100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
ЛИЦА:
Крутицкий.
Глумов.
Мамаева.
Человек Крутицкого.
Приемная у Крутицкого. Дверь выходная, дверь направо в кабинет, налево — в гостиную. Стол и один стул.
Входит Глумов, человек у двери, потом Крутицкий.
Глумов . Доложи!
Человек (заглядывая в дверь кабинета) . Сейчас выдут-с!
Выходит Крутицкий. Человек уходит.
Крутицкий (кивая головой) . Готово?
Глумов . Готово, ваше превосходительство. (Подает тетрадь.)
Крутицкий (берет тетрадь) . Четко, красиво, отлично. Браво, браво! Трактат, отчего же не прожект?
Глумов . Прожект, ваше превосходительство, когда что-нибудь предлагается новое; у вашего превосходительства, напротив, все новое отвергается… (c заискивающею улыбкой) и совершенно справедливо, ваше превосходительство.
Крутицкий . Так вы думаете, трактат?
Глумов . Трактат лучше-с.
Крутицкий . Трактат? Да, ну пожалуй. «Трактат о вреде реформ вообще». «Вообще»-то не лишнее ли?
Глумов . Это главная мысль вашего превосходительства, что все реформы вообще вредны.
Крутицкий . Да, коренные, решительные; но если неважное что-нибудь изменить, улучшить, я против этого ничего не говорю.
Глумов . В таком случае это будут не реформы, а поправки, починки.
Крутицкий (ударяя себя карандашом по лбу) . Да, так, правда! Умно, умно! У вас есть тут, молодой человек, есть. Очень рад; старайтесь!
Глумов . Покорнейше благодарю, ваше превосходительство.
Крутицкий (надевая очки) . Пойдем далее! Любопытствую знать, как вы начинаете экспликацию моей главной цели. «Артикул 1-й. Всякая реформа вредна уже по своей сущности. Что заключает в себе реформа? Реформа заключает в себе два действия: 1) отмену старого и 2) поставление на место оного чего-либо нового. Какое из сих действий вредно? И то и другое одинаково: 1-е) отметая старое, мы даем простор опасной пытливости ума проникать причины, почему то или другое отметается, и составлять таковые умозаключения: отметается нечто непригодное; такое-то учреждение отметается, значит, оно непригодно. А сего быть не должно, ибо сим возбуждается свободомыслие и делается как бы вызов обсуждать то, что обсуждению не подлежит». Складно, толково.
Глумов . И совершенно справедливо.
Крутицкий (читает) . «2-е) поставляя новое, мы делаем как бы уступку так называемому духу времени, который есть не что иное, как измышление праздных умов». Ясно изложено. Надеюсь, будет понятно для всякого; так сказать, популярно.
Глумов . Мудрено излагать софизмы, а неопровержимые истины…
Крутицкий . Вы думаете, что это неопровержимые истины?
Глумов . Совершенно убежден, ваше превосходительство.
Крутицкий (оглядывается) . Что это они другого стула не ставят?
Глумов . Ничего-с, я и постою, ваше превосходительство.
Крутицкий . Конечно, нельзя всякому дозволить: другой, пожалуй, рассядется… магазинщик со счетом, или портной приедет…
Глумов . Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство. Я должен буду просить извинения у вашего превосходительства.
Крутицкий . Что такое, мой любезный, что такое?
Глумов . В вашем трактате некоторые слова и выражения оставлены мной без всякого изменения.
Крутицкий . Почему?
Глумов . Слаб современный язык для выражения всей грациозности ваших мыслей.
Крутицкий . Например?
Глумов . В двадцать пятом артикуле, о положении мелких чиновников в присутственных местах…
Крутицкий . Ну?
Глумов . Вашим превосходительством весьма сильно выражена прекрасная мысль о том, что не следует увеличивать содержание чиновникам и вообще улучшать их положение, что, напротив, надобно значительное увеличение жалованья председателям и членам.
Крутицкий . Не помню. (Перелистывает тетрадь.)
Глумов . Я, ваше превосходительство, помню наизусть, да не только этот параграф, а весь трактат.
Крутицкий . Верю, но удивляюсь. Для чего?
Глумов . У меня ведь целая жизнь впереди; нужно запасаться мудростию; не часто может представиться такой случай; а если представится, так надо им пользоваться. Не из журналов же учиться уму-разуму.
Крутицкий . Еще бы!
Глумов . Молодому человеку и свихнуться не трудно.
Крутицкий . Похвально, похвально. Приятно видеть такой образ мыслей в молодом человеке. Что там ни толкуй, а благонамеренность хорошее дело.
Глумов . Первое, ваше превосходительство.
Крутицкий . Ну, так что ж у меня там, в двадцать пятом артикуле?
Глумов . Артикул двадцать пятый. «Увеличение окладов в присутственных местах, если почему-либо таковое потребуется, должно быть производимо с крайней осмотрительностию, и то только председателям и членам присутствия, а отнюдь не младшим чиновникам. Увеличение окладов старшим может быть произведено на тот конец, дабы сии наружным блеском поддерживали величие власти, которое должно быть ей присуще. Подчиненный же сытый и довольный получает несвойственные его положению осанистость и самоуважение, тогда как, для успешного и стройного течения дел, подчиненный должен быть робок и постоянно трепетен».
Крутицкий . Да, так, верно, верно!
Глумов . Вот слово: «трепетен», ваше превосходительство, меня очаровало совершенно.
Крутицкий (погрузившись в чтение, изредка взглядывает на Глумова. Как бы мельком) . Коли куришь, так кури. Спички на камине.
Глумов . Я не курю, ваше превосходительство. А впрочем, как прикажете?
Крутицкий . Вот еще! Мне-то какое дело! Дядя не видал твоей работы?
Глумов . Как можно! Как же бы я осмелился!
Крутицкий . Ну, то-то же. Он только говорит, что умен, а ведь он болван совершенный.
Глумов . Не смею спорить с вашим превосходительством.
Крутицкий . Он только других учит, а сам попробуй написать, вот мы и увидим. А жена тоже ведь дура замечательная.
Глумов . Не заступлюсь и за нее.
Крутицкий . Как ты с ними уживаешься, не понимаю.
Глумов . Нужда, ваше превосходительство.
Крутицкий . Ты служишь?
Глумов . Поступаю. По протекции тетушки Иван Иваныч Городулин обещал достать место.
Крутицкий . Вот еще нашли человека. Определит он тебя. Ты ищи прочного места; а эти все городулинские-то места скоро опять закроются, вот увидишь. Он у нас считается человеком опасным. Ты это заметь.
Глумов . Я не по новым учреждениям…
Крутицкий . Да, да. А уж я думал… Ну, что ж, поступай. Без службы болтаться хуже. Потом, если хочешь, я тебе могу письма дать в Петербург — перейдешь; там служить виднее. У тебя прошедшее-то хорошо, чисто совершенно? Тебя можно рекомендовать?
Глумов . Я ленив был учиться, ваше превосходительство.
Крутицкий . Ну, что ж, это не важно. Очень-то заучишься, так оно, пожалуй, и хуже. Нет ли чего важнее?
Глумов . Мне совестно признаться перед вашим превосходительством.
Крутицкий (с серьезным видом) . Что такое? Уж ты лучше говори прямо.
Глумов . В молодости грешки, увлечения…
Крутицкий . Говори, не бойся.
Глумов . В студенческой жизни, ваше превосходительство… только я больше старых обычаев придерживался.
Крутицкий . Каких старых обычаев? Что ты, раскольник, что ли?
Глумов . То есть не так вел себя, как нынешние студенты.
Крутицкий . А как же?
Глумов . Покучивал, ваше превосходительство; случались кой-какие истории не в указные часы, небольшие стычки с полицией.
Крутицкий . И только?
Глумов . Больше ничего, ваше превосходительство. Сохрани меня Бог! сохрани Бог!
Крутицкий . Что ж, это даже очень хорошо. Так и должно быть. В молодых летах надо пить, кутить. Чего тут стыдиться? Ведь ты не барышня. Ну, так, значит, я на твой счет совершенно покоен. Я не люблю оставаться неблагодарным. Ты мне с первого раза понравился, я уж за тебя замолвил в одном доме словечко.
Глумов . Мне сказывала Софья Игнатьевна. Я не нахожу слов благодарить ваше превосходительство.
Крутицкий . Ты присватался, что ли? Тут ведь куш очень порядочный.
Глумов . Я на деньги глуп, ваше превосходительство; девушка очень хороша.
Крутицкий . Ну, не умею тебе сказать. Они, брат, все одинаковы; вот тетка, знаю, что ханжа.
Глумов . Любовь нынче не признают, ваше превосходительство: я знаю по себе, какое это великое чувство.
Крутицкий . Пожалуй, не признавай, никому от того ни тепло, ни холодно; а как заберет, так скажешься. Со мной было в Бессарабии, лет сорок тому назад: я было умер от любви. Что ты смотришь на меня?
Глумов . Скажите, пожалуйста, ваше превосходительство!
Крутицкий . Горячка сделалась. Вот ты и не признавай. Ну, что ж, давай бог, давай тебе бог! Я очень рад. Будешь капиталистом, найдем тебе место видное, покойное. Нам такие люди нужны. Ты ведь будешь из наших? Нам теперь поддержка нужна, а то молокососы одолевать начали. Но, однако, мой милый, сколько же я тебе должен за твой труд?
Глумов . Не обижайте, ваше превосходительство!
Крутицкий . Ты меня не обижай!
Глумов . Если уж хотите вознаградить меня, так осчастливьте, ваше превосходительство!
Крутицкий . Что такое? В чем дело?
Глумов . Брак — такое дело великое, такой важный шаг в жизни… не откажитесь!.. благословение такого высокодобродетельного лица будет служить залогом… уже знакомство с особой вашего превосходительства есть счастие, а в некотором роде родство, хотя и духовное, это даже и для будущих детей.
Крутицкий . В посаженые отцы, что ли? Я что-то не пойму.
Глумов . Осчастливьте, ваше превосходительство!
Крутицкий . Изволь, изволь! Ты бы так и говорил. Это дело не мудреное.
Глумов . Я передам и Софье Игнатьвне.
Крутицкий . Передавай, пожалуй.
Глумов . Я не нужен вашему превосходительству?
Крутицкий . Нет.
Глумов . Честь имею кланяться.
Крутицкий . О моем маранье молчи. Оно скоро будет напечатано, без моего имени, разумеется; один редактор просил; он, хотя это довольно странно, очень порядочный человек, пишет так учтиво: ваше превосходительство, осчастливьте, ну и прочее. Коли будет разговор о том, кто писал, будто ты не знаешь.
Глумов . Слушаю, ваше превосходительство! (Кланяется и уходит.)
Крутицкий . Прощай, мой любезный! Что уж очень бранят молодежь! Вот, значит, есть же и из них: и с умом, и с сердцем малый. Он льстив и как будто немного подленек; ну, да вот оперится, так это, может быть, пройдет. Если эта подлость в душе, так нехорошо, а если только в манерах, так большой беды нет; с деньгами и с чинами это постепенно исчезает. Родители, должно быть, были бедные, а мать попрошайка: «У того ручку поцелуй, у другого поцелуй»; ну, вот оно и въелось. Впрочем, это все-таки лучше, чем грубость.
Входит человек.
Человек . Госпожа Мамаева! Они в гостиной-с. Я докладывал, что ее превосходительства дома нет-с.
Мамаева (за дверью) . Не помешаю?
Крутицкий . Нет, нет! (Человеку.) Подай кресло!
Человек уходит, возвращается с креслом. Входит Мамаева.
Крутицкий и Мамаева.
Мамаева . Будет вам делами-то заниматься! Что бы с молодыми дамами полюбезничать! А то сидит в своем кабинете! Такой нелюбезный старичок!
Крутицкий . Где уж мне! Был конь, да уездился! Хе-хе-хе! Пора и молодым дорогу дать.
Мамаева (садясь) . Нынче и молодежь-то хуже стариков.
Крутицкий . Жалуетесь?
Мамаева . Разве не правда?
Крутицкий . Правда, правда. Никакой поэзии нет, никаких благородных чувств. Я думаю, это оттого, что на театре трагедий не дают. Возобновить бы Озерова, вот молодежь-то бы и набиралась этих деликатных, тонких чувств. Да чаще давать трагедии, через день. Ну, и Сумарокова тоже. У меня прожект написан об улучшении нравственности в молодом поколении. Для дворян трагедии Озерова, для простого народа продажу сбитня дозволить. Мы, бывало, все трагедии наизусть знали, а нынче скромно! Они и по книге-то прочесть не умеют. Вот оттого в нас и рыцарство было, и честность, а теперь одни деньги. (Декламирует.)
Мне ждать ли, чтоб судьба прервала дней теченье,
Когда к страданию даны мне грустны дни?
Прерву.
Помните?
Мамаева . Ну, как же не помнить! Ведь, чай, этому лет пятьдесят — не больше, так как же мне не помнить!
Крутицкий . Извините, извините! Я считаю вас моей ровесницей. Ах, я и забыл вам сказать! Я вашим родственником очень доволен. Прекрасный молодой человек.
Мамаева . Не правда ли, мил?
Крутицкий . Да, да. Ведь уж и вы его балуете.
Мамаева . Да чем же?
Крутицкий . Позвольте, вспомнил еще. (Декламирует.)
О боги! Не прошу от вас речей искусства;
Но дайте ныне мне язык души и чувства!
Очаровательно!
Мамаева . Чем же балуем?
Крутицкий . Ну, да как же! жените. Какую невесту нашли…
Мамаева (с испугом) . Какую? Вы ошибаетесь.
Крутицкий (декламирует) .
О матерь, слезный ток, коль можно, осуши!
А ты, сестра, умерь уныние души!
Мамаева . На ком же, на ком?
Крутицкий . Да, боже мой! На Турусиной. Будто не знаете? Двести тысяч приданого.
Мамаева (встает) . Не может быть, не может быть, я говорю вам.
Крутицкий (декламирует) .
При вести таковой задумчив пребываешь;
Вздыханья тяжкие в груди своей скрываешь,
И горесть мрачная в чертах твоих видна!
Мамаева . Ах, вы надоели мне с вашими стихами!
Крутицкий . Но он, кажется, парень с сердцем. Вы, говорит, ваше превосходительство, не подумайте, что я из-за денег. Звал меня в посаженые отцы: сделайте, говорит, честь. Ну, что ж не сделать! Я, говорит, не из приданого; мне, говорит, девушка нравится. Ангел, ангел, говорит, и так с чувством говорит. Ну, что ж, прекрасно! Дай ему бог. Нет, а вы возьмите, вот в «Донском». (Декламирует.)
Когда россиянин решится слово дать,
То без стыда ему не может изменять.
Мамаева . Ой!
Крутицкий . Что с вами?
Мамаева . Мигрень. Ах, я больна совсем!
Крутицкий . Ну, ничего. Пройдет. (Декламирует.)
Ты знаешь, что союз сей верен до того…
Мамаева . Ах, подите вы! Скажите вашей жене, что я хотела ее подождать, да не могу, очень дурно себя чувствую. Ах! Прощайте!
Крутицкий . Да ничего. Что вы? У вас вид такой здоровый. (Декламирует.)
Чтоб при сопернице в измене обличить
И ревностью его веселье отравить…
Мамаева . Прощайте, прощайте! (Быстро уходит.)
Крутицкий . Что ее кольнуло? Поди вот с бабами! Хуже, чем дивизией командовать. (Берет тетрадь.) Заняться на досуге. Никого не принимать. (Уходит в кабинет.)
