100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Панург, о котором в таких выражениях говорил настоятель, вскоре появился.
Совершенно очевидно было, что он оказался призванным заменить своего покойного тезку не из-за свойственного ему морального или физического облика, ибо никогда еще человек с более умным лицом не был обесчещен именем, которым назвали осла.
Брат Панург со своими маленькими глазками, острым носом и выдающимся подбородком напоминал скорее лису.
Шико смотрел на него всего одно мгновение, но, как оно ни было кратко, он, по-видимому, по достоинству оценил монастырского посланца.
Панург смиренно остановился в дверях.
– Подойдите, господин курьер, – сказал Шико, – знаете вы Лувр?
– Так точно, сударь, – ответил Панург.
– А знаете вы в Лувре некоего Генриха де Валуа?
– Короля?
– Не знаю, действительно ли он король, – сказал Шико, – но вообще его так называют.
– Мне придется иметь дело с королем?
– Именно. Вы его знаете в лицо?
– Хорошо знаю, господин Брике.
– Так вот, вы скажете, что вам с ним необходимо поговорить.
– Меня допустят?
– Да, к его камердинеру. Монашеская ряса послужит вам пропуском. Его величество, как вы знаете, отличается набожностью.
– А что я должен сказать камердинеру его величества?
– Вы скажете, что посланы к нему Тенью.
– Какой Тенью?
– Любопытство – большой недостаток, брат мой.
– Простите.
– Итак, вы скажете, что посланы Тенью.
– Так точно.
– И что пришли за письмом.
– Каким письмом?
– Опять!
– Ах да, правда.
– Достопочтеннейший, – сказал Шико, обращаясь к Горанфло, – прежний Панург был мне определенно больше по сердцу.
– Это все, что я должен делать?
– Вы добавите, что Тень будет ожидать письма, потихоньку следуя по Шарантонской дороге.
– И я должен нагнать вас на этой дороге?
– Совершенно верно.
Панург направился к двери и приподнял портьеру; Шико показалось, что при этом движении брата Панурга обнаружилось, что за портьерой кто-то подслушивал.
Впрочем, она очень быстро опустилась, и Шико не смог бы поручиться, что принятое им за действительность не было обманом зрения. Однако изощренный ум Шико внушал ему почти полную уверенность в том, что подслушивал брат Борроме.
«А, ты подслушиваешь, – подумал он, – тем лучше, тогда я буду нарочно говорить так, чтобы тебе было слышно».
– Значит, – сказал Горанфло, – король оказал вам честь, возложив на вас миссию?
– Да, и притом конфиденциальную.
– Политического характера, я полагаю?
– Я тоже так полагаю.
– Как, вы не знаете толком, какая миссия на вас возложена?
– Я знаю, что должен отвезти письмо, вот и все.
– Это, наверно, государственная тайна?
– Думаю, что да.
– И вы даже не подозреваете какая?
– Мы ведь совсем одни, не так ли? И я могу сказать, что по этому поводу думаю?
– Говорите. Я нем, как могила.
– Так вот, король наконец-то решил оказать помощь герцогу Анжуйскому.
– Вот как?
– Да. Сегодня ночью с этой целью должен был выехать господин де Жуаез.
– Ну, а вы, друг мой?
– Я еду в сторону Испании.
– А каким способом?
– Ну, так, как мы путешествовали в свое время: пешком, верхом, в повозке – как придется.
– Жак будет вам приятным спутником, вы хорошо сделали, что попросили меня отпустить его с вами, он, чертенок, владеет латынью.
– Должен признаться, мне он очень понравился.
– Этого было бы достаточно для того, чтобы я его отпустил. Но я думаю, что он, сверх того, окажется для вас отличным помощником на случай какой-нибудь стычки.
– Благодарю, дорогой друг. Теперь, кажется, мне остается только проститься с вами.
– Прощайте!
– Что вы делаете?
– Намереваюсь дать вам пастырское благословение.
– Ну вот еще, – сказал Шико, – между нами двумя это ни к чему.
– Вы правы, – ответил Горанфло, – это хорошо для чужих.
И друзья нежно расцеловались.
– Жак! – крикнул настоятель. – Жак!
Между портьерами просунулась кунья мордочка Панурга.
– Как! Вы еще не отправились? – вскричал Шико.
– Простите, сударь.
– Отправляйтесь скорее, – сказал Горанфло. – Господин Брике торопится. Где Жак?
В свою очередь, появился брат Борроме с самой слащавой улыбкой на устах.
– Брат Жак! – повторил настоятель.
– Брат Жак ушел, – сказал казначей.
– Как так ушел! – вскричал Шико.
– Разве вы не просили, сударь, чтобы кто-нибудь отправился в Лувр?
– Но я же посылал Панурга, – сказал Горанфло.
– И дурень же я! А мне послышалось, что вы поручили это Жаку, – сказал Борроме, хлопнув себя по лбу.
Шико нахмурился. Но раскаянье Борроме было, по всей видимости, столь искренним, что упрекать его было бы просто жестоко.
– Придется мне подождать, – сказал он, – пока Жак вернется.
Борроме поклонился, нахмурившись в свою очередь.
– Кстати, – сказал он, – я забыл доложить сеньору настоятелю – ведь для этого и поднялся сюда, – что неизвестная дама уже прибыла и просит у вашего преподобия аудиенции.
Шико вовсю навострил слух.
– Она одна? – спросил Горанфло.
– С берейтором.
– Молодая? – спросил Горанфло.
Борроме стыдливо опустил глаза.
«Он ко всему – лицемер», – подумал Шико.
– Друг мой, – обратился Горанфло к мнимому Роберу Брике, – ты сам понимаешь?
– Понимаю, – сказал Шико, – и удаляюсь. Подожду в соседней комнате или во дворе.
– Отлично, любезный друг.
– Отсюда до Лувра далеко, сударь, – заметил Борроме, – и брат Жак может вернуться поздно; к тому же лицо, к которому вы обращаетесь, возможно, не решится доверить важное письмо мальчику.
– Вы немножко поздно подумали об этом, брат Борроме.
– Бог мой, да я же не знал. Если бы мне поручили…
– Хорошо, хорошо, я потихоньку двинусь по направлению к Шарантону. Посланец, кто бы он там ни был, нагонит меня в пути.
И он пошел к лестнице.
– Не сюда, сударь, простите, – поспешил за ним Борроме, – по этой лестнице поднимается неизвестная дама, а она не желает ни с кем встречаться.
– Вы правы, – улыбнулся Шико, – я сойду по боковой лестнице.
И он направился через небольшой чулан к черному ходу.
– А я, – сказал Борроме, – буду иметь честь проводить кающуюся к его преподобию.
– Отлично, – сказал Горанфло.
– Дорогу вы знаете? – с беспокойством спросил Борроме.
– Как нельзя лучше.
И Шико удалился через чулан.
За чуланом была комната. Боковая лестница начиналась с площадки перед этой комнатой.
Шико говорил правду: дорогу он знал, но комнату теперь не узнавал.
И действительно, она совершенно изменила свой вид с тех пор, как он проходил здесь в последний раз; стены были сплошь завешаны доспехами и оружием, на столах и консолях громоздились сабли, шпаги и пистолеты, все углы забиты были мушкетами и аркебузами.
Шико на минуту задержался в этом помещении: ему захотелось все хорошенько обдумать.
«От меня прячут Жака, от меня прячут даму, меня толкают на боковую лестницу, чтобы очистить парадную: это означает, что хотят воспрепятствовать моему общению с монашком и укрыть от моего взора даму, – все ясно. Как хороший стратег, я должен делать как раз обратное тому, к чему меня желают принудить. Поэтому я дождусь Жака и займу позицию, которая даст мне возможность увидеть таинственную даму. Ого! Вот здесь в углу валяется прекрасная кольчуга, гибкая, тонкая и отличнейшего закала».
Он поднял кольчугу и принялся любоваться ею.
«А мне-то как раз нужна такая штука, – сказал он себе. – Она легка, словно полотняная, и слишком узка для настоятеля. Честное слово, можно подумать, что кольчугу эту делали именно для меня: позаимствуем же ее у дома Модеста. По возвращении моем он получит ее обратно».
Шико, не теряя времени, сложил кольчугу и спрятал себе под куртку.
Он завязывал последний шнурок, когда на пороге появился брат Борроме.
– Ого! – прошептал Шико. – Опять ты! Но поздновато, друг мой.
Скрестив за спиной свои длинные руки и откинувшись назад, Шико делал вид, будто любуется трофеями.
– Господин Робер Брике хочет выбрать себе подходящее оружие? – спросил Борроме.
– Я, друг мой? – сказал Шико. – Боже мой, для чего мне оружие?
– Но вы же им так хорошо пользуетесь!
– В теории, любезный брат, в теории – вот и все. Жалкий буржуа, вроде меня, может ловко действовать руками и ногами. Чего ему не хватает и всегда будет не хватать – это воинской доблести. Рапира в моей руке сверкает довольно красиво, но, поверьте мне, Жак, вооружившись шпагой, заставил бы меня отступить отсюда до Шарантона.
– Вот как? – удивился Борроме, наполовину убежденный простодушным видом Шико, который, добавим, принялся горбиться, кривиться и косить глазом усерднее, чем когда-либо.
– И к тому же у меня не хватает дыхания, – продолжал Шико. – Вы заметили, что я слаб в обороне. Ноги никуда не годятся, это мой главный недостаток.
– Разрешите мне заметить, сударь, что путешествовать с таким недостатком еще труднее, чем фехтовать.
– Ах, вы знаете, что мне предстоит путешествие? – небрежно заметил Шико.
– Я слышал от Панурга, – покраснев, ответил Борроме.
– Вот странно, не припоминаю я, чтобы говорил об этом Панургу. Но не важно. Скрывать мне нечего. Да, брат мой, мне предстоит попутешествовать, я отправляюсь к себе на родину, где у меня есть кое-какое имущество.
– А знаете, господин Брике, вы оказываете брату Жаку большую честь.
– Тем, что беру его с собой?
– Это во-первых, а во-вторых, тем, что даете ему возможность увидеть короля.
– Или же его камердинера, ибо весьма возможно, и даже вероятно, брат Жак ни с кем другим не увидится.
– Вы, значит, в Лувре – завсегдатай?
– О, и самый настоящий, сударь мой. Я поставлял королю и молодым придворным теплые чулки.
– Королю?
– Я имел с ним дело, когда он был всего только герцогом Анжуйским. По возвращении из Польши он вспомнил обо мне и сделал меня поставщиком двора.
– Это у вас ценнейшее знакомство, господин Брике.
– Знакомство с его величеством?
– Да.
– Не все согласились бы с вами, брат Борроме.
– О, лигисты!
– Теперь все более или менее лигисты.
– Но вы-то, наверно, менее.
– А почему вы так думаете?
– Ведь у вас личное знакомство с королем.
– Ну, ну, я ведь тоже, как и все, занимаюсь политикой, – сказал Шико.
– Да, но ваша политика в полном согласии с королевской.
– Напрасно вы так полагаете. У нас с ним частенько бывают размолвки.
– Если они между вами случаются, как же он возлагает на вас миссию?
– Вы хотите сказать – поручение?
– Миссию или поручение – это уже не существенно. И для того и для другого требуется доверие.
– Вот еще! Королю важно лишь одно – чтобы у меня был верный глаз.
– Верный глаз?
– Да.
– В делах политических или финансовых?
– Да нет же, верный глаз на ткани.
– Что вы говорите? – воскликнул ошеломленный Борроме.
– Конечно. Сейчас я объясню вам, в чем дело, – Я слушаю.
– Вы знаете, что король совершил паломничество к богоматери Шартрской?
– Да, молился о ниспослании ему наследника.
– Вот именно. Вы знаете, что есть вернейшее средство достичь цели, которой добивается король?
– Во всяком случае, он, по всей видимости, к этому средству не прибегает.
– Брат Борроме! – сказал Шико.
– Что?
– Как вы отлично знаете, речь идет о получении наследника престола чудесным путем, а не каким-нибудь иным.
– И об этом чуде он молил…
– Шартрскую богоматерь.
– Ах да, сорочка!
– Наконец-то вы поняли! Король позаимствовал у добрейшей богоматери сорочку и вручил ее королеве, а взамен этой сорочки он вознамерился поднести ей одеяние такое же, как у богоматери Толедской – говорят, это самое красивое и роскошное из всех одеяний святой девы, какие только существуют.
– Так что вы отправляетесь…
– В Толедо, милейший брат Борроме, в Толедо, осмотреть хорошенько это одеяние и сшить точно такое же.
Борроме, видимо, колебался – верить или не верить словам Шико.
По зрелом размышлении мы должны прийти к выводу, что он ему не поверил.
– Вы сами понимаете, – продолжал Шико, словно и не догадываясь о том, что происходило в уме брата казначея, – вы сами понимаете, что при таких обстоятельствах мне было бы очень приятно путешествовать в обществе служителей церкви. Но время идет, и теперь брат Жак не замедлит вернуться. Впрочем, не лучше ли будет подождать его вне стен монастыря – например, у Фобенского креста?
– Я считаю, что так было бы действительно лучше, – согласился Борроме.
– Вы, значит, будете настолько любезны, что скажете ему об этом, как только он явится?
– Да.
– И пошлете его ко мне?
– Не замедлю.
– Благодарю вас, любезный брат Борроме, я в восторге, что с вами познакомился.
Оба раскланялись друг с другом. Шико спустился вниз по боковой лестнице. Брат Борроме запер за ним дверь на засов.
– Дело ясно, – сказал про себя Шико, – видимо, им очень важно, чтобы я не увидел этой дамы; значит, надо ее увидеть.
Дабы осуществить это намерение, Шико вышел из обители св. Иакова так, чтобы всем это было заметно, и направился к Фобенскому кресту, держась посередине дороги.
Однако, добравшись до Фобенского креста, он скрылся за углом одной фермы; там, чувствуя, что теперь ему нипочем все аргусы настоятеля, будь у них, как у Борроме, соколиные глаза, он скользнул мимо строений, спустился в канаву, прошел по ней вдоль изгороди, уходившей обратно к монастырю, и, никем не замеченный, проник в довольно густую боковую поросль, как раз напротив монастыря.
Это место явилось для него вполне подходящим наблюдательным пунктом. Он сел или, вернее, разлегся на земле и стал ждать, чтобы брат Жак возвратился в монастырь, а дама оттуда вышла.
