Глава XX
«ALAND! ZEALAND!»
Бен Джойс! Это имя произвело впечатление удара молнии.
Айртон резко выпрямился. В руках его блеснул револьвер. Грянул выстрел.
Гленарван упал, сраженный пулей. Снаружи раздалась ружейная стрельба.
Джон Манглс и матросы, в первую минуту оцепеневшие от
неожиданности, хотели кинуться на Бена Джойса, но дерзкий каторжник уже исчез и
присоединился к своей шайке, рассеянной по опушке леса.
Палатка была плохим прикрытием от пуль. Надо было отступать.
Легко раненный Гленарван поднялся на ноги.
– К повозке! К повозке! – крикнул Джон Манглс,
увлекая за собой леди Элен и Мери Грант.
Вскоре женщины были в безопасности за толстыми дощатыми
стенками повозки.
Джон Манглс, майор, Паганель и матросы схватили свои
карабины и приготовились отражать нападение каторжников. Гленарван и Роберт присоединились
к женщинам, а Олбинет поспешил занять место среди защитников.
Все эти события совершились с быстротой молнии. Джон Манглс
внимательно наблюдал за опушкой леса. Как только Бен Джойс добрался до своей
шайки, выстрелы сразу прекратились. После беспорядочной стрельбы наступила
тишина. Только кое‑где среди камедных деревьев еще поднимались дымки от
выстрелов. Высокие кусты гастролобиума не шевелились. Не было никаких признаков
нападения.
Майор и Джон Манглс разведали все до самого леса. Никого уже
не было. Виднелись многочисленные следы, да кое‑где дымились не погасшие еще
запалы. Майор из осторожности затоптал их, потому что одной искры было
достаточно, чтобы вызвать в высохшем лесу страшный пожар.
– Каторжники скрылись, – сказал Джон Манглс.
– Да, – отозвался майор, – и это, признаться,
тревожит меня. Я предпочел бы встретиться с ними лицом к лицу. Не так страшен
тигр на равнине, как змея среди высоких трав. Обследуем‑ка весь кустарник
вокруг повозки.
Майор и Джон Манглс осмотрели все вокруг. От опушки леса до
Сноуи‑Ривер им не попался ни один каторжник. Шайка Бена Джойса как будто
улетела, подобно стае хищных птиц. Это исчезновение было слишком странно, чтобы
путешественники могли почувствовать себя в безопасности. Поэтому решили
держаться настороже. Повозка, эта настоящая увязшая в глине крепость, сделалась
центром лагеря. Двое часовых сменялись каждый час.
Первой заботой леди Элен и Мери Грант было перевязать рану
Гленарвана. В ту минуту, когда муж упал, сраженный пулей Бена Джойса, леди Элен
в ужасе бросилась к нему. Потом, овладев собой, храбрая женщина помогла
раненому добраться до повозки. Когда плечо Гленарвана обнажили, майор,
исследовав рану, убедился, что пуля не задела ни костей, ни мускулов. Рана
сильно кровоточила, но Гленарван свободно двигал пальцами и предплечьем – это
успокоило его жену и друзей. Тотчас была сделана перевязка, после чего
Гленарван потребовал, чтобы им более не занимались. Настало время прояснить
все, что случилось. Все путешественники, за исключением Мюльреди и Вильсона,
стороживших снаружи, кое‑как разместились в повозке. Майора попросили дать
объяснения.
Прежде чем начать свой рассказ, Мак‑Наббс сообщил леди Элен
о том, что ей было неизвестно, то есть о бегстве шайки каторжников из Пертской
тюрьмы, об их появлении в провинции Виктория и о том, что крушение поезда на
Кемденском мосту было делом их рук. Он вручил ей также номер «Австралийской и
Новозеландской газеты», купленный им в Симоре, и прибавил, что полиция
назначила сто фунтов стерлингов за голову Бена Джойса – опасного разбойника,
приобретшего благодаря совершенным им в течение полутора лет преступлениям
печальную известность.
Но каким же образом удалось Мак‑Наббсу узнать в боцмане
Айртоне Бена Джойса? Это была тайна, которую всем хотелось узнать, и майор
рассказал следующее.
С первого же дня Мак‑Наббс почувствовал инстинктивное
недоверие к Айртону. Два‑три незначительных факта, взгляд, которым боцман
обменялся с кузнецом у реки Уиммеры; его стремление по возможности объезжать
города и поселения; та настойчивость, с которой он добивался вызова «Дункана»
на восточное побережье; странная гибель бывших на его попечении животных,
наконец, какая‑то неискренность в поведении боцмана – все это пробудило в
майоре подозрения. Однако до событий прошлой ночи Мак‑Наббс все же не мог
определенно сказать, в чем именно он подозревает Айртона.
В ту ночь, прокравшись среди высоких кустов, он добрался в
полумиле от лагеря до подозрительных теней, привлекших издали его внимание.
Фосфоресцирующие грибы бросали слабый свет среди мрака. Три человека
рассматривали на земле свежие следы. Среди этих людей Мак‑Наббс узнал кузнеца
из Блэк – Пойнта. «Это они», – сказал один. «Да, – отозвался
другой, – вот и трилистники на подкове». – «След идет от самой
Уиммеры». – «Все лошади подохли». – «Яд под рукой». – «Хватит на
целый кавалерийский полк». – «Да, полезное растение этот гастролобиум!»
– Тут они замолчали, – продолжал Мак‑Наббс, –
и пошли прочь. Но того, что я услышал, было слишком мало, и я пошел за ними.
Вскоре они снова заговорили. «Ну и ловкач же этот Бен Джойс! – сказал
кузнец. – Каков боцман, и как хитро придумано кораблекрушение! Если его
план удастся, мы богачи! Этот Айртон – черт, а не человек». – «Нет, зови
его Беном Джойсом, он заслужил это имя!» Затем негодяи ушли из леса. Теперь я
знал все и вернулся в лагерь, убежденный в том, что Австралия влияет
благотворно далеко не на всех каторжников, не во гнев будь сказано Паганелю.
Майор умолк. Его товарищи сидели молча в раздумье.
– Итак, Айртон завлек нас сюда, чтобы ограбить и
убить? – проговорил бледный от гнева Гленарван.
– Да! – ответил майор.
– И от самой Уиммеры его шайка идет по нашим следам,
ожидая удобного случая?
– Да.
– Так, значит, этот негодяй вовсе не матрос с
«Британии»? Значит, он украл у какого‑то Айртона его имя и договор о найме на
судно?
Все посмотрели на Мак‑Наббса: ведь ему тоже должны были
прийти в голову все эти мысли.
– Вот что можно точно сказать обо всей этой
истории, – ответил майор своим неизменно спокойным голосом. – Мне
кажется, что имя этого человека в самом деле Айртон. Бен Джойс – это его
кличка. Несомненно, что он знает Гарри Гранта и был боцманом на «Британии». То
и другое доказывают подробности, о которых он упоминал, это подтверждает и
разговор каторжников, о котором я вам рассказал. Не будем же блуждать среди
бесполезных гипотез, а признаем бесспорным, что Айртон и Бен Джойс – одно и то
же лицо, то есть бывший матрос «Британии», ставший главарем шайки беглых
каторжников.
Слова Мак‑Наббса не вызвали никаких возражений.
– А теперь, – сказал Гленарван, – не
объясните ли вы мне, Мак‑Наббс, каким образом и почему боцман Гарри Гранта
попал в Австралию?
– Каким образом? Не знаю, – ответил майор. –
И полиция заявляет, что она не более моего осведомлена об этом. Почему? Это мне
тоже неизвестно. Здесь тайна, которую раскроет только будущее.
– Полиция даже не подозревает, что Айртон и Бен Джойс
одно и то же лицо, – заметил Джон Манглс.
– Вы правы, Джон, – ответил майор. – И эти
сведения могли бы помочь ее розыскам.
– Очевидно, этот негодяй проник на ферму Падди О'Мура с
преступной целью, – сказала леди Элен.
– Несомненно, – отозвался Мак‑Наббс. – Он,
видимо, подготовлял на ферме ирландца какое‑то преступление, а тут подвернулось
нечто более заманчивое. Случай свел его с нами. Он услышал рассказ Гленарвана,
историю кораблекрушения и, будучи человеком дерзким, тут же решил извлечь из
этого Дела пользу. Решено было организовать экспедицию. У Уиммеры он вошел в
сношения с одним из своих людей, кузнецом из Блэк – Пойнта, и сделал приметными
наши следы. Его банда шла за нами. С помощью ядовитого растения Бен Джойс мало‑помалу
уничтожил наших быков и лошадей. Наконец, когда приспело время, он завел нас в
болота у Сноуи‑Ривер и предал в руки беглых каторжников, которыми он
заправляет.
Все стало ясно. Майор раскрыл все прошлое Бена Джойса, и
этот негодяй предстал таким, каким он был на самом деле: дерзким и опасным
преступником. Намерения его были теперь вполне ясны, и они требовали от
Гленарвана величайшей бдительности. К счастью, разоблаченный разбойник был все
же менее страшен, чем предатель.
Но из этих окончательно проясненных обстоятельств вытекало
одно важное следствие, о котором пока никто, кроме Мери Грант, не подумал. В то
время как другие обсуждали прошлое, она думала о будущем.
Джону Манглсу первому бросились в глаза ее бледное лицо, ее
отчаяние. Он сразу понял, что должна была она переживать.
– Мисс Мери! Мисс Мери! Вы плачете? – воскликнул
он.
– Ты плачешь, мое дитя? – обратилась к ней леди
Элен.
– Отец, отец!.. – прошептала девушка.
Она не в силах была продолжать. Но всех вдруг осенила одна и
та же мысль – всем стало ясно горе Мери, почему она заплакала, почему вспомнила
об отце.
Раскрытие предательства Айртона убивало всякую надежду найти
Гарри Гранта. Каторжник, для того чтобы завлечь Гленарвана в глубь материка,
придумал крушение у австралийского побережья. Об этом определенно было
упомянуто в разговоре бандитов, подслушанном Мак‑Наббсом. Никогда «Британия» не
разбивалась о подводные камни Туфоллд‑Бей! Никогда Гарри Грант не ступал ногой
на Австралийский материк! Вот уже второй раз ошибочное истолкование документа
толкнуло искавших «Британию» по ложному пути.
Подавленные горем детей капитана Гранта, их спутники хранили
молчание. Да и что можно было сказать им в утешение! Роберт плакал, прижавшись
к сестре. Паганель с раздражением бормотал:
– А, злосчастный документ! Чуть не дюжина честных людей
ломает головы по твоей милости!
И, негодуя сам на самого себя, почтенный географ колотил
себя кулаком по лбу, рискуя проломить череп.
Тем временем Гленарван пошел к Мюльреди и Вильсону, стоявшим
на страже. По всей долине между опушкой леса и рекой царила полная тишина. На
небе неподвижно теснились густые тучи. В дремотно застывшем воздухе далеко
разнесся бы малейший звук, между тем ничего не было слышно. По – видимому, Бен
Джойс и его шайка удалились на порядочное расстояние, иначе не веселились бы
так на нижних ветках деревьев стаи птиц, не объедали бы так мирно молодые
побеги несколько кенгуру, не высовывала бы доверчиво из кустов свои головы пара
страусов, – все говорило о том, что нигде в мирной глуши нет людей.
– Вы ничего не видели и не слышали за последний
час? – спросил Гленарван матросов.
– Ничего, милорд, – ответил Вильсон. –
Каторжники, должно быть, за несколько миль отсюда.
– Как видно, их было слишком мало, чтобы напасть на
нас, – добавил Мюльреди. – Наверное, этот Бен Джойс отправился
вербовать себе помощников среди других таких же беглых каторжников, бродящих у
подножия Альп.
– Видимо, так, Мюльреди, – согласился
Гленарван. – Эти негодяи – трусы. Они знают, что мы вооружены – и
вооружены хорошо. Быть может, они ждут ночи, чтобы напасть на нас. Когда станет
темнеть, нужно будет усилить бдительность. Ах, если бы мы могли покинуть эту
болотистую равнину и продолжать путь к побережью! Но разлившиеся воды реки
преграждают нам дорогу. За плот, который переправил бы нас на тот берег, я бы
отдал столько золота, сколько он весит.
– А почему же вы не прикажете нам построить такой плот,
милорд? – спросил Вильсон. – Ведь деревьев здесь сколько угодно.
– Верно, Вильсон, – ответил Гленарван, – но
эта Сноуи – Ривер не река, а непреодолимый поток.
Тут к Гленарвану подошли Джон Манглс, майор и Паганель. Они
как раз только что обследовали Сноуи‑Ривер. После последних дождей ее воды
поднялись еще на один фут. Они неслись со стремительностью, напоминавшей пороги
американских рек. Конечно, немыслимо было пуститься по этой ревущей, клокочущей
пучине, изрытой водоворотами. Джон Манглс заявил, что переправа неосуществима.
– Все же нельзя сидеть здесь сложа руки, –
прибавил он. – То, что мы хотели сделать еще до предательства Айртона,
теперь, по‑моему, еще более необходимо.
– Что вы хотите сказать, Джон? – спросил
Гленарван.
– Я хочу сказать, что нам срочно необходима помощь, и,
раз нельзя идти в Туфоллд‑Бей, надо идти в Мельбурн. У нас осталась одна
лошадь. Дайте мне ее, милорд, и я отправлюсь в Мельбурн.
– Но это рискованная попытка, Джон, – сказал
Гленарван. – Не говоря уж обо всех опасностях этого путешествия в двести
миль, по незнакомому краю, учтите и то, что все дороги и тропы, вероятно,
отрезаны сообщниками Бена Джойса.
– Знаю, милорд, но знаю и то, что дальше так
продолжаться не может. Айртону, по его словам, требовалась неделя, чтобы
доставить сюда матросов с «Дункана»; я же берусь вернуться с ними на берега
Сноуи‑Ривер через шесть дней. Так как же, милорд? Каковы будут ваши приказания?
– Прежде чем Гленарван ответит, – сказал
Паганель, – позвольте мне сделать замечание. Ехать в Мельбурн надо, но я
против того, чтобы этим опасностям подвергался Джон Манглс. Он капитан
«Дункана» и поэтому не должен рисковать своей жизнью. Вместо него поеду я.
– Хорошо сказано! – похвалил майор. – Но
почему именно вы, Паганель?
– А мы разве не можем? – в один голос воскликнули
Мюльреди и Вильсон.
– Думаете, я испугаюсь проехать какие‑нибудь двести
миль верхом? – сказал Мак‑Наббс.
– Друзья мои, – заговорил Гленарван, – раз
один из нас должен поехать в Мельбурн, то давайте бросим жребий… Паганель,
пишите наши имена.
– Во всяком случае, не ваше, милорд, – заявил Джон
Манглс.
– Почему? – спросил Гленарван.
– Как вы можете покинуть леди Элен, да и рана ваша не
зажила еще.
– Гленарван, вам нельзя покидать экспедицию! –
воскликнул Паганель.
– Конечно, – подтвердил Мак‑Наббс. – Ваше
место здесь, Эдуард, вы не должны уезжать.
– Предстоят опасности, – возразил
Гленарван, – и я никому не уступлю мою долю риска. Пишите, Паганель. Пусть
мое имя будет смешано с именами моих товарищей, и дай бог, чтобы оно вышло
первым.
Пришлось подчиниться воле Гленарвана. Его имя присоединили к
другим. Стали тянуть жребий, и он пал на Мюльреди. У отважного матроса
вырвалось радостное «ура».
– Милорд, я готов пуститься в путь, – сказал он.
Гленарван пожал руку Мюльреди. Он направился к повозке, а майор и Джон Манглс
остались на страже.
Леди Элен немедленно узнала о решении послать гонца в
Мельбурн, и о том, на кого пал жребий. У нее нашлись для честного матроса
слова, тронувшие его до глубины сердца. Все знали Мюльреди как человека
храброго, толкового, неутомимого, и жребий поистине сделал наилучший выбор.
Отъезд Мюльреди был назначен на восемь часов вечера, тотчас
же после коротких сумерек. Вильсон взялся снарядить лошадь.
Ему пришло в голову заменить на ее левой ноге
изобличительную подкову с трилистниками другой, снятой с одной из павших ночью
лошадей. Теперь, думалось ему, каторжники не смогут ни распознать следы
Мюльреди, ни гнаться за ним, ведь у них нет лошадей.
Пока Вильсон седлал лошадь, Гленарван занялся письмом Тому
Остину, но он не мог писать из‑за раненой руки и попросил это сделать Паганеля.
Ученый, поглощенный какой‑то неотступной мыслью, казалось, не замечал ничего
вокруг. Надо сказать, что среди всех тревожных событий Паганель думал только об
одном: о неверно истолкованном документе. Он всячески переставлял слова,
стремясь извлечь из них новый смысл, и с головой ушел в эту работу.
Конечно, он не расслышал просьбы, и Гленарван должен был ее
повторить.
– А, прекрасно! Я готов! – отозвался Паганель.
С этими словами он машинально взял свою записную книжку,
вырвал из нее листок, взял карандаш и приготовился писать. Гленарван начал
диктовать следующее:
– Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и
вести «Дункан».
Паганель дописывал это последнее слово, но тут его глаза
случайно остановились на валявшемся на земле номере «Австралийской и
Новозеландской газеты». Газета была сложена, и из ее названия, по‑английски,
«Australian and New‑Zealand Gazette» виднелись только последние пять букв слова
New – Zealand. Карандаш Паганеля вдруг остановился: географ, по – видимому,
совершенно забыл и о Гленарване, и о его письме, и о том, что ему диктовали.
– Паганель! – окликнул его Гленарван.
– Ах! – воскликнул географ.
– Что с вами? – спросил майор.
– Ничего, ничего, – пробормотал Паганель. Потом он
зашептал про себя: – Aland! Aland! Aland!
Он вскочил и схватил газету. Он тряс ее, стараясь удержать
слова, рвавшиеся из уст.
Леди Элен, Мери, Роберт, Гленарван с удивлением смотрели на
географа, не понимая причины его волнения.
Паганель словно внезапно сошел с ума. Но его нервное возбуждение
длилось недолго. Ученый мало‑помалу успокоился. Радость, светившаяся в его
глазах, угасла. Он сел на прежнее место и сказал спокойно:
– Я к вашим услугам, милорд.
Гленарван снова принялся диктовать письмо. В окончательном
виде оно гласило: «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести
«Дункан», придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью
Австралии».
– Австралии? – переспросил Паганель. – Ах,
да, Австралии!..
Закончив письмо, географ дал его Гленарвану. Тот кое‑как
подписал – ему мешала его рана. Затем письмо было запечатано, и Паганель еще
дрожащей от волнения рукой написал на конверте:
«Тому Остину, помощнику капитана яхты «Дункан», Мельбурн».
Вслед за этим он вышел из повозки, жестикулируя и повторяя
непонятные слова:
– Aland! Aland! Zealand!
|
