Увеличить |
Глава двадцатая
Дневник Джонатана
Харкера
1
октября.
Вечером.
Я застал
Томаса Спелинга у себя в Бетнал Грине, но к несчастью, он был не в состоянии
что-нибудь вспомнить. Перспектива выпить со мною стакан пива так его
соблазнила, что он слишком рано принялся за желанный кутеж. Все-таки я узнал от
его жены, что он был лишь помощником Смолетта, который является ответственным
лицом перед фирмой, так что я решил поехать в Уолворф. Мистера Джозефа Смолетта
я застал дома. Он очень скромный и умный малый, тип хорошего, добросовестного
рабочего, очень толкового при этом. Он твердо помнил весь инцидент с ящиками и,
вынув из какого-то таинственного места в брюках записную книжку со странными
застежками, в которой оказались иероглифические полустертые записи карандашом,
сказал мне, куда были доставлены ящики. Их было шесть, сказал он мне, на том
возу, который он принял в Карфаксе и сдал в дом номер 197 по Чиксэнд-стрит,
Мэйл-энд-Нью-Таун, а кроме того, еще шесть штук, которые он сдал Джамайко Лэн,
Бермондси.
Я дал
Смолетту полсоверена и спросил его, были ли взяты еще ящики из Карфакса.
Он
ответил:
– Вы
были так добры ко мне, что я расскажу вам все, что знаю. Несколько дней тому
назад я слышал, как некий Блоксмэн рассказывал, что он со своим помощником
сделали какое-то темное дело в каком-то старом доме в Перфмоте. Такие дела не
так часто встречаются, и возможно, что Сэм Блоксмэн расскажет вам что-нибудь
интересное.
Я
сказал, что если он достанет его адрес, то получит еще полсоверена. Тут он
наскоро проглотил свой чай и встал, сказав, что пойдет искать его повсюду. У
дверей он остановился и сказал:
– Послушайте,
начальник, вам нет никакого смысла оставаться тут. Найду ли я Сэма, скоро или
нет, сегодня во всяком случае он вам ничего не скажет. Сэм удивительный
человек, когда он пьян. Если вы мне дадите конверт с маркой и напишете на нем
свой адрес, я отыщу Сэма и напишу вам сегодня же вечером. Но вам придется
отправиться к нему с утра, так как Сэм встает очень рано и немедленно уходит из
дома, как бы он ни был пьян накануне.
Я
написал адрес, наклеил марку и, отдав конверт Смолетту, отправился домой. Как
бы там ни было, а мы уже идем по следам. Я сегодня устал, и мне хочется спать.
Мина крепко спит, она что-то слишком бледна, и у нее такой вид, будто она
плакала. Бедняжка, я убежден, что это неведение ее терзает, и она наверное
беспокоится за меня и за других. Но в данном случае мне легче видеть ее
разочарованной и беспокоящейся сейчас, нежели в будущем с окончательно расстроенными
нервами.
2
октября.
Вечером.
Длинный,
томительный, тревожный день. С первой же почтой я получил адресованный мне
конверт с вложением грязного лоскута бумаги, на котором карандашом дрожащей
рукой было написано:
«Сэм
Блокемэн, Коркранс, 4, Поттер Корт, Бартэлстрит, Уолворф. Спросить перевозчика
».
Я
получил письмо, когда еще лежал в постели, и встал, не будя Мину. Она выглядела
усталой, бледной и не совсем здоровой. Я решил не будить ее и, вернувшись со
своих новых поисков, отправить ее в Эксэтер. Мне кажется, что дома, занимаясь
своей повседневной работой, она будет лучше себя чувствовать, чем здесь, среди
нас, да еще в полном неведении относительно того, что происходит. Я встретил
доктора Сьюарда и сказал ему, куда ухожу, обещав вскоре вернуться и рассказать
ему и остальным, как только что-нибудь разузнаю. Я поехал в Уолворф и с
некоторыми затруднениями нашел Поттер Корт и дом Коркранса. Когда я спросил
человека, открывшего дверь, где живет перевозчик, то за полсоверена узнал, что мистер
Блоксмэн, выспавшись после выпитого накануне в Коркоране пива, уже в пять часов
утра отправился на работу в Поплар. Он не знал точно, где находится это место,
но насколько он помнил, в каком-то вновь открытом товарном складе; с этими
жалкими данными я отправился в Поплар. Было около двенадцати часов, когда я,
ничего не найдя, зашел в кафе, где обедали несколько рабочих. Один из них
утверждал, что на Кросс Энджэл стрит строят новый холодный амбар для нового
товарного склада. Я тотчас же принял это к сведению. Беседа со сторожем и
главным приказчиком – я наградил их обоих звонкой монетой – навела меня на след
Блоксмэна; я обещал уплатить ему его поденную плату, и он пошел к своему
начальнику спросить разрешения поговорить со мной. Он был довольно видный
малый, хотя немного грубый в разговоре и манерах. Когда я дал ему задаток,
обещав заплатить за сведения, он сказал мне, что дважды ездил из Карфакса в
какой-то дом на Пикадилли и отвез туда девять больших ящиков – «невероятно
тяжелых» – на специально нанятой повозке. Я спросил о номере дома на Пикадилли,
на что он ответил:
– Номер-то,
начальник, я забыл, но это всего в нескольких шагах от большой, недавно выстроенной
белой церкви или чего-то в том же роде. Дом старый и пыльный, хотя в сравнении
с тем проклятым домом, откуда ящики взяты, это царский дворец.
– Как
же вы попали в эти дома, раз они пустые?
– В
доме в Пэрфлитс меня встретил старый господин, он же помог мне поднять ящики и
поставить на телегу. Черт подери, это был самый здоровый парень, которого я
когда-либо видел, а ведь такой старый, с седыми усами, и такой тощий, что даже
тени не отбрасывал.
Эти
слова ужасно меня поразили.
– Представьте,
он поднял свой конец ящика с такой легкостью, точно это был фунт чаю, между тем
как я, задыхаясь и обливаясь потом, с трудом поднял свой, а ведь я тоже не
цыпленок.
– Как
же вы вошли в дом на Пикадилли? – спросил я.
– Там
был он же. Он, должно быть, вышел и пришел туда раньше и сам открыл мне дверь и
помог внести ящики в переднюю.
– Все
девять? – спросил я.
– Да,
на первой телеге их было пять, а на второй четыре. Это был ужасно тяжелый труд,
и я даже не помню, как попал домой.
– Что
же, вы оставили ящики в передней?
– Да,
это была большая передняя, совершенно пустая.
Я сделал
еще одну попытку разузнать дальнейшее.
– А
ключей у вас не было никаких?
– Мне
не нужно было ни ключей, ни чего-нибудь другого, потому что старик сам открыл
дверь и сам закрыл ее за мною, когда я перенес все на место. Я не помню всего
точно – проклятое пиво!
– И
не можете вспомнить номер дома?
– Нет,
сэр, но вы и так сможете легко найти его. Такой высокий дом с каменным фасадом
и аркой наверху, с высокими ступенями перед дверьми. Я хорошо помню эти
ступени, по ним я и таскал ящики вместе с тремя бродягами, жаждавшими получить
на чай. Старик дал им по шиллингу; видя, что им так много дают, они стали
требовать еще, тогда старик схватил одного из них за плечо, собираясь спустить
его с лестницы, и только тогда они ушли, ругаясь.
Я решил,
что узнал вполне достаточно, чтобы найти тот дом, и заплатив своему новому приятелю
за сведения, поехал на Пикадилли. Тут пришла мне в голову мысль: граф ведь сам
мог убрать эти ящики. Если так, то время дорого, поскольку теперь он может это
сделать в любое время.
У цирка
Пикадилли я отпустил кэб и пошел пешком. Недалеко от белой церкви я увидел дом,
похожий на тот, что описывал Блоксмэн. У дома был такой запущенный вид, словно
в нем давно уже никто не жил.
В
Пикадилли мне больше нечего было делать, так что я обошел дом с задней стороны,
чтобы посмотреть, не узнаю ли я тут еще чего-нибудь. Там суетливо летали чайки.
На Пикадилли я расспрашивал грумов и их помощников, не могут ли они что-нибудь
рассказать о пустующем доме. Один из них сказал, что, по слухам, его недавно
заняли, но неизвестно, кто. Он сказал еще, что раньше тут висел билетик о
продаже дома и что, может быть, Митчел и Кэнди, агенты, которым была поручена
продажа, что-нибудь и смогут сказать по этому поводу, так как, насколько он помнит,
он видел название этой фирмы на билетике. Я старался не показывать вида,
настолько мне эти было важно; и поблагодарив его, как обычно, полсовереном,
пошел дальше. Наступили сумерки, близился осенний вечер, так что я не хотел
терять времени. Разыскав в адресной книге адрес Митчел и Кэнди в Беркли, я
немедленно отправился к ним в контору на Сэквил-стрит.
Господин,
встретивший меня, был невероятно любезен, но настолько же необщителен. Сказав,
что дом на Пикадилли продан, он посчитал вопрос исчерпанным. Когда я спросил,
кто его купил, он широко раскрыл глаза, немного помолчал и ответил:
– Он
продан, сэр.
– Прошу
извинения, – сказал я так же любезно, – но по особо важным причинам
мне необходимо знать, кто его купил.
Он
помолчал, затем, еще выше подняв брови, снова лаконично повторил:
– Он
продан, сэр.
– Неужели, –
сказал я, – вы больше ничего мне не скажете?
– Нет,
ничего, – ответил он. – Дела клиентов Митчел и Кэнди находятся в
верных руках.
Спорить
не имело смысла, так что, решив все же разойтись по-хорошему, я сказал:
– Счастливы
ваши клиенты, что у них такой хороший поверенный, ревностно стоящий на страже
их интересов. Я сам юрист. – Тут я подал ему свою визитную
карточку. – В данном случае я действую не из простого любопытства а по
поручению лорда Годалминга, желающего узнать кое-какие подробности относительно
того имущества, которое, как ему показалось, недавно продавалось.
Эти
слова изменили дело: он ответил любезнее:
– Если
бы я мог, то охотно оказал бы вам услугу, в особенности лорду Годалмингу. Мы исполняли
его поручения и, между прочим, сняли для него несколько комнат, когда он был
еще Артуром Холмвудом. Если хотите, оставьте его адрес, я поговорю с
представителями фирмы по этому поводу и, во всяком случае, сегодня же напишу
лорду. Если будет возможно, я с удовольствием отступлю от наших правил и сообщу
необходимые его сиятельству сведения.
Мне
необходимо было заручиться другом, а не врагом, так что я дал адрес доктора
Сьюарда и ушел. Уже стемнело; я порядком устал и проголодался. В «Аэро-Брэд
компани» я выпил чашку чаю и следующим поездом выехал в Пэрфлит.
Все были
дома: Мина выглядела усталой и бледной, но старалась казаться веселой и ласковой.
Мне было больно, что приходится все скрывать от нее и тем причинить
беспокойство. Слава Богу, завтра это кончится.
Я не мог
рассказать остальным о своих последних открытиях, приходилось ждать, пока уйдет
Мина. После обеда мы немного музицировали, чтобы отвлечься от окружающего нас
ужаса, а затем я проводил Мину в спальню и попросил ее лечь спать. В этот вечер
Мина казалась особенно ласковой и сердечной и ни за что не хотела меня отпускать,
но мне нужно было еще о многом переговорить с друзьями, и я ушел. Слава Богу,
наши отношения нисколько не изменились оттого, что мы не во все посвящаем друг
друга.
Вернувшись,
я застал всех друзей собравшимися у камина в кабинете. В поезде я все точно
записал в дневник, так что мне пришлось только прочесть им свою запись: когда я
кончил, Ван Хелзинк сказал:
– Немало,
однако, пришлось вам потрудиться, друг Джонатан. Но зато теперь мы наверняка
напали на след пропавших ящиков. Если все они найдутся в том доме, то и делу
скоро конец. Но если некоторых из них не окажется, то придется снова
отправляться на поиски, пока мы не найдем все ящики, после чего нам останется
лишь одно – заставить этого негодяя умереть естественной смертью.
Мы
сидели молча, как вдруг мистер Моррис спросил:
– Скажите,
как мы попадем в этот дом?
– Но
попали же мы в первый, – быстро ответил лорд Годалминг.
– Артур,
это большая разница. Мы взломали дом в Карфаксе, но тогда мы находились под
защитой ночи и загороженного стеною парка. На Пикадилли будет гораздо труднее,
безразлично, днем или ночью. Я очень сомневаюсь, что нам удастся туда попасть,
если этот индюк-агент не достанет нам каких-либо ключей; может быть, завтра мы
получим от него письмо, тогда все разъяснится.
Лорд
Годалминг нахмурился и мрачно зашагал взад и вперед по комнате. Затем
постепенно замедляя шаги, он остановился и, обращаясь по очереди к каждому из
нас, сказал:
– Квинси
рассуждает совершенно правильно. Взлом помещения вещь слишком серьезная; один
раз сошло великолепно, но в данном случае это более сложно. Разве только мы
найдем ключи от дома у графа.
Так как
до утра мы ничего не могли предпринять и приходилось ждать письма Митчела, мы
решили устроить передышку до завтра. Мы довольно долго сидели, курили, обсудили
этот вопрос со всех сторон и разошлись. Я воспользовался случаем и записал все
в дневник; теперь мне страшно хочется спать, пойду и лягу.
Дневник доктора Сьюарда
1
октября.
Рэнфилд
снова меня беспокоит; его настроения так быстро меняются, что трудно понять его
состояние; не знаю даже в чем тут причина – это начинает меня сильно
интриговать. Когда я вошел к нему сегодня утром, после того, как он выгнал Ван
Хелзинка, у него был такой вид, точно он повелевает судьбами мира; и он
действительно повелевает судьбой, но очень своеобразно. Его положительно ничто
на свете не интересует; он точно в тумане и свысока глядит на слабости и
желания всех смертных. Я решил воспользоваться случаем и кое-что разузнать у
него.
Из очень
длинной беседы, причем он все время говорил изумительно здраво и осмысленно, я
сделал вывод, что Рэнфилд твердо верит в свое предназначение для какой-то
высшей цели. Он убежден, что достигнет ее не путем использования человеческих
душ, а исключительно чужих жизней… Некоторые подробности беседы и взгляды на
пользу, которую он может извлечь из чужой жизни, до того близки к рассказанному
нам Ван Хелзинком о вампирах, что у меня неожиданно мелькнула мысль о влиянии
на Ренфилда графа. Неужели так? Как это раньше не пришло мне в голову?
Позже.
После
обхода я пошел к Ван Хелзинку и рассказал ему о своих подозрениях. Он очень серьезно
отнесся к моим словам и, подумав немного, попросил взять его с собою к
Рэнфилду. Когда мы вошли, то были поражены, увидев, что он опять рассыпал свой
сахар. Сонные осенние мухи, жужжа, влетали в комнату. Мы старались навести его
на прежний разговор, но он не обращал на нас никакого внимания. Он напевал,
точно нас совсем не было в комнате, затем достал кусок бумаги и сложил его в
виде записной книжки. Мы так и ушли ни с чем.
По-видимому,
это действительно исключительный случай; надо будет сегодня тщательно
проследить за ним.
Письмо от Митчел и
Кэнди лорду Годалмингу
1
октября.
Милостивый
государь!
Мы
счастливы в любое время пойти навстречу Вашим желаниям. Из этого письма Ваше
сиятельство узнает, согласно его желаниям, переданным нам мистером Харкером,
подробности о покупке и продаже дома No 347 на Пикадилли. Продавцами были
поверенные мистера Арчибальда Винтер-Сьюффилда. Покупатель – знатный
иностранец, граф де Вил, который произвел покупку лично, заплатив всю сумму
наличными. Вот все, что нам известно.
Остаемся
покорными слугами Вашего сиятельства,
Митчел
и Кэнди.
Дневник доктора Сьюарда
2
октября.
Вчера
ночью я поставил человека в коридоре и велел следить за каждым звуком, исходящим
из комнаты Рэнфилда; я приказал ему немедленно послать за мной, если произойдет
что-нибудь странное. После того, как миссис Харкер пошла спать, мы долго еще
обсуждали наши действия и открытия, сделанные в течение дня. Один лишь Харкер
узнал что-то новое, и мы надеемся, это окажется важным.
Перед
сном я еще раз подошел к комнате своего пациента и посмотрел в дверной глазок.
Он крепко спал; грудь спокойно и ровно поднималась и опускалась. Сегодня утром
дежурный доложил, что вскоре после полуночи сон Рэнфилда стал тревожным и
пациент все время молился. Больше дежурный ничего не слышал. Его ответ
показался мне почему-то подозрительным, и я прямо спросил, не заснул ли он на
дежурстве. Вначале он отрицал, но потом сознался, что немного вздремнул.
Сегодня
Харкер ушел, чтобы продолжить свои расследования, а Артур и Квинси ищут лошадей.
Годалминг говорит, что лошади всегда должны быть наготове, поскольку, когда мы
получим нужные сведения, искать их будет поздно. Нам нужно стерилизовать всю
привезенную графом землю между восходом и заходом солнца; таким образом мы
сможем напасть на графа с самой слабой его стороны и будем меньше рисковать
жизнью. Ван Хелзинк пошел в Британский музей посмотреть некоторые экземпляры
книг по древней медицине.
Древние
врачи обращали внимание на такие вещи, которые не признают их последователи, и
профессор ищет средства против ведьм и бесов.
Порою
мне кажется, что мы все сошли с ума и что нас вылечит только смирительная рубашка.
Позже.
Мы снова
собрались: кажется, мы напали на след и завтрашняя работа, может быть, будет
началом конца. Хотелось бы знать, имеет ли спокойствие Рэнфилда что-нибудь
общее с этим. Его настроение так явно соответствовало действиям графа, что
уничтожение чудовища может оказаться для него благом. Если бы иметь хоть
малейшее представление о том, что происходит у него в мозгу, у нас были бы
важные данные. Теперь он, как видно, на время успокоился…
Так ли?
Этот вой, кажется, раздаются из его комнаты… Ко мне влетел сторож и сказал, что
с Рэнфилдом что-то случилось. Он услышал, как Рэнфилд завыл и, войдя в комнату,
застал его лежащим на полу лицом вниз, в луже крови. Иду к нему.
|