26. Не признан
Король посидел немного, подумал, потом посмотрел на Майлса и
сказал:
– Странно, чрезвычайно странно! Не понимаю, что это
значит.
– Нисколько не странно, государь! Я его знаю, от него
другого и ждать нельзя, – он был негодяем со дня рождения.
– О, я говорю не о нем, сэр Майлс!
– Не о нем? Так о чем же? Что тебе кажется странным?
– Что короля до сих пор не хватились…
– Как? Что такое? Я тебя не понимаю.
– Не понимаешь? Разве не кажется тебе удивительным, что
по всей стране не рыщут гонцы, разыскивая меня, и не видно нигде объявлений с
описанием моей особы? Разве можно не волноваться и не скорбеть, зная, что глава
государства пропал бесследно? Что я скрылся и исчез?
– Совершенно верно, мой король. Я позабыл об этом.
Гендон вздохнул и пробормотал про себя: «Бедный помешанный!
Он все еще поглощен своей трогательной мечтой».
– Но у меня есть план, который поможет нам обоим
восстановить свои права. Я напишу бумагу на трех языках: по-латыни, по-гречески
и по-английски; а ты завтра утром скачи с ней в Лондон! Не отдавай никому,
кроме моего дяди, лорда Гертфорда; когда он увидит ее, он сразу узнает, что это
писал я. Он пришлет за мною.
– Не лучше ли нам будет, мой принц, подождать здесь,
пока я докажу свои права и вступлю во владение своими поместьями? Мне тогда
будет гораздо удобнее…
Король властно перебил его:
– Молчи! Что такое твои ничтожные поместья и твои
жалкие интересы, когда дело идет о благе нации и неприкосновенности
престола! – И прибавил уже мягче, как бы сожалея о своей суровости: –
Повинуйся мне без боязни! Я восстановлю тебя в твоих правах. Я возвращу тебе
все, что у тебя было, и даже увеличу твои владения. Я припомню твои услуги и
вознагражу тебя. – С этими словами он взял перо и принялся за работу.
Гендон с любовью смотрел на него, говоря себе: «Будь здесь темно, я мог бы
подумать, что со мною действительно говорит король; когда он разгневан, он
мечет громы и молнии, словно настоящий король. Где он этому научился? Вон он
там царапает бессмысленные каракули, воображая, что это латинские и греческие
слова! Если только мне не удастся придумать какую-нибудь хитрость, чтобы
отвлечь его, мне придется завтра притвориться, будто я отправляюсь в путь
исполнять его нелепое поручение».
Через минуту мысли сэра Майлса уже вернулись к недавним
событиям. Он был так поглощен своими думами, что, когда король подал ему
исписанную бумагу, он взял ее и машинально положил в карман.
– Как она удивительно странно вела себя! –
бормотал он. – Она как будто узнала меня, а как будто и не узнала. Я
понимаю, одно противоречит другому; я не могу примирить этих мыслей и в то же
время не могу отогнать ни ту ни другую, и не могу дать одной из них перевес над
другой. Казалось бы, все так просто: она должна была узнать мое лицо,
мой голос, – могло ли быть иначе? А между тем она сказала, что не
узнает меня, – значит, она в самом деле меня не узнала, потому что она не
умеет лгать. Постой, я, кажется, начинаю понимать! Может быть, он уговорил ее,
заставил солгать, принудил силой? Да, загадка разгадана. У нее был такой вид,
словно она чуть не умерла от страха… Ну конечно, она действовала по его
принуждению! Я ее отыщу, я найду ее: теперь, когда его нет, она ничего не утаит
от меня. Она припомнит былые времена, когда мы вместе играли детьми; это
смягчит ее сердце, и она не станет больше лукавить, она признает меня. В ней
нет вероломства, она всегда была честна и правдива. В те дни она любила меня.
Это служит мне порукой: кого любят, того не обманывают.
Он поспешно направился к двери, но в то же мгновение дверь
отворилась и вошла леди Эдит. Она была очень бледна, но шла твердой поступью;
осанка ее была полна изящества и кроткого достоинства, а лицо по-прежнему было
печально.
Майлс кинулся к ней, полный доверия, но она остановила его
едва заметным жестом. Она села и попросила его тоже сесть. Этим она заставила
его забыть, что они старые друзья, заставила его почувствовать себя чужим,
гостем. Это было для него неожиданностью, и он от удивления так растерялся, что
сам готов был усомниться, точно ли он тот, за кого выдает себя. Леди Эдит
сказала:
– Сэр, я пришла предостеречь вас. Помешанных, кажется, нельзя
убедить в том, что они ошибаются; но их можно уговорить, чтобы они избежали
опасности. Я полагаю, вы верите в правдивость своих мечтаний, а значит – вы не
преступник; но не говорите о своих заблуждениях здесь, так как это опасно.
Она пристально посмотрела Майлсу в глаза, потом прибавила,
подчеркивая слова:
– Это тем более опасно, что вы очень похожи на
нашего бедного мальчика, которого уже нет в живых.
– Господи, сударыня, но ведь он и есть я!
– Я искренне верю, что вы это думаете, сэр. Я не
сомневаюсь в вашей честности, я только предостерегаю вас. Мой муж – полный
хозяин во всей здешней местности, его власть почти безгранична, он может
обогатить кого угодно и кого угодно разорить. Если бы вы не были похожи на
человека, за которого выдаете себя, он, может быть, позволил бы вам спокойно
тешиться вашей мечтой; но, верьте мне, я хорошо его знаю, я знаю, что он
сделает: он скажет всем, что вы сумасшедший самозванец, и все будут вторить
ему.
Она снова устремила на Майлса пристальный взгляд и
прибавила:
– Если бы вы на самом деле были Майлсом Гендоном, и мой
муж знал бы это, и знала бы вся округа – обдумайте мои слова и взвесьте
их! – вы подверглись бы той же опасности и точно так же не ушли бы от
наказания; он отрекся бы от вас и донес бы на вас, и здесь не нашлось бы ни
одного человека, у которого хватило бы смелости оказать вам поддержку.
– Этому я вполне верю, – с горечью сказал
Майлс. – Если он имеет власть приказать человеку, который всю жизнь был
моим другом, изменить мне и отречься от меня и друг этот его слушается, то тем
более ему будут повиноваться те, кто не связан со мной узами преданности и
дружбы, кто боится потерять кусок хлеба.
Щеки леди Эдит слегка порозовели, она потупила глаза; но
голос ее по-прежнему звучал твердо:
– Я вас предупредила и предупреждаю еще раз: уезжайте
отсюда! Иначе этот человек вас погубит. Это тиран, не знающий жалости. Я его
раба, я это знаю. Бедный Майлс, и Артур, и мой милый опекун сэр Ричард
освободились от него и спокойны, – лучше бы вам быть с ними, чем остаться
здесь, в когтях этого злодея. Ваши притязания – посягательство на его титул и
богатство; вы напали на него в его собственном доме, и вы погибли, если
останетесь тут. Уходите! Не медлите! Если вам нужны деньги, прошу вас, возьмите
этот кошелек и подкупите слуг, чтобы они пропустили вас. Послушайте меня,
несчастный, и бегите, пока есть время.
Майлс отстранил рукою протянутый ему кошелек и встал.
– Исполните одну мою просьбу, – сказал он. –
Посмотрите мне прямо в глаза, я хочу видеть, вынесете ли вы мой взгляд. Так.
Теперь отвечайте мне: кто я? Майлс Гендон?
– Нет. Я вас не знаю.
– Поклянитесь!
Ответ прозвучал тихо, но отчетливо:
– Клянусь!
– Невероятно!
– Бегите! Зачем вы теряете драгоценное время? Бегите,
спасайтесь!
В эту минуту в комнату ворвались солдаты, и началась
отчаянная борьба; но Гендона скоро одолели и потащили прочь. Король тоже был
схвачен; обоих связали и повели в тюрьму.
|
