ГЛАВА I На берегу реки
В холодное, пасмурное и дождливое утро на берегу огромной
реки сидел маленький девятилетний мальчик.
Могучий поток неудержимо мчался вперед: в своих желтых
волнах он уносил сбившиеся в кучи ветви и травы, вырванные с корнем деревья и
громадные льдины с вмерзшими в них тяжелыми камнями.
Мальчик был один. Он сидел на корточках перед связкой только
что нарезанного тростника. Его худенькое тело привыкло к холоду: он не обращал
никакого внимания на ужасающий шум и грохот льдин.
Отлогие берега реки густо поросли высоким тростником, а
немного дальше вздымались, словно высокие белые стены, размытые рекою
обрывистые откосы меловых холмов.
Цепь этих холмов терялась вдали, в туманном и голубоватом
сумраке; дремучие леса покрывали ее.
Недалеко от мальчика, на скате холма, чуть повыше того
места, где река омывала холм, зияла, точно громадная разинутая пасть, широкая
черная дыра, которая вела в глубокую пещеру.
Здесь девять лет тому назад родился мальчик. Здесь же
издавна ютились и предки его предков.
Только через эту темную дыру входили и выходили суровые
обитатели пещеры, через нее они получали воздух и свет; из нее вырывался наружу
дым очага, на котором днем и ночью старательно поддерживался огонь.
У подножия зияющего отверстия лежали огромные камни, они
служили чем‑то вроде лестницы.
На пороге пещеры показался высокий, сухощавый старик с
загорелой морщинистой кожей. Его длинные седые волосы были приподняты и связаны
пучком на темени. Его мигающие красные веки были воспалены от едкого дыма,
вечно наполняющего пещеру. Старик поднял руку и, прикрыв ладонью глаза под
густыми, нависшими бровями, взглянул по направлению к реке. Потом он крикнул:
— Крек! — Этот хриплый отрывистый крик походил на
крик вспугнутой хищной птицы.
«Крек» означало «птицелов». Мальчик получил такое прозвище
недаром: с самого детства он отличался необычайной ловкостью в ночной ловле
птиц: он захватывал их сонными в гнездах и с торжеством приносил в пещеру.
Случалось, за такие успехи его награждали за обедом изрядным куском сырого
костного мозга — почетного блюда, приберегаемого обычно для старейшин и отцов
семейства.
Крек гордился своим прозвищем: оно напоминало ему о ночных
подвигах.
Мальчик обернулся на крик, мгновенно вскочил с земли и,
захватив связку камыша, подбежал к старику.
У каменной лестницы он положил свою ношу, поднял в знак
почтения руки ко лбу и произнес:
— Я здесь, Старейший! Чего ты от меня желаешь?
— Дитя, — ответил старик, — все наши ушли еще
до зари в леса на охоту за оленями и широкорогими быками. Они вернутся только к
вечеру, потому что — запомни это — дождь смывает следы животных,
уничтожает их запах и уносит клочья шерсти, которые они оставляют на ветвях и
корявых стволах деревьев. Охотникам придется много потрудиться, прежде чем они
встретят добычу. Значит, до самого вечера мы можем заниматься своими делами.
Оставь свой тростник. У нас довольно древков для стрел, но мало каменных
наконечников, хороших резцов и ножей: все они обточились, зазубрились и обломались.
— Что же ты повелишь мне делать, Старейший?
— Вместе с братьями и со мной ты пойдешь вдоль Белых
холмов. Мы запасемся большими кремнями; они часто попадаются у подножья
береговых утесов. Сегодня я открою тебе секрет, как их обтесывать. Уже пора,
Крек. Ты вырос, ты силен, красив и достоин носить оружие, сделанное
собственными руками. Обожди меня, я пойду за другими детьми.
— Слушаю и повинуюсь, — ответил Крек, склоняясь
перед стариком и с трудом сдерживая свою радость.
Старик ушел в пещеру, откуда внезапно раздались странные
гортанные возгласы, похожие скорее на крики встревоженных молодых животных, чем
на человеческие голоса.
Старик назвал Крека красивым, большим и сильным. Он, должно
быть, хотел подбодрить мальчика; ведь на самом деле Крек был мал, даже очень
мал, и очень худощав.
Широкое лицо Крека было покрыто красным загаром, надо лбом
торчали жидкие рыжие волосы, жирные, спутанные, засыпанные пеплом и всяким
сором. Он был не слишком красив, этот жалкий первобытный ребенок. Но в его
глазах светился живой ум; его движения были ловки и быстры.
Он стремился поскорее двинуться в путь и нетерпеливо ударял
широкой ступней с крупными пальцами о землю, а всей пятерней сильно тянул себя
за губы.
Наконец старик вышел из пещеры и стал спускаться по высоким
каменным ступеням с проворством, удивительным для его преклонных лет. За ним
шла целая орда мальчуганов‑дикарей. Все они, как и Крек, были чуть прикрыты от
холода жалкими плащами из звериных шкур.
Самый старший из них — Гель. Ему уже минуло пятнадцать лет.
В ожидании того великого дня, когда охотники, наконец, возьмут его с собой на
охоту, он успел прославиться как несравненный рыболов.
Старейший научил его вырезывать из раковин острием
кремневого осколка смертоносные крючки. При помощи самодельного гарпуна с зазубренным
костяным наконечником Гель поражал даже громадных лососей.
За ним шел Рюг‑большеухий. Если бы в то время, когда жил
Рюг, человек уж приручил собаку, о Рюге непременно сказали бы: «У него собачий
слух и нюх».
Рюг по запаху узнавал, где в частом кустарнике созрели
плоды, где показались из‑под земли молодые грибы; с закрытыми глазами
распознавал он деревья по шелесту их листьев.
Старейший подал знак, и все двинулись в путь. Гель и Рюг
гордо выступали впереди, а за ними серьезно и молча следовали все остальные.
Все маленькие спутники старика несли на спине корзины, грубо
сплетенные из узких полосок древесной коры; одни держали в руках короткую
палицу с тяжелой головкой, другие — копье с каменным наконечником, а третьи —
что‑то вроде каменного молота.
Они шли тихо, ступали легко и неслышно. Недаром старики
постоянно твердили детям, что им надо привыкнуть двигаться бесшумно и
осторожно, чтобы на охоте в лесу не спугнуть дичи и не попасть в когти диким
зверям, не угодить в засаду к злым и коварным людям.
Матери подошли к выходу из пещеры и с улыбкой смотрели вслед
уходящим.
Тут же стояли две девочки, стройные и высокие, — Маб и
Он. Они с завистью смотрели вслед мальчикам.
Только один, самый маленький представитель первобытного
человечества остался в дымной пещере; он стоял на коленях около очага, где
посреди огромной кучи пепла и потухших углей слабо потрескивал огонек.
Это был младший мальчик — Ожо.
Ему было грустно; время от времени он тихо вздыхал: ему
ужасно хотелось пойти со Старейшим. Но он сдерживал слезы и мужественно
исполнял свой долг.
Сегодня его черед поддерживать огонь от зари до ночи.
Ожо гордился этим. Он знал, что огонь — самая большая
драгоценность в пещере; если огонь погаснет, его ждет страшное наказание.
Поэтому, едва мальчуган замечал, что пламя уменьшается и грозит потухнуть, он
начинал быстро подбрасывать в костер ветки смолистого дерева, чтобы вновь
оживить огонь.
И если порой глаза Ожо заволакивались слезами, то
единственным виновником этих слез был едкий дым костра.
Скоро он и думать перестал о том, что делают теперь его
братья. Другие заботы удручали маленького Ожо: он был голоден, а ведь ему едва
минуло шесть лет…
Он думал о том, что если старейшины и отцы вернутся сегодня
вечером из лесу с пустыми руками, то он получит на ужин всего‑навсего два‑три
жалких побега папоротника, поджаренных на угольях.
|