Глава 4
Ты не
уйдешь из леса раньше,
Чем за
обиду я не отомщу.
Шекспир.
«Сон в летнюю ночь»
Едва
охотник замолчал, как показался первый всадник небольшого отряда. Его-то шаги и
уловил настороженный слух индейца.
Через
полянку бежала одна из тех извилистых тропинок, которые протаптывают олени на
своем пути к водопою; она упиралась в речку подле того места, где отдыхали
белый охотник и его краснокожие товарищи. По тропинке медленно двигались
путешественники, появление которых в глубине этих непроходимых лесов казалось
весьма странным. Соколиный Глаз сделал навстречу им несколько шагов.
— Кто
идет? — спросил разведчик, как бы нечаянно подняв левой рукой ружье и
приложив указательный палец правой к курку; в то же время он старался, чтобы в
этом движении не было угрозы. — Кто идет сюда по опасной и дикой тропе
зверей?
— Друзья
закона и короля, — ответил всадник, ехавший впереди остальных. — С
восхода солнца мы едем в тени этого леса и жестоко измучены усталостью, голодом
и своим трудным странствием.
— Вы,
наверное, заблудились, — прервал его Соколиный Глаз, — и настолько
беспомощны, что не знаете, ехать ли вам направо или налево.
— Вот
именно. Не знаете ли вы, как далеко отсюда до королевского форта Уильям-Генри?
— О! —
воскликнул белый охотник и расхохотался, но быстро подавил неосторожный громкий
смех, опасаясь привлечь внимание врагов. — Вы потеряли дорогу, как собака
теряет след оленя, когда между нею и зверем расстилается озеро Хорикэн.
Уильям-Генри!.. Боже мой! Если вы друзья короля и у вас есть дела с королевской
армией, лучше поезжайте по течению реки к форту Эдвард и скажите о том, что вам
нужно, Веббу, который спрятался в этой крепости, вместо того чтобы пробиться в
теснины и прогнать дерзкого француза в его берлогу за Шамплейном.
Путник
ничего не ответил на это странное предложение, потому что другой всадник выехал
из рощи и, обогнав его, сказал, обращаясь к охотнику:
— Сколько
отсюда до форта Эдвард? Из того места, куда вы теперь советуете нам
отправиться, мы выехали сегодня утром, а направляемся в верховье озера.
— Значит,
вы раньше потеряли зрение, а потом уже заблудились, потому что дорога через волок,
шириной, по крайней мере, в две сажени, просторней, пожалуй, чем лондонское
шоссе, и шире дороги перед самим королевским дворцом.
— Мы
не будем оспаривать достоинства военной дороги, — с улыбкой возразил
Хейворд, ибо, как, наверное, догадался читатель, это был он. — Полагаю, в
настоящую минуту достаточно сказать вам, что мы доверились проводнику-индейцу,
который обещал провести нас ближайшей, хотя и очень глухой тропинкой. Но
оказалось, что он плохо знал ее, и теперь совсем непонятно, где мы очутились.
— Индеец,
заблудившийся в лесу? — сказал охотник и с сомнением покачал
головой. — Он заблудился в такое время, когда солнце жжет вершины
деревьев, а ручьи полны до краев, когда мох каждой березы может сказать, в
какой стороне неба загорится вечером северная звезда? Леса полны оленьих троп,
которые сбегают или к рекам, или к соляным ямам, — словом, к местам,
известным каждому. Кроме того, и гуси не все еще улетели к канадским водам.
Странно, необыкновенно странно, что индеец сбился с пути между Хорикэном и
излучиной реки! Не мохок ли он?
— По
рождению нет, хотя это племя приняло его к себе.
Мне
кажется, его родина севернее и он принадлежит к индейцам, которых вы называете
гуронами.
— У-у-ух! —
в один голос вскрикнули краснокожие товарищи белого охотника.
До сих
пор они сидели неподвижно и, по-видимому, бесстрастно относились ко всему происходящему,
но в эту минуту могикане вскочили: удивление, видно, взяло верх над их
выдержкой.
— Гурон? —
повторил суровый разведчик и снова, не скрывая недоверия, покачал
головой. — Это предательское, вороватое племя. Гурон остается гуроном, кто
бы ни принял его к себе. Никакими средствами вы ничего не сделаете из него, он
всегда останется трусом и бродягой. Раз вы отдали себя в руки одного из этих
людей, надо только удивляться, что он еще не заставил вас наткнуться на целую
шайку.
— Этого
нечего бояться, так как форт Уильям-Генри всего в нескольких милях "от
нас. Кроме того, вы забыли, что наш проводник теперь мохок, что он служит нашей
армии и стал нашим другом.
— А
я говорю вам, что тот, кто родился гуроном, гуроном и умрет, — уверенно
ответил Соколиный Глаз. — Мохок!.. Если хотите видеть честных людей, ищите
их среди могикан или делаваров. Да. Они честно дерутся, хотя не все из их
племени соглашаются идти в бой, так как многие позволили макуасам превратить
себя в слабых женщин. Но уж если они дерутся, то это настоящие воины.
— Довольно
об этом! — нетерпеливо заметил Хейворд. — Я не буду здесь собирать
сведения о хорошо знакомом мне человеке, который совершенно неизвестен вам. Вы
еще не ответили на мой вопрос: на каком расстоянии мы находимся от главного
отряда, расположенного в форте Эдвард?
— Это
зависит от того, какой проводник поведет вас. А на таком коне, как ваш, можно
покрыть это расстояние между восходом и заходом солнца.
— Я
не хочу тратить слова попусту, — сказал Хейворд, подавляя свое
недовольство и продолжая разговор в более миролюбивом духе. — Если только
вы скажете мне, сколько миль осталось до форта Эдвард, и согласитесь проводить
нас туда, вы получите вознаграждение за труды.
— А
кто поручится, что, сделав это, я не провожу врага и шпиона Монкальма в наши
укрепления? Не всякий говорящий по-английски — честный и верный человек.
— Если
вы действительно служите разведчиком, то, конечно, знаете шестидесятый королевский
полк?
— Шестидесятый?
Как не знать! Не многое скажете вы мне об американских сторонниках короля, чего
я сам не знал бы, хотя на мне и не красный мундир, а охотничья куртка.
— Тогда,
значит, вам известно имя майора этого полка…
— Майора? —
прервал его Соколиный Глаз и выпрямился с видом человека, гордящегося своей
репутацией. — Уж если в колониях есть человек, знающий майора Эффингэма,
то он перед вами.
— В
шестидесятом полку не один майор. Эффингэм — старший из них, а я говорю о самом
младшем, о том, который командует гарнизоном форта Уильям-Генри.
— Да-да,
слыхал, что это место занял какой-то молодой и богатый джентльмен из южных провинций.
Но он слишком молод для такого поста, не следовало поручать начальство над
седеющими людьми юному офицеру. А между тем, говорят, он отлично знает свое
дело и очень храбр.
— Кто
бы он ни был, что бы ни говорили о нем, он теперь разговаривает с вами, и,
конечно, вы не должны опасаться его.
Разведчик
с удивлением посмотрел на Хейворда, потом, сняв шляпу, ответил тоном менее самоуверенным,
но все же выражавшим сомнение:
— Я
слышал, что один отряд должен был сегодня утром выступить из форта Эдвард к
озеру.
— Вам
сказали правду. Но я выбрал кратчайшую дорогу и доверился опытности того
индейца, о котором уже упоминал.
— А
он обманул вас и потом бросил?
— Он
не сделал ни того, ни другого — во всяком случае, второго, так как он находится
здесь.
— Хотелось
бы мне взглянуть на этого человека! Если он настоящий ирокез, я узнаю его по
хитрому взгляду и по раскраске, — сказал разведчик. Пройдя мимо лошади
Хейворда и клячи псалмопевца, около которой уже примостился сосать молоко
жеребенок, он двинулся вдоль кустов и вскоре подошел к девушкам, с нетерпением
и некоторой тревогой ожидавшим конца переговоров.
Позади
Коры и Алисы стоял индеец-скороход; прислонившись к дереву, он бесстрастно встретил
впившийся в него взгляд разведчика. Лицо индейца выражало такую мрачную
свирепость, что невольно внушало чувство страха. Удовлетворенный своим
осмотром. Соколиный Глаз отошел от краснокожего, остановился на мгновение,
любуясь красотой девушек, и радушно ответил на улыбку и ласковый кивок Алисы,
затем подошел к лошади псалмопевца, кормившей своего жеребенка, с минуту
смотрел на ее всадника, напрасно стараясь угадать, кто он, и наконец, покачав
головой, снова вернулся к Дункану.
— Минг
всегда останется мингом, и ни мохоки и никакое другое племя не изменят
его, — сказал он, занимая свое прежнее место. — Если бы вы были одни
и согласились отдать в жертву волкам вашего благородного коня, я в один час
довел бы вас до форта Эдвард, потому что эта крепость находится всего на
расстоянии часа пути отсюда. Но с вами женщины, для которых такой переход
невозможен.
— Почему?
Правда, они устали, но могут проехать еще несколько миль.
— Немыслимо, —
повторил разведчик. — После того как стемнеет, я и мили не прошел бы с
этим скороходом, хотя бы за то мне обещали лучшее ружье во всех колониях.
Здесь, в чаще, скрываются ирокезы, и ваш мохок слишком хорошо знает, где
прячутся они, чтобы я согласился пуститься с ним в путь.
— Неужели? —
сказал Хейворд, наклоняясь вперед и понижая голос почти до шепота. — Сознаюсь,
у меня тоже явились некоторые сомнения. Правда, я старался скрыть их и
притворялся спокойным, но я делал это только для успокоения моих спутниц.
Потому-то я не позволил индейцу идти вперед, а заставил его следовать за нами.
— С
первого же взгляда видно, что это обманщик, — сказал охотник,
притронувшись пальцем к носу в знак предостережения. — Вон этот вороватый
минг прислонился к стволу молодого клена, там, за кустами, правая нога
мошенника приходится на одной линии со стволом… — Соколиный Глаз
многозначительно дотронулся до своего ружья. — Я могу попасть в него между
щиколоткой и коленом, и после этого он, по крайней мере, на месяц лишится
возможности двигаться. Подойти ближе нельзя: хитрая тварь заподозрит меня и
кинется в кусты, как испуганный олень.
— Нет-нет,
это не годится. Может быть, он ни в чем не виноват, и мне не хочется, чтобы вы
ранили его. Хотя если бы я вполне удостоверился, что он предатель…
— Ну,
в этом нечего сомневаться: ирокез всегда готов изменить и обмануть, —
сказал Соколиный Глаз. Говоря это, он вскинул ружье и навел его дуло на Магуа.
— Погодите, —
остановил его Дункан, — не стреляйте. Придумайте какой-нибудь другой способ
от него избавиться, хотя я имею основание предполагать, что негодяй обманул
меня.
Соколиный
Глаз отказался от намерения перебить ногу индейцу-скороходу; он на минуту задумался,
потом сделал рукой знак своим друзьям-могиканам, которые тотчас же подошли к
нему. Все трое вполголоса заговорили на делаварском наречии. С серьезным
выражением они сосредоточенно и тихо совещались о чем-то. Судя по движениям рук
белого охотника, который часто указывал в сторону поднимавшегося над кустами
молодого деревца, он, очевидно, говорил о предателе.
Его
товарищи скоро сообразили, чего он ждет от них, и, отложив свои ружья, исчезли
в чаще. Один пошел направо, другой — налево. Они прятались в чаще и скользили в
кустах совершенно бесшумно.
— Теперь
вернитесь к вашим спутницам, — обращаясь к майору, сказал Соколиный
Глаз, — и заговорите с индейцем. Могикане схватят его, не попортив даже
раскраски.
— Нет, —
гордо ответил Дункан, — я сам хочу его схватить.
— Ну
скажите, что сделаете вы, сидя на лошади, когда вашим противником окажется
индеец, скользящий среди кустов?
— Я
сойду с коня.
— А
вы думаете, что, увидав, как вы освобождаете из стремя одну ногу, он будет
терпеливо стоять и дожидаться, чтобы вы спрыгнули на землю? Всякий, кто
вступает в эти леса и собирается иметь дело с туземцами, должен перенять обычаи
индейцев, если желает удачи… Итак, вперед! Заговорите с этим злодеем и сделайте
вид, будто вы считаете его верным другом.
Хейворд
согласился подчиниться, чувствуя сильное отвращение к делу, которое ему предстояло
выполнить. Однако с каждой минутой в нем усиливалось сознание опасности,
которая нависла над его спутницами из-за их доверчивости. Солнце село, и
сгустившиеся тени придавали лесу мрачный вид. Очертания деревьев расплывались,
и тьма ясно напоминала Дункану, что приближались часы, в которые дикари
совершали свои самые кровавые деяния-деяния мести или вражды. Эти опасения заставили
Хейворда расстаться с Соколиным Глазом. Разведчик немедленно завязал очень
оживленный и громкий разговор с певцом, который так бесцеремонно присоединился
с утра к маленькому обществу. Проезжая мимо девушек, Дункан бросил им несколько
ободряющих слов и с удовольствием заметил, что они бодры, несмотря на
усталость, и что остановка не встревожила их. Сказав Коре и Алисе, что ему
нужно переговорить с индейцем о дальнейшей дороге, Хейворд пришпорил своего
коня и снова натянул поводья, когда благородное животное очутилось в нескольких
ярдах от Магуа, все еще стоявшего подле дерева.
— Вот,
Магуа, ты сам видишь, — начал Хейворд, стараясь говорить спокойным и
дружеским тоном, — наступает ночь, а до форта Уильям-Генри не ближе, чем
было, когда на восходе солнца мы выходили из лагеря генерала Вебба. Ты сбился с
дороги, да и я оплошал. К счастью, мы столкнулись с охотником — слышишь, он
разговаривает с певцом, — с охотником, который хорошо знает все оленьи
тропы, все дорожки глухого леса и обещает проводить нас в такое место, где мы в
безопасности отдохнем до следующего утра.
Блестящие
глаза индейца впились в лицо Хейворда, и он спросил на ломаном английском языке:
— Он
один?
— Один? —
с легким колебанием повторил Дункан, с трудом заставляя себя сказать неправду. —
О, не совсем один, Магуа: ведь с ним мы, его спутники!
— В
таком случае Хитрая Лисица уходит, — произнес индеец и хладнокровно поднял
с земли свою сумку. — С бледнолицыми останутся только люди их племени.
— Хитрая
Лисица уходит? Но кого ты называешь Хитрой Лисицей, Магуа?
— Это
имя дали Магуа его канадские отцы, — ответил скороход, и по его лицу было
заметно, что он гордится данным ему прозвищем. — Для Хитрой Лисицы, когда
Мунро ждет его, ночь равняется дню.
— А
что скажет Лисица начальнику форта Уильям-Генри, когда старик спросит его о
своих дочерях? Осмелится ли он объяснить начальнику, что его дочери остались
без проводника, хотя Магуа обещал охранять их?
— Правда,
у седовласого начальника громкий голос и длинные руки, но в глубине лесов Лисица
не услышит его крика и не почувствует его ударов.
— А
что скажут люди твоего племени? Они сошьют для Лисицы женское платье и велят
ему сидеть в вигваме с женщинами, так как ему нельзя больше доверять дела
мужественных воинов.
— Хитрая
Лисица знает путь к Великим Озерам, сумеет он отыскать и прах своих
отцов, — прозвучал непреклонный ответ индейца.
— Довольно,
Магуа, довольно! — сказал Хейворд. — Разве мы с тобой не друзья?
Зачем нам говорить друг другу жестокие и горькие слова? Мунро посулил наградить
тебя, когда ты выполнишь свое обещание. Я тоже в долгу перед тобой. Итак, ляг,
дай отдых усталому телу, открой свою сумку и подкрепись пищей. Мы недолго
останемся здесь. Не будем же тратить коротких минут привала и спорить, точно
вздорные женщины. Когда всадницы отдохнут, мы снова двинемся в путь.
— Бледнолицые
превращают себя в покорных собак белых женщин, — пробормотал индеец на
своем наречии. — Когда женщинам хочется есть, белые воины покорно бросают
свои томагавки, чтобы исполнить желание ленивиц.
— Что
говоришь ты, Лисица?
— Хитрая
Лисица говорит: «Хорошо».
Проницательный
взгляд индейца был прикован к лицу майора, но когда Хейворд взглянул на Магуа,
скороход быстро отвел глаза в сторону, уселся на землю, осторожно и медленно
оглянулся и наконец вынул из сумки остатки съестных припасов.
— Отлично! —
продолжал Дункан. — Пища придаст Хитрой Лисице сил, увеличит его проницательность,
и он утром найдет тропинку.
Дункан
на мгновение замолчал, услышав треск переломившейся сухой ветки и шелест
листьев в соседних кустах, но, быстро овладев собой, продолжал:
— Нам
нужно двинуться до восхода солнца, не то мы, пожалуй, встретим Монкальма и он отрежет
нам доступ в крепость.
Поднятая
рука Магуа застыла, и, хотя его глаза не отрывались от земли, он повернул
голову; его ноздри расширились, и даже уши его, казалось, вытянулись, придавая
ему вид статуи, изображавшей напряженное внимание.
Хейворд
следил за каждым его движением и с притворной небрежностью вынул одну ногу из
стремени, а руку положил на чехол из медвежьей шкуры, скрывавшей его пистолеты.
Глаза
Магуа ни на мгновение не останавливались на одном каком-то отдельном предмете,
хотя лицо было неподвижно.
Майор не
знал, на что решиться. Между тем Лисица поднялся на ноги, но так медленно и осторожно,
что при этом не было слышно ни малейшего шороха. Хейворд почувствовал, что ему
следует начать действовать; он перекинул ногу через седло и соскочил с лошади,
твердо решив схватить предателя, во всем остальном полагаясь на свою силу и
смелость.
Однако,
не желая без нужды пугать своих спутниц, майор все же постарался сохранить наружное
спокойствие и дружески заговорил с Магуа.
— Хитрая
Лисица не ест, — сказал он, называя индейца тем именем, которое,
по-видимому, казалось ему особенно лестным. — Его хлебные зерна
недостаточно прожарены и жесткие? Дай-ка я посмотрю — может быть, в моих
запасах найдется что-нибудь по его вкусу.
Магуа
подал майору свою сумку, по-видимому, желая воспользоваться предложением
офицера. Их руки встретились; при этом индеец не выказал ни малейшего смущения,
и его напряженное внимание не ослабело ни на миг. Но, когда он почувствовал,
что пальцы Хейворда тихо скользнули по его обнаженному локтю, он отбросил руку
майора, пронзительно вскрикнул, увернулся и исчез в чаще. В следующую секунду
из-за кустов появилась фигура Чингачгука, раскраска которого придавала индейцу
вид скелета. Могиканин кинулся за скороходом. Послышались крики Ункаса. Лес
озарился вспышкой, вслед за тем прогремел выстрел ружья охотника.
|