100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Дом Модест продолжал сидеть все в той же блаженно расслабленной позе.
Шико прошел через всю комнату и приблизился к нему.
Желая дать понять вошедшему, что он его заметил, дом Модест лишь соблаговолил слегка наклонить голову.
Шико, видимо, ни в малейшей степени не удивило безразличие аббата. Он продолжал шагать по комнате. На почтительном расстоянии от Горанфло он поклонился.
– Здравствуйте, господин настоятель.
– Ах, вот и вы, – произнес Горанфло, – видимо, воскресли?
– А вы считали меня умершим, господин аббат?
– Да ведь вас совсем не было видно.
– Я занят был делами.
– А!
Шико знал, что Горанфло вообще скуп на слова, пока его не разогреют две-три бутылки старого бургундского. Так как час был еще ранний и Горанфло, по всей видимости, еще не закусывал, Шико подвинул к очагу глубокое кресло и молча устроился в нем, положив ноги на каминную решетку и откинувшись всем туловищем на мягкую спинку.
– Вы позавтракаете со мной, господин Брике? – спросил дом Модест.
– Может быть, сеньор аббат.
– Не взыщите, господин Брике, если я не смогу уделить вам столько времени, сколько хотел бы.
– Э! Да кому, черт побери, нужно ваше время, господин настоятель? Черти полосатые! Я даже не напрашивался к вам на завтрак, вы сами мне предложили.
– Разумеется, господин Брике, – сказал дом Модест с беспокойством, которое объяснялось довольно твердым тоном Шико. – Конечно, я предложил, но…
– Но вы рассчитывали, что я откажусь?
– О нет. Разве свойственна мне привычка лицемерить, скажите, господин Брике?
– Человек, стоящий, подобно вам, настолько выше многих других, может усваивать любые привычки, господин аббат, – ответил Шико, улыбнувшись так, как умел улыбаться только он.
Дом Модест, прищурившись, взглянул на Шико.
Насмехался ли Шико или говорил серьезно – разобрать было невозможно.
Шико встал.
– Почему вы встаете, господин Брике? – спросил Горанфло.
– Собираюсь уходить.
– А почему вы уходите, вы же сказали, что позавтракаете со мною?
– Прежде всего я не говорил, что буду завтракать.
– Простите, я вам предложил.
– А я ответил – может быть. Может быть не значит – да.
– Вы сердитесь?
Шико рассмеялся.
– Сержусь? – переспросил он. – А на что мне сердиться? На то, что вы наглый и грубый невежда? О дорогой сеньор настоятель, я вас слишком давно знаю, чтобы сердиться на ваши мелкие недостатки.
Как громом пораженный этим выступлением, Горанфло сидел, раскрыв рот и вытянув вперед руки.
– Прощайте, господин настоятель.
– О, не уходите.
– Я не могу откладывать своей поездки.
– Вы уезжаете?
– Мне дано поручение.
– Кем?
– Королем.
У Горанфло голова пошла кругом.
– Поручение, – вымолвил он, – поручение от короля. Вы, значит, снова с ним виделись?
– Конечно.
– Как же он вас встретил?
– Восторженно. Он-то помнит друзей, хоть он и король.
– Поручение от короля, – пролепетал Горанфло, – а я-то наглец, невежда, грубиян…
Сердце его теперь сжималось, как шар, из которого выходит воздух, когда его колют булавками.
– Прощайте, – повторил Шико.
Горанфло даже привстал с кресла и своей огромной рукой задержал уходящего, который, надо признаться, довольно охотно подчинился насилию.
– Послушайте, давайте объяснимся, – сказал настоятель.
– Насчет чего же?
– Насчет вашей сегодняшней обидчивости.
– Я сегодня такой же, как всегда.
– Нет.
– Я просто отражение людей, с которыми в данный момент нахожусь.
– Нет.
– Вы смеетесь, и я смеюсь; вы дуетесь, и я корчу гримасы.
– Нет, нет, нет!
– Да, да, да!
– Ну хорошо, признаюсь – я был кое-чем озабочен…
– Вот как!
– Неужели вы не будете снисходительны к человеку, занятому самыми трудными делами? Чем только не занята моя голова! Ведь это аббатство, словно целая область! Подумайте, под моим началом двести душ, я и эконом, и архитектор, и управитель; и ко всему у меня имеются еще и духовные обязанности.
– О, этого и правда слишком много для недостойного служителя божия!
– Ну вот, теперь вы иронизируете, – сказал Горанфло, – господин Брике, неужто же вы утратили христианское милосердие?
– А у меня оно было?
– Сдается мне, что тут и не без зависти с вашей стороны; остерегайтесь – зависть великий грех.
– Зависть с моей стороны? А чему мне, скажите пожалуйста, завидовать?
– Гм, вы думаете: «Настоятель дом Модест Горанфло все время идет вперед, движется по восходящей линии…»
– В то время как я движусь по нисходящей, не так ли? – насмешливо спросил Шико.
– Это из-за вашего ложного положения, господин Брике.
– Господин настоятель, а вы помните евангельское изречение?
– Это какое же?
– Низведу гордых и вознесу смиренных.
– Подумаешь! – сказал Горанфло.
– Вот тебе и на! Он берет под сомнение слово божие, еретик! – вскричал Шико, воздевая руки к небу.
– Еретик! – повторил Горанфло. – Это гугеноты – еретики.
– Ну, значит, схизматик!
– Что вы хотите сказать, господин Брике? Право же, я не знаю что и думать!
– Ничего не хочу сказать. Я уезжаю и пришел с вами попрощаться. А посему – прощайте, сеньор дом Модест.
– Вы не покинете меня таким образом!
– Покину, черт побери!
– Вы?
– Да, я.
– Мой друг?
– В величии друзей забывают.
– Вы, Шико?
– Я теперь не Шико, вы же сами меня этим только что попрекнули.
– Я? Когда же?
– Когда упомянули о моем ложном положении.
– Попрекнул! Как вы сегодня выражаетесь!
И настоятель опустил свою огромную голову, так что все три его подбородка, приплюснутые к бычьей шее, слились воедино.
Шико наблюдал за ним краешком глаза: Горанфло даже слегка побледнел.
– Прощайте и не взыщите за высказанную вам в лицо правду…
Он направился к выходу.
– Говорите мне все, что вам заблагорассудится, господин Шико, но не смотрите на меня таким вот взглядом!
– Ах, ах, сейчас уже поздновато.
– Никогда не поздно! И, уж во всяком случае, нельзя уходить, не покушав, черт возьми! Это нездорово, вы мне сами так говорили раз двадцать! Давайте позавтракаем.
Шико решил с одного раза отвоевать все позиции.
– Нет, не хочу! – сказал он. – Здесь очень уж плохо кормят.
Все прочие нападки Горанфло сносил мужественно. Это его доконало.
– У меня плохо кормят? – пробормотал он в полной растерянности.
– На мой вкус, во всяком случае, – сказал Шико.
– Последний раз, когда вы завтракали, еда была плохая?
– У меня и сейчас противный вкус во рту. Фу!
– Вы сказали «фу»? – вскричал Горанфло, воздевая руки к небу.
– Да, – решительно сказал Брике, – я сказал «фу!»
– Но почему? Скажите же.
– Свиные котлеты гнуснейшим образом подгорели.
– О!
– Фаршированные свиные ушки не хрустели на зубах.
– О!
– Каплун с рисом совершенно не имел аромата.
– Боже праведный!
– Раковый суп был чересчур жирный!
– Милостивое небо!
– На поверхности плавал жир, он до сих пор стоит у меня в желудке.
– Шико, Шико! – вздохнул дом Модест таким же тоном, каким умирающий Цезарь взывал к своему убийце: «Брут! Брут!»
– Да к тому же у вас нет для меня времени.
– У меня?
– Вы мне сами сказали, что заняты делами. Говорили вы это, да или нет? Не хватало еще, чтобы вы стали лгуном.
– Это дело можно отложить. Ко мне должна прийти одна просительница.
– Ну, так и принимайте ее.
– Нет, нет, дорогой господин Шико. Хотя она прислала мне сто бутылок сицилийского вина.
– Сто бутылок сицилийского вина?
– Я не приму ее, хотя это, видимо, очень важная дама. Я не приму ее. Я буду принимать только вас, дорогой господин Шико. Она хотела у меня исповедоваться, эта знатная особа, которая дарит сицилийское сотнями бутылок. Так вот, если вы потребуете, я откажу ей в моем духовном руководстве. Я велю передать ей, чтобы она искала себе другого духовника.
– Вы все это сделаете?
– Только чтобы вы со мной позавтракали, господин Шико, только чтобы я мог загладить свою вину перед вами.
– Вина ваша проистекает из вашей чудовищной гордыни, дом Модест.
– Я смирюсь душой, друг мой.
– И вашей беспечной лени.
– Шико, Шико, с завтрашнего же дня я начну умерщвлять свою плоть, заставляя своих монахов ежедневно производить военные упражнения.
– Монахов? Упражнения? – спросил Шико, вытаращив глаза. – Какие же? С помощью вилки?
– Нет, с настоящим оружием!
– С боевым оружием?
– Да, хотя командовать очень утомительно.
– Вы будете обучать своих монахов военному делу?
– Я, во всяком случае, отдал соответствующие распоряжения.
– С завтрашнего дня?
– Если вы потребуете, то даже с сегодняшнего.
– А кому в голову пришла мысль обучать монахов военному делу?
– Кажется, мне самому, – сказал Горанфло.
– Вам? Это невозможно.
– Это так, я отдал такое распоряжение брату Борроме.
– А что это за брат Борроме?
– Ах, да вы же его не знаете.
– Кто он такой?
– Казначей.
– Как же у тебя появился казначей, которого я не знаю, ничтожество ты этакое?
– Он попал сюда после вашего последнего посещения.
– А откуда он у тебя взялся, этот казначей?
– Мне рекомендовал его монсеньер кардинал де Гиз.
– Лично?
– Письмом, дорогой господин Шико, письмом.
– Это не тот, похожий на коршуна монах, которого я видел внизу?
– Он самый.
– Который доложил о моем приходе?
– Да.
– Ого! – невольно вырвалось у Шико. – Какие же такие качества у этого казначея, получившего столь горячую рекомендацию от кардинала де Гиза?
– Он считает, как сам Пифагор.
– С ним-то вы и порешили заняться военным обучением монахов?
– Да, друг мой.
– То есть это он предложил вам вооружить монахов?
– Нет, дорогой господин Шико, мысль исходила от меня, только от меня.
– А с какой целью?
– С целью вооружить их.
– Долой гордыню, нераскаявшийся грешник, гордыня – великий грех: не вам пришла в голову эта мысль.
– Мне либо ему. Я уж, право, не помню, кому из нас она пришла в голову. Нет, нет, определенно мне; кажется, по этому случаю я даже произнес одно очень подходящее блистательное латинское изречение.
Шико подошел поближе к настоятелю.
– Латинское изречение, вы, дорогой мой аббат?! – сказал он. – Не припомните ли вы эту латинскую цитату?
– Militat spiritu…
– Militat spiritu, militat gladio?
– Точно, точно! – восторженно вскричал дом Модест.
– Ну, ну, – сказал Шико, – невозможно извиняться более чистосердечно, чем вы, дом Модест. Я вас прощаю.
– О! – умиленно произнес Горанфло.
– Вы по-прежнему мой друг, мой истинный друг.
Горанфло смахнул слезу.
– Но давайте же позавтракаем, я буду снисходителен к вашим яствам.
– Слушайте, – сказал Горанфло вне себя от радости. – Я велю передать брату повару, что если он не накормит нас по-царски, то будет посажен в карцер.
– Отлично, отлично, – сказал Шико, – вы же здесь хозяин, дорогой мой настоятель.
– И мы раскупорим несколько бутылочек, полученных от моей новой духовной дочери.
– Я помогу вам добрым советом.
– Дайте я обниму вас, Шико.
– Не задушите меня. Лучше побеседуем.
