140. Иные наши пороки — только отростки других, главных
пороков: если срубить ствол, они отсохнут, как древесные ветви.
141. Стоит злонамеренности перетянуть на свою сторону
разум, как она преисполняется гордыни и выставляет союзника напоказ во всем
его блеске.
Стоит воздержанности или суровому подвижничеству потерпеть
крах и признать победу естества, как злонамеренность, отмечая сию победу, снова
преисполняется гордыни.
142. Неправедность. — Самомнение в
сочетании с ничтожеством — вот она, величайшая неправедность.
143. Противоречие. — Наша гордыня,
берущая верх над всем нашим горестным ничтожеством: она либо вообще его
утаивает, либо, вынужденная признать, тут же начинает хвалиться способностью
признать это ничтожество.
144. Гордыня перевешивает и сводит на нет в душе человека
его сознание собственного горестного ничтожества. Вот уж и впрямь редкостное
чудище, вот уж бьющий в глаза самообман! Человек пал и утратил истинное свое
место; теперь он беспокойно его ищет — это относится ко всем людям; посмотрим,
кому удастся обрести утраченное.
145. Нам не довольно нашей собственной жизни и нашего
подлинного существа: мы жаждем создать в представлении других людей некий
воображаемый образ и для этого все время тщимся казаться. Не жалея сил, мы
приукрашиваем и холим это воображаемое “я” в ущерб настоящему. Если нам
свойственно великодушие, или спокойствие, или умение хранить верность, мы торопимся
оповестить об этих свойствах весь мир и, дабы наградить ими нас выдуманных,
готовы отобрать их у нас настоящих; мы даже не погнушаемся стать трусами, лишь
бы прослыть храбрецами. Несомненное доказательство ничтожности нашего “я” в
том и состоит, что это “я” не довольствуется только собою истинным или собою
выдуманным и неустанно меняет их местами! Ибо кто отказался бы пойти на смерть
ради сохранения чести, тот прослыл бы последним из подлецов.
146. Гордыня. — Любознательность — это
все то же тщеславие. Чаще всего люди набираются знаний, чтобы потом ими
похваляться. Никто не стал бы путешествовать по морям ради одного удовольствия
увидеть что-то новое; нет, в плавание отправляются в надежде рассказать об
увиденном, поразглагольствовать о нем.
147. Общее глубоко укоренившееся заблуждение полезно людям,
если речь идет о чем-то им вовсе не ведомом, например о Луне, влиянию которой
приписывают и смену времен года, и моровые поветрия, и пр., ибо из всех
поветрий самое распространенное — бесцельное любопытство людей ко всему для
них не постижимому, так что лучше пусть заблуждаются, чем живут во власти
такого беспокойного и бесплодного чувства.
148. Похвальнее всего те добрые дела, которые совершаются
втайне. Читая о них в истории, например на странице 184, я от души радуюсь. Но,
как видно, они остались не совсем в тайне — кто-то о них прознал; и пусть
человек искренне старался их утаить, щелочка, через которую они просочились,
все портит, ибо лучшее в добрых делах — это желание совершать их втайне,
149. Слава. — Восхищение развращает
человека с младых ногтей. “Как он замечательно сказал! Как замечательно
поступил! Ну, не умница ли он!”
Воспитанники Пале-Рояля, не ведающие подстегиваний зависти
и славолюбия, впадают в нерадивость.
150. О жажде снискать уважение окружающих.
— Терпя множество бед, впадая во множество заблуждений и пр., мы тем не менее
одержимы гордыней, вошедшей в нашу плоть и кровь. Мы с радостью отдадим все,
вплоть до жизни, лишь бы привлечь к себе внимание.
Тщеславие: игры, охота, хождение по гостям и театрам,
пустое старание увековечить имя.
151. Мы так спесивы, что хотели бы прославиться среди всех
людей, населяющих Землю, даже среди тех, которые появятся, когда мы уже
исчезнем; мы так суетны, что тешимся и довольствуемся уважением пяти-шести
человек, которые близко нас знают.
152. Люди не стараются стяжать всеобщее уважение в тех
местах, где они — всего лишь прохожие, но очень заботятся об этом, если им
случится там осесть хоть на малый срок. А на какой все-таки? На срок, соразмерный
нашему мимолетному и бренному бытию в этом мире.
153. Тщеславие так укоренилось в нашем сердце, что любой
человек, будь то солдат или подмастерье, повар или грузчик, вечно чем-нибудь
похваляется и жаждет обзавестись почитателями; хотят славы все — даже
философы; сочинители трактатов против тщеславия хотят прославиться тем, что так
хорошо о нем написали, а читатели этих трактатов — тем, что их прочли; и я,
пишущий эти строки, тоже, может быть, хочу стяжать ими славу, и, быть может,
будущие мои читатели...
154. Ремесла. — Слава так сладостна,
что люди идут ради нее на все — даже на смерть.
155. (Слава.) — Ferox gens nullam esse vitam sine armis rati1. Одни
предпочитают смерть миру, другие — войне.
Люди ради любого своего убеждения готовы пожертвовать
жизнью, хотя, казалось бы, любовь к ней так сильна и так естественна.
156. Противоречие: пренебрежение нашим бытием, смерть во имя
любой безделицы, ненависть к нашему бытию.
157. Даже именитейшему вельможе следует не пожалеть усилий,
чтобы обзавестись истинным другом, так он ему будет полезен, ибо друг не
поскупится на похвалы и встанет за него горой не только при нем, но и в его
отсутствие. Только бы не сделать ошибки при выборе, потому что, если он
заручится дружбой дурака, проку от этрго не будет никакого, сколько бы тот его
ни превозносил; впрочем, дурак и превозносить не станет, если не встретит
поддержки: все равно с его мнением
1 Свирепое племя, для которого немыслима жизнь без оружия (лат.).
никто не посчитается, так уж лучше
он позлословит за компанию.
158. Твой господин любит и превозносит тебя, но разве
благодаря этому ты уже не его раб? Просто ты приносишь ему немалый доход.
Сегодня твой господин тебя хвалит, а завтра прибьет.
|