Увеличить |
XX
АНОНИМНЫЕ ПИСЬМА
Do
not give dalliance.
Too
much the rein; the strongest oaths are straw.
To
the fire i'the blood.
Tempest[11]
огда они около полуночи
расходились по своим комнатам, Жюльен улучил минутку и шепнул своей подруге:
– Сегодня
нам нельзя видеться: у вашего мужа зародились подозрения; готов об заклад побиться,
что это длинное письмо, над которым он так вздыхал, не что иное, как анонимное
послание.
По
счастью, Жюльен заперся в своей комнате на ключ. Г-же де Реналь пришла в голову
безумная мысль, что опасения, высказанные Жюльеном, только предлог для того,
чтобы им сегодня не видеться. Она совсем потеряла голову и в обычный час
отправилась к нему в комнату. Жюльен, заслышав шаги в коридоре, тотчас же задул
лампу. Кто-то пытался открыть его дверь: кто, г-жа де Реналь или ее ревнивый
муж?
Рано
утром кухарка, которая всегда благоволила к Жюльену, принесла ему книгу; на обложке
ее было написано несколько слов по-итальянски: guardate alia pagina 130.[12]
Жюльена
бросило в дрожь от этой неосторожности; он поспешно открыл книгу на указанной
странице и нашел приколотое булавкой письмо, написанное кое-как, наспех, все закапанное
слезами и без малейшего соблюдения правил орфографии. Обычно г-жа де Реналь
была очень аккуратна по части правописания, и его так растрогала эта
красноречивая подробность, что он даже забыл об ужасной неосторожности своей
возлюбленной.
«Ты не захотел меня впустить к себе сегодня ночью?
Бывают минуты, когда мне кажется, что мне, в сущности, никогда не удавалось
узнать до конца, что происходит у тебя в душе. Ты глядишь на меня – и твой
взгляд меня пугает. Я боюсь тебя. Боже великий! Да неужели же ты никогда не
любил меня? Если так, то пусть муж узнает все про нашу любовь и пусть он запрет
меня на всю жизнь в деревне, в неволе, вдали от моих детей. Быть может, это и
есть воля божья. Ну что ж, я скоро умру! А ты! Ты будешь чудовищем. Так,
значит, не любишь? Тебе надоели мои безумства и вечные мои угрызения?
Безбожный! Хочешь меня погубить? Вот самое простое средство. Ступай в Верьер,
покажи это письмо всему городу, а еще лучше – пойди покажи его господину
Вально. Скажи ему, что я люблю тебя – нет, нет, боже тебя сохрани от такого
кощунства! – скажи ему, что я боготворю тебя, что жизнь для меня началась
только с того дня, когда я увидала тебя, что даже в юности, когда предаешься
самым безумным мечтам, я никогда не грезила о таком счастье, каким я тебе обязана,
что я тебе жизнь свою отдала, душой своей для тебя пожертвовала, – да, ты
знаешь, что я для тебя и гораздо большим пожертвую.
Но разве он что-нибудь понимает в том, что такое
жертва, этот человек? Нет, ты ему скажи, скажи, чтобы его разозлить, что я ничуть
не боюсь никаких злоязычников и что нет для меня на свете никакого другого
несчастья, кроме одного: видеть, что ко мне охладел единственный человек,
который меня привязывает к жизни. О, какое было бы для меня счастье совсем
расстаться с нею, принести ее в жертву и больше уже не бояться за своих детей!
Милый друг, можете не сомневаться: если это
действительно анонимное письмо, его прислал не кто иной, как этот гнусный
человек, который в течение шести лет подряд преследовал меня своим
оглушительным басом, постоянными рассказами о своем искусстве ездить верхом,
своим самодовольством и бесконечным перечислением всех своих несравненных
достоинств.
Да было ли оно, это анонимное письмо? Злюка! Вот о
чем я только и хотела с тобой поговорить. Но нет, ты хорошо сделал. Разве я
могла бы, обнимая тебя, быть может, в последний раз, рассуждать хладнокровно,
как я это делаю сейчас, одна? Теперь уже наше счастье не будет даваться нам так
легко. Огорчит ли это вас? Разве только в те дни, когда ваш Фуке не пришлет вам
какой-нибудь занимательной книжки. Но все равно, жертва уже принесена, и было
или нет это анонимное письмо, все равно, я завтра сама скажу мужу, что получила
анонимное письмо и что необходимо во что бы то ни стало, под любым предлогом,
немедленно отослать тебя к твоим родным, заплатив тебе щедро, не скупясь.
Увы, друг мой, нам придется расстаться недели на
две, а может быть, и на месяц! Ах, я знаю, я уверена, ты будешь так же
мучиться, как и я. Но в конце концов это единственный способ предотвратить
последствия анонимного письма. Ведь это уже не первое, которое ему пишут
относительно меня. Ах, как я, бывало, потешалась над ними раньше!
У меня теперь одна цель: внушить мужу, что это
письмо прислал господин Вально; да я и не сомневаюсь, что так оно и есть на самом
деле. Если тебе придется уйти от нас, постарайся непременно устроиться в
Верьере, а я уж сумею добиться того, что муж сам захочет поехать туда недельки
на две, чтобы доказать этому дурачью, что мы с ним отнюдь не в ссоре. А ты,
когда будешь в Верьере, постарайся подружиться со всеми, даже и с либералами. Я
ведь знаю, что наши дамы готовы тебя на руках носить.
Но не вздумай ссориться с господином Вально, не смей
отрезать ему уши, как ты когда-то грозился, – наоборот, ты должен быть с
ним как можно любезнее. Сейчас самое важное для нас распустить слухи по всему
Верьеру, что ты поступаешь к господину Вально или еще к кому-нибудь гувернером
к детям.
Вот уж этого мой муж никогда не допустит. Ну, а если
он все-таки решится – что ж делать! Во всяком случае, ты будешь жить в Верьере,
мы сможем иногда с тобой видеться, – дети тебя так любят, они непременно
будут проситься к тебе. Боже мой, я чувствую, что я даже детей моих люблю еще
больше за то, что они тебя любят. Какой грех! Господи, чем только все это может
кончиться!.. Я совсем голову потеряла. Ну, в общем, ты понимаешь, как тебе надо
себя вести: будь кротким, вежливым; пожалуйста, не выказывай им презрения, этим
грубиянам, – на коленях тебя умоляю, ведь от них зависит наша с тобой
судьба. Можешь быть совершенно уверен, что мой муж, безусловно, сочтет нужным
держаться с тобой именно так, как это предпишет ему общественное мнение.
Ты же и смастеришь мне анонимное письмо; вооружись
терпением и ножницами. Вырежи из книги слова, которые я тебе напишу в конце, и
наклей их поаккуратней на листик голубоватой бумаги, который я тебе
посылаю, – эту бумагу мне подарил господин Вально. Опасайся обыска у себя
в комнате и поэтому сожги книгу, из которой будешь вырезать. Если не найдешь
целиком тех слов, которые нужны, не поленись составить их сам по буквам. Чтобы
тебя не затруднять, я сочинила совсем коротенькое анонимное письмо. Ах, если ты
больше меня не любишь, каким несносно длинным покажется тебе мое письмо!»
АНОНИМНОЕ
ПИСЬМО
«Сударыня,
Все
ваши похождения известны, а лица, заинтересованные в том, чтобы положить им
конец, предупреждены. Руководясь добрыми чувствами к вам, которые у меня еще не
совсем пропали, предлагаю вам раз навсегда порвать с этим мальчишкой. Если вы
настолько благоразумны, что последуете этому совету, ваш муж будет думать, что
уведомление, которое он получил, лживо, и его так и оставят в этом заблуждении:
знайте, тайна ваша в моих руках; трепещите, несчастная! Настал час, когда вы
должны будете склониться перед моей волей.
Как
только ты наклеишь все слова этого письма (узнаешь в нем манеру выражаться
господина директора?), сейчас же выходи в сад, – я тебя встречу.
Я
пойду в деревню и вернусь с убитым видом; ах, я и в самом деле чувствую себя
убитой. Боже мой! Подумать, на что я решаюсь, – и все это только из-за
того, что тебе показалось, будто он получил анонимное письмо. Так вот я с
изменившимся лицом отдам мужу это самое письмо, врученное мне якобы каким-то
незнакомцем. А ты ступай гулять с детьми по дороге в большой лес и не
возвращайся до обеда.
С
верхнего утеса тебе будет видна наша голубятня. Если все кончится благополучно,
я вывешу там белый платочек, а в противном случае там ничего не будет.
Ну,
а ты-то сам, неблагодарный, неужели сердце не подскажет тебе какой-нибудь
способ, до того как ты уйдешь на прогулку, сказать мне, что ты любишь меня? Ах,
что бы ни случилось, в одном ты можешь быть совершенно уверен: я дня не проживу,
если нам придется расстаться навеки. Ах, скверная я мать! Но только зачем я пишу
эти пустые слова, милый Жюльен? Я совсем не чувствую этого, я ни о ком, кроме
тебя, не могу думать, я только затем их и написала, чтобы ты не бранил меня. Сейчас,
в такую минуту, когда я думаю, что могу тебя потерять, к чему притворяться? Да,
пусть уж лучше я покажусь тебе чудовищем, чем мне лгать перед человеком, которого
я обожаю. Я и так слишком уж много обманывала в своей жизни. Ну, все равно, так
и быть, я тебя прощаю, если ты меня больше не любишь. Мне даже некогда
перечесть это письмо. А сказать по правде, какой это пустяк, если бы мне пришлось
заплатить жизнью за те блаженные дни, которые я провела в твоих объятиях. Ты знаешь,
что они мне обойдутся много дороже».
|