Изысканный и порочный мир лондонских галерей и аукционов, международные политические интриги и контрабанда. Сгоревшая рама в камине, ценнейшее — разумеется, краденое — полотно Старого Мастера в обивке роскошного авто, опасный компромат и бегство от могущественных секретных служб, которым не писан закон. Это все они: достопочтенный Чарли Маккабрей, преуспевающий торговец искусством, эпикуреец и гедонист, любитель антиквариата и денег, профессионал каких мало, аморальный и очаровательный тип, цветущий среди морального упадка, и его подручный Джок, «анти-Дживс», — во взрывном коктейле из П. Г. Вудхауза и Яна Флеминга.
Перед вами роман культового британского писателя Кирила Бонфильоли. Мораль не гарантирована, продолжение следует.
Цитата:
«
КОГДА СЖИГАЕТЕ СТАРУЮ РЕЗНУЮ И ПОЗОЛОЧЕННУЮ РАМУ от картины, она приглушенно шипит в камине — испуская нечто вроде благовоспитанного ф-фух-х, — а сусальное золото окрашивает пламя в изумительную павлинью сине-зелень. Я самодовольно наблюдал этот эффект в среду вечером, когда меня навестил Мартленд. Он прозвонил в звонок три раза и очень быстро — властный человек в большой спешке. Я его более-менее ожидал, поэтому когда мой личный головорез Джок, воздев причудливо брови, просунул голову в дверь, я оказался способен вложить несколько апломба в реплику: — Вкатывай!
Где-то в той макулатуре, которую Мартленд читает, он выискал, что тучные мужчины перемещаются с поразительной легкостью и грацией; в результате он скачет повсюду, как пышный эльф в надежде, что его подцепит лепрекон. Вот он вспрыгнул в комнату, весь такой безмолвный, кошачий и нелепый, и ягодицы его бесшумно колыхнулись.
— Не поднимайтесь, — оскалился он, увидев, что я и не намерен. — Я угощусь, не возражаете?
Проигнорировав более соблазнительные бутылки на подносе с напитками, он безошибочно цапнул из-под низу пузатый графин «родни» [1] и плюхнул себе непристойное количество того, что считал моим «Тэйлором» 31-го года. Уже одно очко в мою пользу, ибо графин я наполнил портвейном «Инвалид» невероятной мерзотности. Мартленд не заметил: мне два очка. Он, разумеется, всего лишь полисмен. Вероятно, теперь уже — «был» им.