз с края

Место страшного сраженья.

Поле битвы, оживая,

Наполняют привиденья.

 

 

Мефистофель

Я в оконной амбразуре

К рожам севера привык,

Так при виде здешних фурий

Не могу я стать в тупик.

 

 

Гомункул

Вот одна из их орясин

Быстро прочь от нас идет.

 

 

Мефистофель

О бедняжка, так ужасен

Ей, наверно, наш прилет.

 

 

Гомункул

Опусти на эту землю

Рыцаря, и тотчас он,

Шумам этой почвы внемля,

Будет ею воскрешен.

 

 

Фауст (дотронувшись до земли)

О, где она?

 

 

Гомункул

Не знаем сами.

Но расспроси между кострами,

Пока не наступил рассвет.

Кто к Матерям дерзнул забраться,

Тому уж нечего бояться

И трудностей на свете нет.

 

 

Мефистофель

И я участие приму.

Поищем приключений в стане

И разбредемся по поляне

Во все концы по одному.

А ты б нам, малый, к сбору дал

Своею колбою сигнал.

 

 

Гомункул

Вот будет что моим призывом.

Стекло сильно звенит и светится.

В путь! К новым чудесам и дивам.

 

 

Фауст (один)

О, где она? Доведываться рано.

Пусть шла она не этою поляной,

Пускай не эта именно река

Шумела ей волной из тростника,

Пускай! Но этот воздух несказанный

Ей множил звук родного языка!

Здесь Греция, и я в ее краю!

Я эту почву ощутил мгновенно

Сквозь тяжкий сон, мне сковывавший члены,

И, встав с земли, я, как Антей, стою.

Пусть ждут там чудища и исполины,

Пойду на розыски к кострам равнины.

 

(Удаляется.)

У верхнего Пенея

Мефистофель (останавливаясь)

На группы у огней смотреть мне тяжко:

Нет ни рубашки ни на ком, ни лифа.

Все голы, все наружу, нараспашку,

Бесстыдны сфинксы, непристойны грифы.

То спереди, то сзади, без прикрас

Хвосты и крылья тычут напоказ.

По сути, правда, и у нас стыда нет,

Но древность лишней жизненностью ранит.

По моде скрыть бы выпуклость фигур!

Все это откровенно чересчур.

Народишко! Польщу им тем не мене,

Как подобает гостю. Честь отдам

Прекрасным дамам, выкажу почтенье

Премудрым стариканам-гривачам.

 

 

Гриф[154](гнусаво)

Не гривачам, а грифам! Очень странно

Нам удружил, зачислив в стариканы!

Звучанием корней живут слова.

В них слышны грамматические свойства.

«Грусть», «грыжа», «гроб» приводят нас

в расстройство.

Мы не желаем этого родства.

 

 

Мефистофель

К чему вдаваться в дебри лексикона?

Грабеж – прямое существо грифона.

 

 

Гриф (тем же тоном)

Конечно! Кто хватает, тот и хват.

Хватай именья, девушек, короны,

И золото хватай, и ты – богат.

Судьба к хватающему благосклонна.

 

 

Муравьи[155](огромного роста)

Вы – «золото», сказали? Целый клад

Скопили мы и заперли в ущелье,

Но аримаспы это подглядели,

Украли и над нами же трунят.

 

 

Грифы

Мы им покажем, жуликам пропащим!

 

 

Аримаспы[156]

Но не сегодня. Нынче торжество.

А за ночь остальное мы растащим

И в этот раз добьемся своего.

 

 

Мефистофель (усевшись между сфинксами)[157]

По мере сил я к месту привыкаю

И даже ваши мысли понимаю.

 

 

Сфинкс

Мы выдыхаем звуки грез едва,

А вы их превращаете в слова.

Но назовись, чтоб мы тебя узнали.

 

 

Мефистофель

Мне имена различные давали.

Скажите, между прочим, с нами рядом

Нет путешественников англичан?

Они так любят изученье стран,

К полям сражений ездят, к водопадам.

Им подошел бы вид таких полян.

Мне также псевдоним был ими дан.

Они меня назвали в старой пьесе

«The old Iniquity» с обычной спесью.[158]

 

 

Сфинкс

Но почему?

 

 

Мефистофель

Мне это невдомек.

 

 

Сфинкс

Ты сведущ в звездах? Ты б прочесть не мог,

Что в их расположении таится?

 

 

Мефистофель (подняв глаза к небу)

Звезда сменяет на небе звезду,

Свет молодого месяца струится.

Я славный у тебя приют найду,

Согрей меня своею шкурой львицы.

Зачем нам уноситься в звездный Край?

Шараду иль загадку мне задай.

 

 

Сфинкс

Ты можешь сам задать ее успешно.

Ведь, собственно, ты – парадокс сплошной.

Ты это то, в чем с силою одной

Нуждаются и праведный и грешный:[159]

Один, чтоб злу всегда сопротивляться,

Другой, чтоб злу всецело подпадать.

Все для того, чтоб Зевсу повод дать

Премило над обоими смеяться.

 

 

Первый гриф (гнусаво)

Мне мерзок он!

 

 

Второй гриф (еще более в нос)

И мне не по нутру.

 

 

Оба

Мерзавец здесь совсем не ко двору.

 

 

Мефистофель (грубо)

Как ты – когтями, если не сильнее,

Царапаться ногтями я умею.

Попробуй-ка!

 

 

Сфинкс (с женской лаской)

Ты можешь здесь остаться,

Тебя потянет самого домой.

Там край родной, свои и домочадцы,

А здесь, мне кажется, ты сам не свой.

 

 

Мефистофель

Ты привлекаешь верхней половиной!

Но ужасаешь нижнею, звериной!

 

 

Сфинкс

Лап наших испугался? Поделом!

Попался, старый? Так тебе и надо.

У львицы в лапах на себя досадуй,

Что ты без лап, с копытом, да и хром.

 

 

В вышине сирены[160] пробуют голоса.

Мефистофель

Какие птицы с пеньем забрались

В приречный этот тополь у теченья?

 

 

Сфинкс

Не вслушивайся лучше. Берегись.

Храбрейших погубило это пенье.

 

 

Сирены

Ах, не путайтесь с презренным

Этим сфинксовым отродьем.

Обратитесь к нам, сиренам.

Мы красой всех превосходим,

Трели голосом выводим.

 

 

Сфинксы (передразнивая сирен на тот же лад)

Вы заставьте их спуститься.

Что они забились в листья,

Всяких коршунов когтистей?

Лишь заслушайтесь, – в награду

Разорвут вас эти птицы,

Вылетевши из засады.

 

 

Сирены

Прочь раздоры! Рознь долой!

Пусть забьют одной струей

Волны радости земной:

Дружно на воде, на суше

Гостю выкажем радушье

Всею нашею семьей.

 

 

Мефистофель

И струн прекрасны перезвоны,

И голоса не монотонны,

Но тем не менее напев

Единственно лишь слух ласкает,

А в душу мне не проникает,

Нисколько сердца не задев.

 

 

Сфинксы

Какое сердце? Слово слишком громко.

Не сердце, а пустой горластый зев

Да, может быть, старьевщика котомка.

 

 

Фауст (подходя)

Как крупно все! Черты души громадной

Здесь даже и в уродливом наглядны!

Все мне кругом так много говорит

И, кажется, удачу мне сулит.

 

(Посмотрев на сфинксов.)

Пред ними некогда стоял Эдип.

 

(Посмотрев на сирен.)

От этих Одиссей чуть не погиб,

В пеньковых путах корчась.

 

(Посмотрев на муравьев.)

Муравьями

Редчайший в мире клад зарыт был в яме.

 

(Посмотрев на графов.)

Тот клад вот эти грифы стерегли.

В какой величественной панораме

Былое подымается вдали!

 

 

Мефистофель

Ты прежде плюнул бы на этот сброд,

А ныне видишь тут родной свой угол.

Кто поиски возлюбленной ведет,

Тот радуется виду встречных пугал.

 

 

Фауст (сфинксам)

Вы, с женщинами сходные на глаз,

Не видел ли Елены кто из вас?

 

 

Сфинксы

Наш род до дней Елены не восходит.

Убил последних бабок Геркулес.

Спроси Хирона.[161] Он в округе бродит,

Ступай к нему скорей наперерез.

 

 

Сирены

Можем быть и мы полезны.

К нам заехав на привал,

Некогда Улисс любезный

Много нам порассказал.

Из услышанных историй

Мы б не скрыли ничего,

Если бы ты для того

Перебрался к нам на взморье.

 

 

Сфинкс

Гость, не поддавайся лжи

И обманщицам отпетым!

Как Улисс, себя свяжи,

Но не пенью, а советом;

Отыщи Хирона. Он

В эти тайны посвящен.

 

 

Фауст удаляется.

Мефистофель (с недовольством)

Кто это, каркая сурово,

Летит с такою быстротой,

Что никакому птицелову

В ту кучу не попасть стрелой?

 

 

Сфинкс

Стремительнее стрел Алкида,[162]

И зимних бурь, и птичьих стай

Над нами мчатся стимфалиды,[163]

Безвреден их вороний грай.

Их клювы хищно крючковаты,

А лапы словно у гусей.

Они нам родственники, сваты,

И к нам летят станицей всей.

 

 

Мефистофель

А это что за свист злодейский?

 

 

Сфинкс

Пусть эти гады не страшат –

То головы змеи Лернейской,[164]

Хоть много лет тому назад

Мечом отнятые от торса,

По старой памяти шипят.

Во что глазами ты уперся?

Куда кидаешь нежный взгляд?

Там – ламии,[165] там привиденья.

Не пяль глаза в том направленье,

А то ведь сам не будешь рад,

Свернешь, оглядываясь, шею.

А впрочем, я держать не смею,

Ступай к ним, окунись в разврат.

Они развязные особы,

Со льстивым ртом и медным лбом,

И, как Сатаровы зазнобы,

Повсюду лезут напролом.

 

 

Мефистофель

Но я, вернувшись, сфинксов здесь застану?

 

 

Сфинкс

О да, конечно! Отправляйся к ним.

Мы, родом из Египта, невозбранно

Уже тысячелетьями царим

И высимся для вас подобьем вех,

Чтоб направлять луны и солнца бег.[166]

Мы сидим у пирамид,

Как судилище народов,

В годы мира, войн, походов,

Сохраняя тот же вид.

 

 

У нижнего Пенея

Пеней, окруженный ручьями и нимфами.

Пеней

Зашурши, камыш! Мне дорог

Тихий тростниковый шорох.

Тополь, всколыхнись лениво,

Содрогнись листвою, ива,

И тогда я вновь усну.

Отзвук страшного чего-то,

Бури иль переворота,

Разогнал мою дремоту,

Хоть и клонит вновь ко сну.

 

 

Фауст (подойдя к потоку)

С видимостью как бороться?

Как мне слух от вод отвлечь?

В рокоте их раздается

Человеческая речь!

За ветвями – шуры-муры

Волн и ветра-балагура.

 

 

Нимфы (Фаусту)

Всего будет лучше,

Когда постепенно

В тени ты растянешь

Усталые члены.

Такого покоя

Всегда ты лишен,

А мы б тебе пеньем

Навеяли сон.

 

 

Фауст

Ведь я не сплю, я наяву

Тех женщин вижу в отдаленье.

И все ж они как в сновиденье,

И я боюсь, что сон прерву.

Как мне знакомо их явленье!

Я точно видел их в былом!

Со всех сторон через осоку

Стекаются ручьи притока

В один, удобный для купанья,

Глубокий, чистый водоем.

В нем, отражаемая влагой,

Стоит и плавает ватага

Купальщиц, царственных собой.

Они разбрасывают брызги,

И слышны плеск, и смех, и взвизги

Веселой битвы водяной.

Достаточно мила картина.

Зачем же я ее покину?

Но ненасытен взор живой

И рвется дальше, под защиту

Кустарника, в котором скрыта

Царица за густой листвой.

 

Вдруг, о прелесть! Горделиво

Лебеди плывут, залива

Ясности не колыхнув.

Их скольженье – нежно, плавно,

И у каждого державны

Шея, голова и клюв.

Но один, всю эту стаю

Смелостью опережая,

Круто выгибает грудь,

Шумно раздувает перья

И к святилища преддверью

Прямо пролагает путь.

Другие плавают в затоне

Или бросаются в погоню

За девушками всей толпой,

И, госпожу забыв, служанки

В испуге прячутся, беглянки,

Всецело заняты собой.

 

 

Нимфы

Приложите ухо все

Здесь к земле, травой покрытой,

Слышу на речной косе

Отзвук конского копыта.

Знать бы только, кто так скор,

Что летит во весь опор?

 

 

Фауст

Кажется, земля трясется

Под галопом иноходца,

Не верю сам

Своим глазам!

Какая встреча!

Чем я отвечу?

Искусный, пылкий всадник мчит.

С конем он неразрывно слит.

О конь и получеловек,

Все, все сказал мне твой разбег.

Тобою может быть один

Филиры знаменитый сын.[167]

Стой, стой, Хирон, и отзовись!

 

 

Хирон

Ну, что тебе?

 

 

Фауст

Остановись!

 

 

Хирон

Я мчусь без устали.

 

 

Фауст

Постой.

Тогда возьми меня с собой.

 

 

Хирон

Садись. Начни свои расспросы.

Куда тебе? Тебя б я мог

Перенести через поток

С крутого этого откоса.

 

 

Фауст

Мне все равно. Я – твой навек

Должник, великий человек,

Взрастивший целый род героев

Достоинством своих устоев,

Круг аргонавтов, с прочей всей

Семьей больших богатырей.

 

 

Хирон

Не говори о воспитанье.

Была Паллада скверной няней.

Живут, урокам вопреки,

Своим умом ученики.

 

 

Фауст

Тогда приветствую врача,

Который, всякий вред леча,

Все травы изучил на свете

И сам еще во всем расцвете.

 

 

Хирон

Да, в старину, признаюсь сам,

Умел я врачевать раненья,

Но я теперь свое уменье

Оставил бабкам и попам.

 

 

Фауст

Как человек большой, ты скромно

Увиливаешь от похвал,

Как будто сам ты слишком мал,

А подвиги других огромны.

 

 

Хирон

А ты мне льстишь, как все льстецы,

Втираясь в хаты и дворцы.

 

 

Фауст

Но согласись: ты жил со всеми,

Которых выдвинуло время,

И прожил жизнь, как полубог.

Всех испытавши камнем пробным,

Кого б из них назвать ты мог

Достойным самым и способным?

 

 

Хирон

Из аргонавтов был любой

Богатырем на свой покрой.

Чего одним недоставало,

То доблесть прочих возмещала.

Красавцам Диоскурам в дар

Достался юношеский жар.

Решимость с остротою взгляда

Соединяли Бореады.

Умом, советом брал Язон,

Поклонницами окружен.

Когда Орфей играл на лире,

Дышалось всем и пелось шире.

И днем и ночью меж зыбей

Кормилом управлял Линкей.

В опасность дружно все бросались,

И все друг другом восхищались.

 

 

Фауст

Про Геркулеса ты забыл.

 

 

Хирон

Ты боль мою разбередил.

Я не видал богов. Ареса

Не видел, Феба и Гермеса,

Когда моим земным очам

Предстал приравненный к богам.

Он явно сыном был монаршим.

Пленительный и молодой,

Смирялся он пред братом старшим

И лучших женщин был слугой.

Уж не родит такого Гея

И Геба ввысь не унесет.

Ни статуи, ни эпопеи

Нейдут в сравненье с ним в расчет.

 

 

Фауст

Да, он у всех выходит хуже,

Чем у тебя. Не откажи

И после слов о лучшем муже

О лучшей женщине скажи.

 

 

Хирон

Ничтожна женщин красота,

Безжизненная зачастую.

Воистину прекрасна та,

Что и приветлива, чаруя.

Живая грация мила,

Неотразима, не надменна,

Такою именно была,

Когда я вез ее, Елена.

 

 

Фауст

Ты вез ее?

 

 

Хирон

Да, на загривке.

 

 

Фауст

И я на этой же спине!

Ах, сведений твоих обрывки

Всю голову вскружили мне!

 

 

Хирон

Она, вскочив, взялась за гриву,

Как ты. За прядь моих волос.

 

 

Фауст

Я вне себя! О, я счастливый!

Я весь теряюсь в вихре грез!

Я посвятил ей все порывы!

Куда же ты Елену вез?

 

 

Хирон

Отвечу на вопрос сейчас,

В те дни похитили Елену.

Два Диоскура в тот же час

Спасли свою сестру из плена.

Но похитители, озлясь

На дерзость нашего налета,

Пустились за беглянкой вслед.

Мы взяли вбок у поворота,

Решивши уходить от бед

Чрез Элевзинские болота.

И братья перешли их вброд,

Я ж переплыл с живою ношей.

И, наземь спрыгнув на бегу

И ручкой гриву мне ероша,

Она была на берегу

Так хороша, так молода,

И старику на загляденье!

 

 

Фауст

Ей шел десятый год?

 

 

Хирон

Года

Ее – ученых измышленье.

Мифическая героиня –

Лицо без возрастных примет.

Поэт дает без точных линий

Ее расплывчатый портрет.

Еще до совершеннолетья

У ней поклонников орда.

Когда она уже седа,

То и тогда еще в расцвете.

Не оставляя в ней следа,

Всю жизнь, сквозь все метаморфозы,

Грозят ей свадьбы и увозы.

Поэту время не указ.

 

 

Фауст

Она и не пример для нас.

Ведь удалось Ахиллу в Ферах,

Как, верно, ведомо тебе,

С ней жить вне наших рамок серых,

Вне времени, назло судьбе!

Неужто я ее одну,

Божественную, молодую,

Как я ее себе рисую,

Всей страстью к жизни не верну?

Ее. ты видел в старину,

А я лишь поутру сегодня,

И я тоскую безысходной,

Чем ты. Я дня не протяну.

 

 

Хирон

Пришлец! Наверно, твой влюбленный пыл

Среди людей считается законным,

Но духи держатся иных мерил,

И мне ты кажешься умалишенным.

Ты вовремя нас, к счастью, посетил,

Я в эту ночь, долину обегая,

Дочь Эскулапа, Манто, посещаю.

Она отцу в тиши моленья шлет,

Чтоб обуздал врачей он и безвинно

Им больше не давал морить народ

Усердием во славу медицины.

Хочу, чтоб ты немного погостил

У Манто, самой милой из сивилл.

Лечись травой под бабки руководством

И навсегда покончишь с сумасбродством.

 

 

Фауст

Лечиться, чтоб огонь во мне потух?

Чтоб стал я рассудителен и сух?

 

 

Хирон

Не отвергай спасительного зелья.

Слезай скорее наземь. Мы у цели.

 

 

Фауст

Куда через ручьи и мимо скал

Во мраке ночи ты меня примчал?

 

 

Хирон

Олимп налево и Пеней направо.

Здесь Греция и Рим решали спор,[168]

Чьей будет необъятная держава,

Теряющаяся в песках средь гор.

И царь бежал, а победил народ.

Теперь взгляни. Безмолвием волнуя,

Пред нами древний храм стоит вплотную,

Лучам луны распахивая вход.

 

 

Манто (внутри храма, в бреду)

Чу! Не копыта ли коня

Гремят на мраморном пороге?

Не вы ли навестить меня

Пожаловали, полубога?

 

 

Хирон

Да, это мы перед тобой.

Глаза пошире лишь открой!

 

 

Манто (пробуждаясь)

Добро пожаловать. Ты подоспел?

 

 

Хирон

Да, это я. Твой храм, как прежде, цел?

 

 

Манто

Как видишь, цел. А ты, как прежде, рыщешь?

 

 

Хирон

Ты неподвижности для счастья ищешь,

А я для удовольствия кружу.

 

 

Манто

Да, время мчит, я ж в стороне сижу.

А это кто?

 

 

Хирон

Ночное колдовство

Волной прибило к берегу его.

Несчастный помешался на Елене.

Он ищет здесь ее, а как найти,

Для этого не ведает пути.

Больной нуждается в твоем леченье.

 

 

Манто

Кто хочет невозможного, мне мил.

 

 

Тем временем Хирон быстро уносится.

Входи, смельчак! Ты мне приязнь внушил.

Вот спуск в Олимпа недра к Персефоне.

Она там в подземелье стережет

Гостей, как ты, непрощеный приход.

Однажды, совершая беззаконье,

Орфея тайно я сюда ввела.

Кончай ловчей, чем он, свои дела.

 

 

Спускаются в глубину.

У верховьев Пенея как прежде

Сирены

С камня бросимся в Пеней.

Воду плеском рук запеним.

Грусть людей разгоним пеньем,

Чтоб жилось им веселей.

Без воды была б напасть.

К устью поплывем и вскоре

Игрищам в Эгейском море

Шумно отдадимся всласть,

 

 

Землетрясение.

Но река надулась, стала

И обратно побежала,

Разливается, бурля,

Грохот, гул, трещит земля.

Из расселин валит дым.

Страшно нам! Бежим, бежим!

Край небезопасный бросьте,

Следуйте за нами, гости!

К морю, к дали голубой,

Где сверкающий прибой

Набегает, пеной брызжет,

Отбегает, камни лижет

И где блещут две луны –

С неба и из глубины.

Там пловцов свободных взмахи,

Здесь – землетрясенья страхи.

Здравый смысл бежать велит,

Местность ужасом грозит.

 

 

Сейсмос (возясь и ворча под землей)

Ну-ка, плечи понатужу,

Крякну, двину раз-другой,

Высунусь в дыру наружу,

Все подастся предо мной.

 

 

Сфинксы

Как качает! Фу, как гадко!

Ни покоя, ни порядка!

То налево валит с ног,

То кладет на правый бок.

Как ни велика досада,

Будем мы терпеть и ждать.

Если б ад восстал, не надо

Места никогда менять.

Что за выдавшийся свод

Чудом из-под почвы прет?

Это он, седоволосый

Зодчий острова Делоса,[169]

Приподнявший вверх из вод

Островок со дна морского

Женщине, рожать готовой,

Для приюта от невзгод.

Плотен, кряжист, коренаст,

Как Атлант, наддаст, надавит,

Сдвинет почвы целый пласт

И его ребром поставит.

Дно речное, хрящ, песок

Взвалит вдруг на горб заплечный,

Трещиной весь край приречный

Разорвавши поперек.

От натуги став огромней,

Шеей подперев гранит,

Как со дна каменоломни

Он из-под земли глядит.

Дальше вылезть не дадим,

Путь наружу преградим.

 

 

Сейсмос

В конце концов признать пора

Мои труды, толчки и встряски.

Без них могла ль земли кора

Такой прекрасной быть, как в сказке?

Где было б гор великолепье,

Когда б я в недра их не влез

И на своей спине их цепи

Не поднял в синеву небес?

Свидетелями были предки,

Хаос и Ночь, как я их тряс,

Да и титаны-однолетки,

Участники моих проказ.

Нам были нипочем утесы.

В своем задоре, силачи,

Мы горы Пелион и Оссу

Подбрасывали, как мячи.[170]

А в довершение веселья,

Повесы и озорники,

Мы сверху на Парнас надели

Два пика те, как колпаки.

Теперь там рощи Аполлона,

Но я и Зевсу порадел,

Подняв ему Олимп для трона

И для его громов и стрел.

И, вырвавшись рывком тяжелым

Из бездн на шумный праздник ваш,

В подарок бодрым новоселам

Я выворотил этот кряж.

 

 

Сфинксы

Делом древности могли бы

Показаться эти глыбы,

Если б мы не убедились,

Как их слой из почвы вылез.

Вокруг нагроможденья свежих плит

Зеленый лес разросся и шумит.

Но вопреки сильнейшим потрясеньям

Мы, сфинксы, старых мест не переменим.

 

 

Грифы

Посмотрите. В дыры, в щели

Искры золота засели.

Муравьи, не проморгайте;

Этот клад отковыряйте!

 

 

Хор муравьев

Где кручу горную

Расперло сдвигом,

Туда, проворные,

Пуститесь мигом!

Семьею бойкою

Тащи находки,

Пласты с прослойкою

И самородки!

С рассвета самого

До поздней ночи

Руду отламывай,

Горнорабочий!

В скале расколотой

Толпою дружной

Ищите золото!

Земли не нужно!

 

 

Грифы

Марш, марш! И золотистый крап

Ссыпайте здесь, у наших лап.

Ведь нет запоров и ключей

Вернее грифовых когтей.

 

 

Пигмей[171]

Вот и мы тут разместились,

Стали на ноги, стоим,

А откуда мы явились,

Неизвестно нам самим.

Для пристанища довольно

Малой трещины в земле.

Даст скала разлом продольный,

Даст и карлика в скале.

В этом каменном уступе

Он и разведет семью

С карлицей своею вкупе,

И не хуже, чем в раю.

По случайности счастливой

Тут нашелся кров жилой.

И восток и запад живы

Только матерью-землей.

 

 

Дактили (мальчики-с-пальчики)

Но если за ночь эта мать

Плодит пигмеев род мизерный,

То не откажется рожать

Нас, самых маленьких, наверно.

 

 

Предводители пигмеев

С резвою прытью

Место займите.

Натиск мгновенный

Силе замена.

Куйте в дни мира

Войску секиры.

Кузницы зданье

Стройте заране.

 

Род муравьиный,

Вройся в глубины!

Мало-помалу

Плавьте металлы.

Дактили крошки,

Тонкие ножки,

Стаскивай в кучи

Хворост и сучья!

Жгите совместно

Уголь древесный.

 

 

Генералиссимус

Луки и стрелы

Взявши, за дело!

Бейте в заливах

Цапель спесивых

Штурмом нежданным

Всех до одной!

В шлеме с султаном

Над головой.

 

 

Муравьи и дактили

Как быть? Спасенья

Нет никакого.

Мы роем руды,

Из этой груды

Куются звенья

Нам на оковы.

До той минуты,

Как, взяв преграды,

Не сбросим путы,

Мириться надо.

 

 

Ивиковы журавли[172]

Крик убийц и жертв стенанье,

Крыльев шумное ширянье

Катится из тростника

К нам сюда за облака!

Цапли скопом перебиты,

Кровью берега покрыты.

Перья их и хохолки

Украшают шишаки

Изуверов и злодеев,

Толстых и хромых пигмеев.

Отзовитесь, журавли,

За морями и вдали,

Соберите ополченье,

Преисполнясь духом мщенья.

Ни пред чем не постоим!

Смерть исчадьям воровским!

 

(С криком разлетаются.)

Мефистофель (на равнине)

Ведьм севера смирять – одни безделки,

А здесь я, право, не в своей тарелке.

Насколько лучше Блоксбергская высь!

Там ты свой брат, куда ни повернись.

Свой Ильзенштейн там Ильза стережет,[173]

На высоте своей нас Генрих ждет,

И Храпуны шлют Эленду – деревне

Лет тысячу свой отзвук эха древний.

Там прочно все, а тут того гляди

Путь под тобой прогнется впереди.

Шел, кажется, сейчас по ровной глади,

Глядишь – гора образовалась сзади.

Пусть не гора, бугор, но, став стеной,

Преграда он меж сфинксами и мной.

Огни костров горят. Пройдусь вдоль ряда,

Приглянется компания, подсяду.

Еще, заигрывая и дразня,

Шалуньи вертятся вокруг меня.

Ну что ж, пожалуйста. Я по привычке

Не откажусь от свеженькой клубнички.

 

 

Ламии (увлекая Мефистофеля за собой)

Живее, живо!

То приближаясь,

То удаляясь

Толпой болтливой!

Ах, как потешно,

Что в виде кары

Любезник старый

За нами, грешный,

Трусит поспешно!

О волокита!

О сердцеед!

Ногой разбитой

Влача копыто,

Хромает вслед.

 

 

Мефистофель (останавливаясь)

Мужчины-дурни, род упрямый,

Посмешища со дня Адама!

Вы, и состарившись весьма,

Не прибавляете ума.

Проверено на деле всеми,

Что бабы – порченое племя.

Все сделано, все из прикрас,

Стан сужен, растопырен таз.

Доказывать, однако, надо ль,

Что сами пуститесь вы в пляс,

Едва засвищет эта падаль?

 

 

Ламии (останавливаясь)

Он стал, обдумывает, ждет.

Приблизимся, а то уйдет.

 

 

Мефистофель (двинувшись вперед)

Решительней! Без остановок!

Раздумывать в мои лета!

Быть только чертом без чертовок

Не стоило бы ни черта.

 

 

Ламии (приветливо)

К молодцу приблизим лица.

Он к одной из нас, сестрицы,

Нежностью воспламенится.

 

 

Мефистофель

При неполном освещенье

Все вы просто восхищенье.

Говорю не в осужденье.

 

 

Эмпуза[174](врываясь)

Здравствуйте! Я той же масти

И в игре приму участье.

 

 

Ламии

Ты – лишняя, да и урод,

И нам испортишь хоровод.

 

 

Эмпуза (Мефистофелю)

Я тетушка твоя Эмпуза

С ослиною ногой кургузой.

Хотя ты с конскою ногой,

Привет тебе, племянник мой.

 

 

Мефистофель

От всех в чужом краю скрываясь,

На родственников натыкаюсь.

Что Гарц, что Греция, – меня

Везде преследует родня.

 

 

Эмпуза

Я превращаться мастерица,

И я сегодня в честь твою,

Чтоб к родственнику подольститься,

С ослиной головой стою.

 

 

Мефистофель

Хотя фамильное родство

Тут ценят более всего,

Я отрекаюсь самочинно

От тетки с головой ослиной.

 

 

Ламии

Уродину ты эту брось!

Она – страшилище округи.

Все, что есть милого, в испуге

Бежит, рассеиваясь врозь.

 

 

Мефистофель

Однако вы и сами, дивы,

Так подозрительно смазливы!

Что, ежели румянцем щек

Прикрыт какой-нибудь порок?

 

 

Ламии

Смелее! Выбирай! Нас много.

Отважься, подойди, потрогай,

Лови счастливый миг, храбрец!

Не дорожись, к чему волынка?

Ты тоже, знаешь, не картинка,

А держишься грозой сердец.

Приблизься, и под платьем бальным

Без масок, в виде натуральном

Рассмотришь всех нас наконец.

 

 

Мефистофель

К красивейшей подъеду храбро.

 

(Обнимая ее.)

О ужас! Тощая, как швабра!

 

(Хватая другую.)

Быть может, эта? Ай-ай-ай!

 

 

Ламии

Не стоишь лучшей, так и знай.

 

 

Мефистофель

Мне маленькая взгляд бросает,

Но – ящерицей ускользает

Со скользкой, как змея, косой.

Приволокнусь-ка за большой.

Ах, надо было быть воздержней!

Я вместо девушки рукой

Хватаю булаву на стержне.

От этой палки путь прямой

До той упитанной особы.

Таких в гаремах чтут набобы.

Но только тронул пышку, – вмиг

И лопнула, как дождевик.

 

 

Ламии

Взлетим в лазурь! Подымем бурю!

Над ним завьемся стаей фурий!

Зареем, как нетопыри!

Ну, ведьмин сын, доволен нами?

Что ты отделался от ламий

Так дешево, благодари!

 

 

Мефистофель (отряхиваясь)

Одуматься б, а я все прытче,

Умней не стал от этих штук,

Поездишь; смотришь, нет различий,

Что дальний север наш, что юг.

Обман повсюду одинакий,

Засилье призраков-кривляк,

Везде писатели ломаки,

Во всех краях народ дурак.

И тут, как у других, хлопочут

И в масках чувственность щекочут,

Но по спине прошел мороз,

Чуть руку к грациям поднес.

Ведь я не враг самообмана,

Не обрывался б он так рано.

 

(Заблудившись среди камней.)

Где я? Что это? Вот те на!

Шел по тропинке, вдруг – стена.

Откуда это возвышенье?

Вот так камней передвиженье!

Напрасно влез я на гряду.

Где сфинксов я своих найду?

Недурно, за ночь, наугад

Расставить цепь таких громад!

Тут ведьмы сами к месту сбора

Привозят Блоксбергские горы.

 

 

Ореада[175](с высоты естественного утеса)

Сюда, на эту гору влезь.

Она с начала мира здесь.

Чти Пинда крайние отроги.

Они незыблемы с тех дней,

Когда, бежал по той дороге,

Сраженье проиграв, Помпей.[176]

А эти призраки – труха.

Их сгонит пенье петуха,

И кажущийся округ горный

Исчезнет в виде сказки вздорной.

 

 

Мефистофель

Хвала тебе, скалы чело!

Ты густо дубом обросло.

Тебя обходит месяц краем,

Мрак чащ твоих непроницаем.

Но вот другой какой-то свет

Мелькает за луною вслед.

Как кстати! Этой вспышкой малой

Гомункул мне дает сигналы.

Откуда ты взялся, пузырь?

 

 

Гомункул

Я облететь успел всю эту ширь.

Мне в полном смысле хочется родиться,

Разбив свою стеклянную темницу,

Но все, что я заметил до сих пор,

Меня не увлекает на простор.

Двух мудрецов подслушал я беседу,

Шел о природе философский спор.

Я все верчусь по свежему их следу,

Чтоб до конца дослушать разговор.

Наверно, все известно им, всесильным,

Они укажут, может быть, пути,

Как поступить мне в деле щепетильном

И полностью на свет произойти.

 

 

Мефистофель

Нет, лучше верь себе лишь одному.

Где призраки, свой человек философ.

Он покоряет глубиной вопросов,

Он все громит, но после всех разносов

Заводит новых предрассудков тьму.

Кто не сбивался, не придет к уму,

И если ты не крохоборец жалкий,

Возникни сам, сложись своей смекалкой!

 

 

Гомункул

Благой совет порой неоценим.

 

 

Мефистофель

Счастливый путь! Потом поговорим.

 

 

Расходятся.

Анаксагор[177](Фалесу)

Какие доводы представить,

Чтоб взгляд превратный твой исправить?

 

 

Фалес

Послушна ветерку волна,

Но прочь бежит от валуна.

 

 

Анаксагор

След извержений – гор зигзаги.

 

 

Фалес

Вся жизнь проистекла из влаги.

 

 

Гомункул (между обоими)

Простите, вторгнусь в вашу речь;

И я хотел бы проистечь.

 

 

Анаксагор

Фалес, ты б за ночь мог из тины

Такие взгромоздить вершины?

 

 

Фалес

Природы превращенья шире,

Чем смена дня и ночи в мире.

Во всем большом есть постепенность,

А не внезапность и мгновенность.

 

 

Анаксагор

Но здесь внезапный был толчок.

Плутон внутри огонь зажег,

Равнину газами Эол

Взорвал, и холм произошел.

 

 

Фалес

Допустим. Он стоит. Ну что ж?

Какой ты вывод извлечешь?

Мы времени с тобой не ценим,

Занявшись этим словопреньем.

 

 

Анаксагор

Из недр горы явились мирмидоны,

Пигмеи, муравьи, народ смышлены

Трудолюбивый, хоть и мелкота,

И заселили впадины хребта.

 

(Гомункулу.)

Ты не мечтал о власти над толпой,

Жил, оградясь своею скорлупой,

Но, если изберешь судьбу иную,

Тебя царем я здешним короную.

 

 

Гомункул

Фалес, что скажешь?

 

 

Фалес

Пропадешь.

Средь малых действуя, мельчаешь,

А средь больших а сам растешь.

Ты тучу в небе замечаешь?

Пигмеям, испуская клики,

Пророчат гибель журавли.

Так было бы и их владыке,

Когда б тебя им нарекли.

Тревога в карликовом стане!

Всю тяжесть клювов и когтей

Рука слепого воздаянья

Обрушит на коротышей.

Пигмеи сами виноваты,

И если попадут в беду,

То это должная расплата

За мертвых цапель на пруду.

За кровь, окрасившую воды,

Вступились птицы их породы.

Теперь ничто, ни шлем ни щит,

Виновников не защитит.

Народ убийц забился в норы.

А войско, не сдержав напора,

Смешалось, дрогнуло, бежит.

 

 

Анаксагор (после некоторого молчания, торжественно)

Молился я подземным божествам, –

Небесным надо поклоняться нам

Луна, Диана и Геката

Я обращаюсь в высоту

И твой предвечный образ чту

В трех этих именах, тройчатый![178]

За бедный мой народ поратуй,

Врагу попавший под пяту.

Ты, животворная и углубленная,

Ты внешне кроткая, но непреклонная,

Во устрашенье вражьих душ

Свой гаев с небес на них обрушь!

 

(Останавливается.)

Богиня мне вняла до срока.

Я сам не рад:

Мольбой к владычице высокой

Я пошатнул земли уклад.

Все ближе, ближе и огромней

Летящий сверху лунный шар.

От ужаса себя не помню.

Я сам навлек ее удар.

Недаром носится молва,

Что фессалийские колдуньи

Сводили силой колдовства

Луну на землю в полнолунье.

Шар близится и потемнел.

Готово! Стрелы молний, пламя!

Богини голос прогремел!

Ниц! Наземь пред ее стопами!

Я вызвал эту тучу стрел,

Я виноват кругом пред вами.

 

(Падает ниц.)

Фалес

Чего-чего он только не видал!

Признаться, ничего я не заметил.

Безумна ночь, и он безумным стал.

А месяц в высоте, как прежде, светел

И в том же месте блещет, где сиял.

 

 

Гомункул

Взгляни на холм, где скучились пигмеи.

Гора была кругла, теперь острее.

Я треск неописуемый слыхал.

С луны обломок каменный упал

И раздавил укрывшихся в канавах,

Не разбирая правых и неправых.

Но я хвалю тот творческий почин,

Который, сверху действуя и снизу,

В теченье ночи, как бы по капризу,

Настроил столько гор и котловин.

 

 

Фалес

Не думай! Эти горы – призрак мнимый,

Пусть гибнет гномов гадостная тварь,

И радуйся, что ты у них не царь.

На праздник моря поспешить должны мы,

Где от души нам каждый будет рад.

 

 

Уходят.

Мефистофель (взбираясь с другой стороны)

Едва вскарабкался на этот скат,

Хватаясь за кривые корни дуба!

Ах, оттого-то мне на Гарце любо,

Что с серой схож сосновый аромат,

А на дубовой этой лесосеке

Не чувствуется запаха смолы.

Хотел бы знать, чем нагревают греки

В своем аду для грешников котлы?

 

 

Дриада

Ты смыслом доморощенным хорош,

А на чужбине этим не возьмешь.

Чем к нам соваться со своим уставом,

Ты поклонился б здесь святым дубравам.

 

 

Мефистофель

Покинутый вдали родимый край

Всегда в разлуке дорог, словно рай.

Что жмется там за чудище тройное

В пещере, освещаемой луною?

 

 

Дриада

Там форкиады скорчились внутри.

Не трусь, ступай к ним и заговори.

 

 

Мефистофель

Охотно. Я стою и столбенею.

Как я ни горд, а опозорен в лоск.

Не может этого вместить мой мозг,

Что эти дивы мандрагор страшнее!

И смертный грех, видать, не так дурен,

Раз с пугалами этими не сходен.

Мы б выгнали из преисподней вон

Таких неописуемых уродин.

И безобразья крайнего черты

Родятся здесь, в отчизне красоты!

Еще зовут античной эту жуть,

Наверное считая славой мира.

Но чудища зашевелились, чуть

Меня вблизи почуяли, вампиры.

 

 

Форкиада

Подайте мне единственный наш глаз.

Кто, сестры, в храме потревожил нас?

 

 

Мефистофель

Приблизившись сюда, позвольте мне

Благословенья попросить втройне.

Я вам чужой, но, разобрав детальней,

Наверное, я родственник вам дальний.

Уже, как странник по святым местам,

Я поклонился старым всем богам,

И Орс, и Рее. Я в порыве жарком

Трем вашим сестрам поклонился, паркам,

Но равных вам хотя бы чем-нибудь

Я не нашел за весь свой долгий путь.

Я слов ищу приличных для канона

И, не найдя, смолкаю восхищенно.

 

 

Форкиады

Дух этот, кажется, умен и смел.

 

 

Мефистофель

Как странно, что никто вас не воспел,

И удивительно, что средь скитаний

Не находил я ваших изваяний,

А в отношенье формы и лица

Вы не в пример достойнее резца,

Чем бюсты Гер, Паллад, Венер и прочих,

Столь частые у скульпторов и зодчих.

 

 

Форкиады

Уединившись по своей охоте,

Не думали мы о таком почете.

 

 

Мефистофель

Да где и было думать вам в тиши

Такого полного уединенья,

Где вас никто не видит, вне общенья,

В дыре, где не бывает ни души?

Переезжайте в бойкие места,

Где царствует искусства красота

И ежедневно чередой богатой

Возводит на высокий пьедестал

Героев края в виде стройных статуй.

 

 

Форкиады

Не соблазняй! Ты б лучше замолчал.

К чему нам свет, к чему совет твой пылкий?

Нас Ночь произвела, мы три бобылки.

Родясь во тьме, останемся мы тут,

В безвестности забившись в свой закут.

 

 

Мефистофель

Тогда мы ваше дело так поправим:

У вас ведь зуб и глаз один на трех?

Свершим мифологический подлог

И вас троих как бы двумя объявим,

А я бы взять тогда на время мог

В свое распоряженье внешность третьей,

Чтоб представлять вас с выгодою в свете.

 

 

Одна из форкиад

Ну как вы, сестры?

 

 

Другие

Сговоримся с ним,

Однако глаза с зубом не дадим.

 

 

Мефистофель

Венец картины в зубе ведь и глазе!

Как быть тогда при этаком отказе?

 

 

Одна из форкиад

Зажмурь свой глаз один и выставь клык,

И в профиль ты наш вылитый двойник,

Как будто брат наш.

 

 

Мефистофель

Слишком много чести.

Да будет так!

 

 

Форкиады

Да будет так!

 

 

Мефистофель (уподобившись в профиль форкиаде)

Без лести,

Вот я, Хаоса сын новооткрытый!

 

 

Форкиады

Мы дочери его. Ты средь сестер.

 

 

Мефистофель

О, до чего я дожил! Вот позор!

Меня все примут за гермафродита!

 

 

Форкиады

Ах, как мы все похорошели сразу:

Теперь у нас два зуба и два глаза.

 

 

Мефистофель

Мне в этом виде лишь чертей пугать,

А больше носу некуда казать.

 

(Уходит.)

Скалистые бухты Эгейского моря

Луна, остающаяся все время в зените.

Сирены (расположившись кругом на утесах, играют на флейтах и поют)

Как преступницы и лгуньи,

Фессалийские колдуньи

Низводили беззаконно

Трон твой наземь с небосклона.

Но спокойно, примирение

Посмотри на блеск затона

И на белые буруны

Разволнованной лагуны.

Служим мы тебе усердно,

Будь, луна, к нам милосердна.

 

 

Нереиды[179] и тритоны (в виде морских чудовищ)

Вызовем трубой протяжной

На простор равнины влажной

Всех со дна, из глубины!

Из пучины, бурей взрытой,

Мы сюда, в залив укрытый,

Песнями привлечены.

Мы для праздника надели

Перстни, цепи, ожерелья,

Золотые пояса.

Тут утопленниц каменья.

Это – кораблекрушений

Затонувшая краса.

Это, демоны залива,

Ваша страшная пожива.

Моряки, ища причала,

Разбивались здесь о скалы,

Слыша ваши голоса.

 

 

Сирены

Знаем мы, что в синей зыби

Нежится порода рыбья,

Отливая чешуей.

Но на нынешнем веселье

Мы б увериться хотели,

Что не рыбы вы душой.

 

 

Нереиды и тритоны

Прежде чем сюда приплыли,

Это мы сообразили.

Отплывем от этих глыб,

В глубину нырнем проворно

И докажем, что, бесспорно,

Кровью мы теплее рыб.

 

(Удаляются.)

Сирены

Исчезли вмиг.

Попутным зефиром

Уносит их

К высоким кабирам.

О них в Самофракии

Предания всякие.

Ходит молва:

Сами себя производят, не зная,

Кто они сами,

Те божества.

Месяц над нами,

Останься всю ночь!

Утро лучами

Погонит нас прочь.

 

 

Фалес (на берегу Гомункулу)

Я б мог свести тебя с охотой

С Нереем, мы у края грота.

Но он ужасный мизантроп,

Ворчлив, упрям и твердолоб.

Одно уже людское имя

Рождает злобу в нелюдиме.

Но будущность ему ясна,

Вот оправданье ворчуна.

Старик своим сужденьем строгим

Нередко был полезен многим.

 

 

Гомункул

Заглянем все ж. Я не боюсь,

Что сгасну или разобьюсь.

 

 

Нерей[180]

Людской какой-то голос? Что за гость?

О люди! В сердце будите вы злость!

С богами вы желаете сравняться

И над собой не можете подняться.

Какой бы дивный я вкушал покой,

Не будь мне жалко слабости людской!

Напрасно проявлял я жалость эту,

И пропадали зря мои советы.

 

 

Фалес

И все же нас ответом удостой,

Мудрец пучины, старец водяной!

Вот в образе людском огонь пред нами.

Ждет от тебя совета это пламя.

 

 

Нерей

Совета? Кто оценит мой совет?

Для увещаний в мире слуха нет.

Хоть люди платятся своей же шкурой.

Умней не делаются самодуры.

Как я Париса предостерегал,

Чтоб он чужой жены не похищал!

Здесь, на границе греческой земли,

Когда он предо мной стоял надменно,

Я предсказал ему проникновенно

Все, что прозрел я мысленно вдали:

Войну, приплытье греков, дни осады,

Треск балок, дым, горящие громады,

Захват твердыни, преданной огню,

Пожар, убийство, бойню и резню.

День судный Трои, гением поэта

На страх тысячелетиям воспетый.

Но вызывающего смельчака

Не удержало слово старика.

В угоду чувству он попрал закон,

И пал его виною Илион.

По-богатырски пал, во всем величье,

Орлов на Пинде сделавшись добычей.

Улисса остерег я наперед

О том, что он к Циклопу попадет,

И предсказал плененье у Цирцеи,

Но стал ли он от этого умнее?

Что спасся он, – счастливая случайность.

А то б его не миновала крайность.

 

 

Фалес

Конечно, грубость сердит мудреца,

Но есть и благодарные сердца.

Признательности капля перевесит

Тьму оскорблений, как они ни бесят.

Пожалуйста, дай мальчику совет,

Как до конца произойти на свет.

 

 

Нерей

Не омрачайте моего чела.

Я весел нынче. Побоку дела!

Жду дочерей своих на праздник званый,

Дорид прелестных, граций океана.

Ни на Олимпе, ни у вас, нигде

Нет равного их игрищам в воде.

Перелетая и садясь, верхом

Со спин драконьих на коней Нептуна,

Они плывут в безудержности юной,

Ныряют вглубь и носятся кругом.

Они слились с водой так воедино,

Что пена носит их, как паутину.

Вот, показавшись из-за их голов,

И Галатея[181] по верхам валов

В Венериной жемчужной колеснице,

На цельной раковине стоя, мчится.

С тех пор как нет Киприды с нами тут,

Ее в Пафосе как богиню чтут.

Свой выезд, остров, храм и все затеи

Венера завещала Галатее;

Ступайте прочь. В приятный этот час

Не хочется мне гневаться на вас.

Протей пусть разгадает вам загадку.

Как народиться и расти зачатку.

 

(Уходит к морю.)

Фалес

Шаг этот не дал ничего. Найдется

Протей, он тут же тотчас расплывется,

А если даст ответ, его язык

Загадочен и ставит всех в тупик.

Но так как выход все ж необходим,

Попробуем, Протея посетим.

 

 

Удаляются.

Сирены (с вершины скалы)

Что, издали белея,

В волнах плывет к Нерею?

Как паруса, вразвалку,

Русалка за русалкой

Врезаются, нагие,

В родимую стихию.

Сойдемте с косогора,

Прислушаемся к хору.

 

 

Нереиды и тритоны

Священные предметы

У нас в руках воздеты.

Мы на щите Хелоны[182]

Вам привезли, тритоны,

Достойные служенья

Богов изображенья.

 

 

Сирены

Ростом – сморчки,

Силой – быки,

Кабиры – спасенье

Терпящим крущенье.

 

 

Нереиды и тритоны

Они – порука мира

Средь празднества и пира.

В морях под их охраной

Не страшно урагана.

 

 

Сирены

Милее отца

Кабир для пловца

С разбитой галеры

Близ нашей пещеры.

 

 

Нереиды и тритоны

С собой захватили мы трех,

Четвертый остался, не мог.

Он главный, сто к вам не тянет,

Он важными мыслями занят.

 

 

Сирены

Пусть боги, сойдясь меж собой,

Порочат любого любой,

Над ними трунить мы не смеем,

Но чтим их и благоговеем.

 

 

Нереиды и тритоны

Считалось ведь семеро их.

 

 

Сирены

Куда ж подевали троих?

 

 

Нереиды и тритоны

Никто не мог дать справок.

Идет с Олимпа слух,

Что есть восьмой, вдобавок

К семи примкнувший вдруг.

Они нам дали слово

Быть тут, но не готовы.

 

Эти несравненные

В жажде перемены,

Как на волю пленные,

Рвутся из вселенной.

 

 

Сирены

Мы и луну и солнце чтим,

И всех богов на свете молим,

Мы делу тем не повредим,

Когда в усердье пересолим.

 

 

Нереиды и тритоны

Надо праздник с блеском справить.

Он нас может всех прославить.

 

 

Сирены

Герои древности – руна

Искали золотого.

Но много больше вам цена

И вашему улову!

Кабиры выше, чем руно,

Найти их было вам дано.

 

(Припев хором.)

Кабиры выше, чем руно,

Найти их было вам дано.

 

 

Нереиды и тритоны проплывают мимо.

Гомункул

Так вот что, не щадя башки,

Исследует ученый?

Божки похожи на горшки

Из глины обожженной.

 

 

Фалес

Монета – редкость, если медь

Стара и стала зеленеть.

 

 

Протей[183](незамеченный)

Люблю я шалости и козни.

Чем что курьезней, тем серьезней.

 

 

Фалес

Где ты, Протей?

 

 

Протей (голосом чревовещателя, то близко, то издали)

Я там! Я тут!

 

 

Фалес

Все те же шутки, шелапут.

Для друга брось свои повадки.

Я знаю, ты играешь в прятки.

 

 

Протей (как бы издали)

Прощай!

 

 

Фалес (шепотом Гомункулу)

Он рядом, в двух шагах.

Поярче засветился ты бы.

Он любопытнее, чем рыба.

Во что бы этот вертопрах

Ни воплотился, он пред нами

Предстанет, чуть увидит пламя.

 

 

Гомункул

Я добела накал довел бы,

Не лопнула бы только колба.

 

 

Протей (в образе гигантской черепахи)

Что я за странный свет манящий вижу?

 

 

Фалес (закрывая Гомункула)

Я этот свет совсем к тебе приближу,

Но на себя возьми ничтожный труд:

Явись нам в положении стоячем,

Двуногим человеком без причуд,

И мы тебе покажем то, что прячем.

 

 

Протей (в благородном образе)

Ты сохраняешь мудреца уловки.

 

 

Фалес

А ты все тот же оборотень ловкий.

 

(Открывает Гомункула.)

Протей (удивленно)

Лучистый гном! Не видел никогда!

 

 

Фалес

Дай нам совет. Вот в чем его нужда.

Хотел бы он родиться не на шутку.

В рожденье он, как понял я малютку,

Остался, так сказать, на полпути

И лишь наполовину во плоти.

Духовных качеств у него обилье,

Телесными ж его не наградили.

Он ничего б не весил без стекла.

Как сделаться ему, как все тела?

 

 

Протей

Он ранний плод, созревший до посева,

Как преждевременное чадо девы.

 

 

Фалес (вполголоса)

Хотя вопрос пока еще открыт,

Мне кажется, что он – гермафродит.

 

 

Протей

Тем лучше. Он в тот пол и попадет,

К которому он больше подойдет.

Послушай, малый! В море средь движенья

Начни далекий путь свой становленья.

Довольствуйся простым, как тварь морей.

Глотай других, слабейших, и жирей.

Успешно отъедайся, благоденствуй

И постепенно вид свой совершенствуй.

 

 

Гомункул

Какой здесь воздух вольный и живой!

Как пахнет морем и морской травой!

 

 

Протей

Ты, мальчик, прав. Когда ж сойдешь ты вниз,

На узкий, выдавшийся в море мыс,

Где разбиваются седые гребни,

То запах моря там еще целебней.

Но вот и шествие вдали.

Смотри, мы вовремя пришли.

Пойдем туда.

 

 

Фалес

Я к вам пристану.

 

 

Гомункул

Трех духов выход к океану.

 

 

Родосские тельхины[184] с трезубцем Нептуна подплывают на морских конях и драконах.

Хор

Мы этот трезубец сковали Нептуну,

Он им усмиряет валы и буруны.

Когда, Громовержца удары гремят,

Нептун отвечает на грома раскат.

Зубчатые молнии падают в воду,

Косматые волны встают к небосводу,

А все, что меж ними, то обречено

В неравной борьбе погрузиться на дно.

Жезл этот нам передан временно в руки,

Чтоб праздник прошел без заботы и скуки.

 

 

Сирены

Вам, молитвенникам лета,

Солнца и дневного света,

Мы, поклонницы луны,

Кланяемся с вышины.

 

 

Тельхины

Богиня ночная, ты тем благодатней,

Что дышишь без зависти славою братней.

Ты ждешь с нетерпеньем, чтоб остров Родос

Свой гимн, славословящий солнце, принес.

Начав восхожденье из глуби бездонной,

Сияя, глядит Аполлон с небосклона

На море, на остров, на горы, луга,

На улицы города и берега.

А если случайно их мгла затуманит,

Луч лишний – другой, и тумана не станет.

И бог узнает себя в сотне картин,

Он кроток, он юноша, он исполин.

Мы образ его изваяли впервые,

Придав божеству очертанья людские.

 

 

Протей

Пускай гордятся, самохвалы!

Стихии солнечной нимало

Не нужны мертвые дела.

Они кричат, как о победе,

О выделке богов из меди,

Как будто б польза в том была.

Стоят недолго истуканы,

И лава первого вулкана

Растапливает их литье.

Существование на суше

Ведет к ничтожеству, к бездушью

И обрекает на нытье.

Итак, в извечную пучину

Скорее на спине дельфина

Перебирайся на житье.

 

(Превращается в дельфина.)

Сбеги по отмелям песчаным

На обрученье с Океаном,

В котором – счастие твое.

 

 

Фалес

Пленись задачей небывалой,

Начни творенья путь сначала.[185]

С разбегу двигаться легко.

Меняя формы и уклоны,

Пройди созданий ряд законный, –

До человека далеко.

 

 

Гомункул садится на Протея-дельфина.

Протей

Доверься морю, дух без плоти!

Кружась в его водовороте,

Носись по прихоти любой.

Не думай только, диво эко,

Догнать в развитье человека,

А то все кончено с тобой.

 

 

Фалес

Смотря как к делу подойдете:

Порой и человек в почете.

 

 

Протей (Фалесу)

Да, если он на твой покрой,

То долго помнится такой.

Ты у меня ведь на примете

Уже не первое столетье.

 

 

Сирены (на скалах)

Что за облака белеют

Венчиком вокруг луны?

Голуби влюбленно реют,

Страстью к ней привлечены.

Как в святилище пафосском,

Нежно воркованье стай.

Их горячим отголоском

Праздник полон через край.

 

 

Нерей (подходя к Фалесу)

Можно счесть за испаренья

Это лунное кольцо.

Духи, мы иного мненья:

Здесь другое налицо.

Это голуби Венеры

В свите дочери моей

Прорезают атмосферу,

Вихря всякого резвей.

 

 

Фалес

Чту и я, как все, богиню

И считаю, что везде

Надо содержать святыню

В теплом, обжитом гнезде.

 

 

Псиллы и марсы[186](плывя на морских быках, тельцах и баранах)

На Кипре, в глухом углубленье,

Вдали от морского волненья,

Разливов и землетрясений,

В пещере, закрытой чужим,

В блаженном краю безмятежном,

Овеянном вечным, безбрежным,

Чарующим ветром морским,

Мы, в жизни видавшие виды,

Служители дивной Киприды,

Ее колесницу храним.

Когда же ночною порою

При ласковом плеске прибоя

Мы дочь твою, детище влаги,

Украдкой вывозим на мыс

В коралловой той колымаге,

Ничто нам не сбавит отваги,

Ничей не пугает девиз:

Креста ли, или полумесяца,

Орла иль крылатого льва.[187]

Цари пусть враждуют и бесятся.

Природа, как прежде, жива.

И уничтожают ли пажити

И гибнут в боях города,

Вы нам никогда не закажете

Пути с Галатеей сюда.

 

 

Сирены

Выделяясь станом дюжим,

Нереиды во весь рост

Замыкают полукружьем

Шествия морского хвост.

И, вся в мать свою, богиню,

Меж дорид, своих сестер,

Галатея в середине

Выплывает на простор.

Несмотря на свой бесстрастный,

Олимпийский, вечный род,

По-людски она прекрасна

И, как смертная, влечет.

 

 

Дориды (проплывая на дельфинах мимо Нерея, хором)

Мы своих супругов юных

Показать хотим отцу.

Месяц, в переливах лунных

Свет разлей по их лицу!

 

(Нерею.)

Этих молодых матросов,

Выброшенных близ земли,

Мы нашли среди утесов,

Обогрели и спасли.

И теперь от них в награду

Мы получим жар любви,

Ты ж, не отвращая взгляда,

Наш союз благослови.

 

 

Нерей

Двойным добром должно считаться

Добра плодами наслаждаться.

 

 

Дориды

Если ты не осудил

Нас, что мы судьбою вертим,

Одари их всех бессмертьем,

Как и нас ты одарил.

 

 

Нерей

Порадуйтесь прекрасным пленным

И можете их взять в мужья,

Но Зевс лишь делает нетленным,

В чем властен он, не властен я.

Вас волны зыблют, как качели,

И так же зыблема любовь.

Когда пройдет ее похмелье,

Верните на берег их вновь.

 

 

Дориды

Счастливый путь вам, дорогим,

Расстанемся на полдороге.

Мы вечной верности хотим,

Которой не желают боги.

 

 

Юноши

О, если бы нас, моряков,

Всегда, как вы, ласкали,

Мы лучшего бы до веков

Скончанья не желали.

 

 

Галатея приближается на своей раковине, превращенной в колесницу.

Нерей

Ты здесь, моя прелесть?

 

 

Галатея

Отец! О судьбина!

Мне глаз не отвесть. Погодите, дельфины!

 

 

Нерей

Уже их нет, проплыли мимо

Станицею неудержимой,

Ушли, меня не захватив,

Что им сердечный мой порыв?

Но и единственному взгляду

В теченье года сердце радо.

 

 

Фалес

Слава вам! Слава вам дважды!

Я ожил, цвету, торжествую

И большего в мире не жажду.

Я истину понял живую:

Вся жизнь из воды происходит.

Вода все хранит, производит.

Когда б не скоплялся туман,

И туч не рождал океан,

И дождь не струился ручьями,

И реки, наполнившись, сами

Опять не впадали в моря,

Где были бы горы со льдами,

Долины и все мирозданье?

Вода, из себя все творя,

Все зиждет, вся жизнь – в океане!

 

 

Эхо (хор всех рядов)

Источник всего в океане!

 

 

Нерей

Они свернули, но не вспять,

А в сторону, за эти скалы,

На вольную морскую гладь.

Но колесница из коралла,

В которой дочку увезли,

Еще виднеется вдали

Светящеюся точкой малой.

Ее всегда я отличу,

Как звездочку, или свечу,

Или язык огня средь дыма,

Или знакомый взгляд любимый,

Подобный яркому лучу

В чужой толпе неисчислимой.

 

 

Гомункул

В воде еще всесильней

Горит моя светильня

Среди чудес вокруг.

 

 

Протей

В особенности странно,

Что твой колпак стеклянный

Дает чудесный звук.

 

 

Нерей

Но что там за новый таинственный случай

Замедлил движенье ватаги пловучей?

Вкруг раковины и у ног Галатеи

Пылает огонь то сильней, то слабее,

Как будто приливом любви пламенея.

 

 

Фалес

По-видимому, по совету Протея

Гомункул охвачен томленья огнем.

Мне слышатся стоны. Бот вскрик потрясенья,

Несчастный на трон налетает стеклом,

Стекло разбивается, а наполненье,

Светясь, вытекает в волну целиком.

 

 

Сирены

Как пышут и светятся волны прибоя,

Друг друга гоня и сшибаясь гурьбою!

Всем морем чудесный огонь овладел,

И блещут в воде очертания тел.

Хвала тебе, Эрос, огонь первозданный,

Объявший собою всю ширь океана!

Слава чуду, и хваленье

Морю в пламени и пене!

Слава влаге и огню!

Слава редкостному дню!

 

 

Все вместе

Слава воздуху! Хвала

Тайнам суши без числа!

Всем у этой переправы

Четырем стихиям слава![188]

 

 

 


  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
 31 32 33 

Все списки лучших





Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика