Мальчик пляшет под дождем
 Увеличить |
Автор: |
Эммануил Фейгин
|
| Оригинальное название: |
Мальчик пляшет под дождем |
| Метки: |
История, Повесть |
| Язык оригинала: |
Русский |
| Год: |
1968 |
| Входит в основной список: |
Нет |
| Купить и скачать:
|
Загрузка... |
| Скачать ознакомительный фрагмент:
|
Загрузка... |
| Читать ознакомительный фрагмент:
|
Загрузка... |
|
Описание:
Основная тема произведений Эммануила Фейгина - военная. Он хорошо знает жизнь армии, с ней связана почти вся его творческая биография. И это неудивительно. С 1941 по 1953 год писатель находился в рядах Советской Армии. Э.А.Фейгин - участник Великой Отечественной войны. На фронте сотрудничал в армейских газетах, писал очерки, корреспонденции, рассказы.
Повесть "Мальчик пляшет под дождем" с некоторыми изменениями вышла в Военном, издательстве, под названием "Здравствуй, Чапичев".
Писатель создал эту книгу на основе биографии, однако это не биографическая, не документальная повесть, а стремление нарисовать художественные образы людей того поколения, к которому принадлежит и сам автор.
|
Цитата:
| « |
Следующая наша встреча с Яшей произошла весной.
В середине мая мне предоставили отпуск. Феодосийский поезд согласно расписанию должен был прийти в Джанкой еще засветло, но опоздал. На каждой станции его то расцепляли, то сцепляли — это был сборный товаро-пассажирский поезд, сохранивший еще со времен гражданской войны название «максимка». Приползли мы в Джанкой поздно, в двенадцатом часу. Уставший, едва передвигая затекшие ноги, я вышел из душного вагона на перрон. Но и здесь не лучше: стояла жара, воздух был совершенно неподвижный и тяжелый. Его тяжесть я ощущал физически — теменем, плечами. «Будет гроза», — подумал я и заторопился домой. Идти мне предстояло довольно далеко по безлюдным, плохо освещенным улицам.
На пути к дому мне надо было пройти обширный пустырь. Таких пустырей тогда много было в Джанкое — городок застраивался без всякого плана. Идешь по улице, вдруг она обрывается, и перед тобой — поросшее бурьяном поле. Словно в напоминание, что живешь не где-нибудь, а в степной Таврии.
Едва вступил я на наш пустырь, как в спину мне ударил ветер, чуть с ног не свалил. Теперь я уже не сомневался, что меня застигнет гроза. Обычно за таким скаженным степным ветрюгой, будто на привязи, мчатся грозовые тучи. Только что видишь над собой чистое небо: если днем, то бледно-голубое; если ночью, то темно-бархатное, усеянное звездами. А подул ветер, и в небе уже темным-темно — ни просвета, ни звездочки. Сразу же «библейский потоп» начинается.
Такие скоротечные грозы бывают только в степи и на море. Все совершается как бы мимоходом, проездом, пролетом — неожиданно налетает вихрь, неожиданно гремит гром и сверкают молнии, хлещет проливной дождь. Все сразу. И так же внезапно вся эта «музыка» прекращается.
Так было и в этот раз: в кромешной тьме ослепительно сверкнула молния, грянул гром, и одновременно с ним, без всякого предисловия, на Джанкой обрушился ливень. Я промок в одно мгновение. И все же бросился бежать, хоть это было уже ни к чему. Я бежал до тех пор, пока не уткнулся в полуразрушенный саманный забор. «Черт побери, значит, я сбился с дороги. Ведь это же постоялый двор», — подумал я.
Правда, самого постоялого двора давно уже не было — он сгорел еще до революции. От него остались только развалины. Еще несколько лет назад здесь по ночам прятались грабители, подстерегая запоздавших прохожих. Словом, местечко не из приятных. Мне стало жутко. Вокруг ни единой живой души, ни зги не видно: если зацапают разбойники, хоть до утра кричи — никто не услышит, никто не поможет.
Я невольно попятился, но тут сверкнула близкая молния, и то, что я увидел, испугало меня гораздо больше, чем воображаемые разбойники.
Среди развалин постоялого двора под проливным дождем плясал какой-то человек. Совершенно голый. В чем мать родила. Лихо плясал, весело, воздев к грозному, грохочущему небу руки.
«Сумасшедший! Ну да, конечно, сумасшедший! Кто же еще способен на такое. Что делать? Бежать!» Но что-то удержало меня. Любопытство? Да, любопытство. Вернее, мысль, что ничего подобного я уже никогда в жизни не увижу.
Снова сверкнула молния, и я узнал в странном плясуне Яшу Чапичева. От удивления буквально онемел. Хотел что-то сказать, хотел окликнуть его, но язык не повиновался. А Яша, не ведая, что за ним наблюдают, самозабвенно плясал под дождем, под бурную музыку майской грозы. До чего же выразительна была эта пляска! Даже не пляска, а предельно точный рассказ о Яшиной душе. Еще ничего не зная, я понял: с ним что-то произошло. Что-то чрезвычайно важное, большое, и он сейчас не может рассказать об этом иначе, как пляской под проливным дождем.
Четверть века спустя я смотрел в Тбилиси картину молодого грузинского кинорежиссера. В ней был такой эпизод: паренек в промокшей до нитки одежде пляшет под дождем. Я был потрясен. И не только потому, что я вспомнил Яшу. Это само собой. Меня потрясла сила искусства, сила художественного проникновения. Каким-то волшебным лучом режиссер осветил душу этого паренька, и я увидел ее, как не увидел бы ни при каких других обстоятельствах: чистую, благородную, до краев переполненную радостью бытия, счастьем первой разделенной любви. В тот миг мне было так хорошо, будто меня самого одарили этой радостью. Но на некоторых зрителей пляска под дождем, как я потом понял, не произвела такого впечатления. Одни проявили равнодушие, другие недоумевали: «Что за дикая фантазия?» Люди не поверили художнику. А я поверил. Поверил потому, что однажды видел такое своими глазами, и не в кино, а в жизни…
Но вернемся к развалинам постоялого двора в Джанкое. Оправившись от удивления, я крикнул:
— Яшка!
Он услышал, остановился и, немного помедлив, шагнул в мою сторону.
— Кто там?
Я назвался. Яша обрадовался:
— Вот здорово! Откуда ты взялся?
— С поезда.
— А что здесь делаешь?
— А ты что здесь делаешь? — в свою очередь спросил я.
— Я? Я купаюсь. Бесплатная баня. Водичка теплая, вот и купаюсь. Самый лучший в мире душ. Красота! — Он звонко шлепнул себя по бедрам. — Сто пудов джанкойской пылюки смыл. Не веришь?
Я действительно не верил Яше. Врет, конечно. При чем тут баня, при чем тут душ? Тут что-то другое.
— «Купаюсь!» — передразнил я дружка. — А почему же ты плясал? При чем тут танец «Умирающего лебедя», раз ты просто купаешься?
— Как почему? Дождик знаешь какой щекотный. Вот попробуй, разденься, сам запляшешь. Давай, давай, раздевайся, все равно ты весь мокрый.
Пока Яша уговаривал меня раздеться, весенний ливень убежал на бесчисленных, тоненьких и быстрых своих ножках за город, на степной простор, и молнии сверкали теперь уже далеко над Сивашем, а раскаты грома звучали все глуше и невнятнее. И снова в небе засияли звезды, словно они, как и Яша, смыли с себя под самым лучшим в мире душем по сто пудов джанкойской пылюки, въедливой, серой и тусклой.
— Кончен бал! — сказал Яша. — Ну что ж, пошли.
— Так голый и пойдешь?
— Почему голый? Сейчас оденусь.
Он достал из прикрытого камнем углубления в заборе одежду и, прыгая на одной ноге, стал влезать в свои штаны. Одевшись, зашагал со мной рядом, хотя жил он в другом конце города.
— Я немного провожу тебя, — сказал Яша. — Что-то спать не хочется. Выспался я сегодня. Дай чемодан понесу. Ух, какой тяжелый. Что у тебя там, гири?
— Книги.
— Интересные?
— Всякие.
— Дашь почитать?
— А ты читаешь?
— Ого! — воскликнул Яша. — Еще как. Я такие книженции прочитал, закачаешься. Хочешь расскажу?
— Потом, в другой раз. Ты лучше расскажи, что с тобой произошло?
— Откуда ты знаешь? — удивился Яша и опустил на траву мой чемодан.
— Догадался.
— Ври больше, — недоверчиво протянул он. — Кто тебе сказал?
— Никто мне ничего не говорил. Я видел, как ты плясал, и понял: с тобой что-то случилось.
— Разыгрываешь.
— Ничего я тебя не разыгрываю. Ты лучше скажи, с чего это ты расплясался?
— На радостях. Танец освобождения, — сказал Яша.
— Не темни, говори яснее. От кого ты освободился?
— Вообще от Ветроса. А сейчас из КПЗ.
— КПЗ?
— Ну да. Это в милиции — камера предварительного заключения.
— Достукался!
— Ничего не достукался, — обиженно возразил Яша. — Ты сначала узнай, а потом будешь говорить: «Достукался!» — Видно, его очень оскорбило это слово. — Что я тебе, «блатняк» какой или вор? Если хочешь знать, я за хорошего человека заступился. Он за справедливость боролся, а я за него…
Начало его рассказа было сбивчивым, не очень ясным. Вероятно, Яша не сразу простил мне мою оскорбительную недоверчивость, но затем он увлекся и изобразил события дня так ярко и убедительно, показывая в лицах всех участников, что, честное слово, мне до сих пор кажется, будто это все произошло не с Яшей, а со мной.
…За неделю до того Яша взял в библиотеке книгу Войнич «Овод». Он так увлекся ею, что не мог оторваться. Пробовал читать и на работе, чем навлек на себя гнев хозяина и насмешки его подручных.
— Господин профессор кислых щей! Будьте добры, принесите прибор!
— Мсье профессор, компресс!
— Профессор, подай клиенту пальто!
— Эй, зачитанный, подмети пол!
Так издевались над ним с утра до вечера. А эти люди сами называли себя интеллигентами. Они носили галстуки, употребляли в разговоре иностранные слова и, обслужив клиента, из тех, которые отказываются от дорогих одеколонов, кремов и бриллиантинов, брезгливо скривив губы, говорили: «Что с него возьмешь? Необразованный, некультурный…»
|
» |
Отзывы (0)
|
Сообщить об ошибке
Место в списке кандидатов: 1603
Баллы: 68
Средний балл: 1.03
Проголосовало: 66 человек
Голосов за удаление: 2
23 человека поставили 5
2 человека поставили 3
5 человек поставили 1
23 человека поставили -1
4 человека поставили -2
9 человек поставили -3
Сообщить об ошибке
|
