5.
«Беглецы? — Вестовые…»
Беглецы? — Вестовые?
Отзовись, коль живые!
Чернецы верховые,
В чащах Бога узрев?
Сколько мчащих сандалий!
Сколько пышущих зданий!
Сколько гончих и ланей —
В убеганье дерев!
Лес! Ты нынче — наездник!
То, что люди болезнью
Называют: последней
Судорогою древес —
Это — в платье просторном
Отрок, нектаром вскормлен.
Это — сразу и с корнем
Ввысь сорвавшийся лес!
Нет, иное: не хлопья —
В сухолистом потопе!
Вижу: опрометь копий,
Слышу: рокот кровей!
И в разверстой хламиде
Пролетая — кто видел?! —
То Саул за Давидом:
Смуглой смертью своей!
3 октября 1922
6. «Не
краской, не кистью…»
Не краской, не кистью!
Свет — царство его, ибо сед.
Ложь — красные листья:
Здесь свет, попирающий цвет.
Цвет, попранный светом.
Свет — цвету пятою на грудь.
Не в этом, не в этом
ли: тайна, и сила и суть
Осеннего леса?
Над тихою заводью дней
Как будто завеса
Рванулась — и грозно за ней…
Как будто бы сына
Провидишь сквозь ризу разлук —
Слова: Палестина
Встают, и Элизиум вдруг…
Струенье… Сквоженье…
Сквозь трепетов мелкую вязь —
Свет, смерти блаженнее
И — обрывается связь.
* * *
Осенняя седость.
Ты, Гётевский апофеоз!
Здесь многое спелось,
А больше еще — расплелось.
Так светят седины:
Так древние главы семьи —
Последнего сына,
Последнейшего из семи —
В последние двери —
Простертым свечением рук…
(Я краске не верю!
Здесь пурпур — последний из слуг!)
…Уже и не светом:
Каким-то свеченьем светясь…
Не в этом, не в этом
ли — и обрывается связь.
* * *
Так светят пустыни.
И — больше сказав, чем могла:
Пески Палестины,
Элизиума купола…
8 — 9 октября 1922
|