Глава 6
Гостиница «Путеводная
звезда»
Два часа
спустя после события, о котором мы рассказали и которое не оставило никаких следов
на лице Екатерины, г-жа де Сов, закончив свою работу у королевы, поднялась в
свои покои. Вслед за ней вошел Генрих и, узнав от Дариолы, что заходил Ортон,
направился прямо к зеркалу и взял записку.
Записка,
как мы уже сказали, была составлена в следующих выражениях:
«Сегодня
в десять часов вечера, улица Арбр-сек, гостиница „Путеводная звезда“. Если придете
– ответа не надо; если не придете – скажите подателю письма „нет“.
Адресат
не был указан.
«Генрих
непременно пойдет на свидание, – подумала Екатерина. – Если даже ему
и не захочется идти, то теперь он не сможет сказать подателю письма „нет“!
Екатерина
не ошиблась. Генрих спросил об Ортоне, и Дариола сказала ему, что он ушел с
королевой-матерью, но, найдя записку на месте и зная, что бедный мальчик не
способен на предательство, Генрих не стал беспокоиться.
Он, как
обычно, пообедал у короля, который то и дело подтрунивал над ошибками, какие
допускал Генрих утром на соколиной охоте.
Генрих
оправдывался тем, что он житель гор, а не равнин, но обещал Карлу изучить соколиную
охоту.
Екатерина
была очаровательна и, вставая из-за стола, попросила Маргариту составить ей
компанию на весь вечер.
В восемь
часов Генрих, взяв с собой двух дворян, вышел с ними из Парижа в ворота
Сент-Оноре, сделал большой крюк, вернулся в город со стороны Деревянной башни,
переправился через Сену на пароме у Нельской башни, поднялся к улице св. Иакова
и здесь отпустил дворян, словно его ожидало любовное свидание. На углу улицы
Де-Матюрен он увидел закутанного в плащ всадника и подошел к нему.
– Мант, –
сказал всадник.
– По, –
ответил король.
Всадник
тотчас же спешился. Генрих закутался в его плащ, весь забрызганный грязью, сел
на его коня, от которого шел пар, вернулся назад по улице Ла-Гарп, снова
переехал через реку по мосту Мельников, спустился на набережную, свернул на
улицу Арбр-сек и постучал к Ла Юрьеру.
В
знакомой нам зале сидел Ла Моль и писал длинное любовное письмо; кому он писал
– вам известно.
Коконнас
пребывал на кухне вместе с Ла Юрьером, наблюдая, как жарятся на вертеле шесть
куропаток, и спорил со своим другом-трактирщиком, при какой степени
прожаренности надо снимать куропаток с вертела.
В эту
самую минуту постучался Генрих. Грегуар открыл дверь, отвел лошадь в конюшню, а
приезжий вошел в залу, так топая, точно хотел согреть окоченевшие ноги.
– Эй!
Ла Юрьер! – крикнул Ла Моль, не отрываясь от письма. – Вас тут
спрашивает какой-то дворянин.
Ла Юрьер
вошел в зал, осмотрел Генриха с головы до ног и, так как плащ из грубого сукна
не внушал ему большого уважения, спросил короля:
– Кто
вы такой?
– Ах
ты, Господи! – воскликнул Генрих. – Этот господин, – продолжал
он указывая на Ла Моля, – сию секунду сказал вам, что я гасконский
дворянин и приехал в Париж, чтобы явиться ко двору.
– Что
вам угодно?
– Комнату
и ужин.
– Хм! –
хмыкнул Ла Юрьер. – А у вас есть лакей? Как известно читателю, это был
обычный его вопрос.
– Нет, –
ответил Генрих, – но я рассчитываю нанять его, когда преуспею.
– Я
не сдаю господских комнат без лакейских, – ответил Ла Юрьер.
– Даже
если я предложу вам за ужин золотой нобль с розой, а за все остальное
рассчитаюсь завтра?
– Ого!
Уж больно вы щедры, дворянин! – сказал Ла Юрьер, подозрительно глядя на
Генриха.
– Нет.
Но, намереваясь провести вечер и ночь в вашей гостинице, которую мне очень
хвалил один дворянин, мой земляк, я пригласил поужинать со мной приятеля. У вас
есть хорошее арбуасское вино?
– У
меня есть такое, что лучше не пивал и сам Беарнец!
– Отлично!
Я заплачу за него отдельно… А вот и мой гость!
В самом
деле, дверь отворилась и пропустила другого дворянина, на несколько лет старше
первого, с огромной рапирой на боку.
– Ага!
Вы точны, мой юный друг! – сказал он. – Вы явились минута в минуту –
это что-нибудь да значит для человека, проделавшего двести миль!
– Это
ваш гость? – спросил Ла Юрьер.
– Да, –
ответил тот. Он приехал первым и сейчас, подходя к молодому человеку с длинной
рапирой, пожал ему руку, – приготовьте нам ужин.
– Здесь
или у вас в комнате?
– Где
хотите.
– Хозяин! –
крикнул Ла Моль Ла Юрьеру. – Избавьте нас от этих гугенотских физиономий;
мы с Коконнасом не сможем говорить при них о своих делах.
– Эй!
Накройте ужин в комнате номер два, на четвертом этаже, – приказал Ла
Юрьер. – Идите наверх, господа, идите наверх!
Оба
приезжих последовали за Грегуаром, шедшим впереди и освещавшим путь.
Ла Моль
смотрел им вслед, пока они не скрылись; обернувшись, он увидел, что Коконнас
высунул голову из кухни. Широко раскрытые глаза и разинутый рот придавали его
лицу вид неописуемого изумления.
Ла Моль
подошел к нему.
– Видал,
черт побери? – спросил Коконнас.
– Что?
– Двух
дворян?
– И
что же?
– Готов
поклясться, что это…
– Кто?
– Да…
король Наваррский и человек в вишневом плаще.
– Клянись,
если хочешь, только тихо.
– А,
ты их тоже узнал?
– Конечно.
– Зачем
они сюда пришли?
– Какие-нибудь
любовные делишки.
– Ты
так думаешь?
– Уверен.
– Я
предпочитаю любовным делам хорошие удары шпагой. Я готов был поклясться, а
теперь бьюсь об заклад…
– Из-за
чего?
– Что
тут какой-нибудь заговор.
– Э!
Ты с ума сошел.
– Я
тебе говорю…
– А
я тебе говорю, что если они заговорщики, то это их дело.
– Что
ж, это верно! Ведь я больше не служу у Алансона, так что пускай себе улаживают
свои дела, как их душе угодно.
Так как
куропатки достигли, по-видимому, той степени прожаренности, какую любил Коконнас,
то пьемонтец, рассчитывавший на них как на самое лакомое блюдо своего ужина,
позвал Ла Юрьера, чтобы тот снял их с вертела.
А в это
время Генрих и де Муи устроились у себя в комнате.
– Государь!
Вы видели Ортона? – спросил де Муи, когда Грегуар накрыл на стол.
– Нет,
но я получил записку, которую он положил за зеркало. Я думаю, мальчик испугался;
дело в том, что его застала там королева Екатерина, он и убежал, не дожидаясь
меня. Я было немного встревожился, когда Дариола сказала мне, что королева-мать
долго разговаривала с Ортоном.
– О!
Это не опасно. Он ловкий постреленок, и, хотя королева-мать знает свое дело, он
обведет ее вокруг пальца, я в этом уверен.
– А
вы, де Муи, видели его потом? – спросил Генрих.
– Нет,
но я увижу его сегодня: в полночь он должен зайти сюда за мной и принести мне
добрый мушкет, а когда мы отсюда выйдем, он все мне расскажет.
– А
что это за человек был на углу улицы Де-Матюрен?
– Какой
человек?
– Человек,
который дал мне лошадь и плащ; вы в нем уверены?
– Это
один из самых преданных нам людей. А кроме того, он вас не знает, ваше
величество, и даже не представляет себе, с кем он имел дело.
– Значит,
мы можем говорить о наших делах совершенно спокойно?
– Вне
всякого сомнения. А кроме того, Ла Моль на страже.
– Чудесно.
– Так
что же сказал герцог Алансонский, государь?
– Герцог
Алансонский не хочет уезжать, де Муи, он вполне ясно дал это понять. Избрание
герцога Анжуйского на польский престол и нездоровье короля изменили все его
намерения.
– Так
это он разрушил наш план?
– Да.
– А
он нас не выдаст?
– Пока
нет, но выдаст при первом удобном случае.
– Трусливая
душонка! Предательский умишко! Почему он не отвечал на письма, которые я ему
писал?
– Для
того, чтобы иметь доказательства, но не предъявлять их. А пока все проиграно,
не так ли, де Муи?
– Напротив,
государь, все выиграно. Вы прекрасно знаете, что гугенотская партия, кроме небольшой
группы сторонников принца Конде, была за вас и сделала вид, что завязывает
отношения с герцогом Алансонским только для того, чтобы он служил ей защитой. И
вот, после приема послов, я их всех снова объединил и связал с вами. Ста
человек было достаточно, чтобы бежать с герцогом Алансонским; теперь у меня
пятьсот; через неделю они будут готовы и расставлены отрядами вдоль дороги на
По. Это будет уже не бегство, а отступление. Государь! Вам довольно пятисот
человек? Будете вы чувствовать себя в безопасности с таким войском?
Генрих
улыбнулся и хлопнул его по плечу.
– Ты-то
знаешь, де Муи, – и знаешь только ты один, – что король Наваррский от
природы не так уж пуглив, как о нем думают, – сказал он.
– Боже
мой! Я-то знаю, государь, и надеюсь, что уже недалек тот час, когда вся Франция
будет знать это не хуже меня.
– Но
когда люди составляют заговор, им нужен успех. Первое условие успеха –
решимость, а чтобы к этой решимости присоединились быстрота, прямота,
твердость, нужна уверенность в успехе.
– Превосходно!
Государь, по каким дням бывает охота?
– Каждую
неделю или каждые десять дней – или с гончими, или соколиная.
– А
когда была последняя?
– Как
раз сегодня.
– Значит,
через неделю или через десять дней двор снова поедет на охоту?
– Вне
всякого сомнения, а может, даже раньше.
– Выслушайте
меня: по-моему, все совершенно успокоились – герцог Анжуйский уехал, о нем
забыли и думать. Здоровье короля с каждым днем улучшается. Преследования нас,
гугенотов, почти прекратились. Расстилайтесь перед королевой-матерью,
расстилайтесь перед герцогом Алансонским, твердите ему все время, что не можете
уехать без него, постарайтесь, чтобы он вам верил, – это самое трудное.
– Будь
покоен, он поверит!
– А
вы думаете, что он так доверяет вам?
– Господь
с вами, вовсе нет. Но он верит всему, что говорит королева Наваррская.
– А
королева служит нам искренне?
– О!
У меня есть тому доказательства. А кроме того, она честолюбива, и наваррская
корона, которой нет, жжет ей лоб.
– Хорошо.
Тогда за три дня до охоты пришлите мне сказать, где она будет – в Бонди, в
Сен-Жермене или в Рамбуйе; прибавьте, что вы готовы. А когда увидите, что
впереди скачет де Ла Моль, следуйте за ним и мчитесь что есть духу. Только бы
вам удалось выехать из лесу, а там пусть королева-мать, если ей захочется вас
видеть, летит за вами вслед. Но я надеюсь, что ее нормандские лошади не увидят
даже подков берберских лошадей и испанских жеребцов.
– Решено,
де Муи.
– У
вас есть деньги, государь?
Генрих
сделал гримасу, какую делал всю жизнь, когда ему задавали этот вопрос.
– Не
слишком много, но, по-моему, деньги есть у Марго.
– Все
равно, ваши ли, ее ли, берите с собой как можно больше.
– А
ты что будешь делать тем временем?
– После
того, как я устрою дела вашего величества – а я занялся ими, как вы видели,
добросовестно, – надеюсь, что вы, ваше величество, разрешите мне заняться
моими делами?
– Конечно,
де Муи, конечно! Но какие это у тебя «свои дела»?
– Сейчас
скажу, государь. Ортон, – а он мальчик очень умный, я особенно рекомендую
его вашему величеству – вчера сказал мне, что встретил около Арсенала этого
разбойника Морвеля, который благодаря заботам Рене теперь поправился и греется
на солнышке, как и подобает змее.
– Ага!
Понимаю, – сказал Генрих.
– Понимаете?
Это хорошо… Когда-нибудь вы станете королем, государь, и если вы тоже захотите
кому-нибудь отомстить, то отомстите по-королевски. Я же солдат и буду мстить
по-солдатски. Поэтому, как только наши делишки уладятся, что даст этому
разбойнику еще пять-шесть дней на поправку, я пройдусь около Арсенала, пришпилю
мерзавца к земле четырьмя хорошими ударами рапиры и тогда уеду из Парижа с
меньшей тяжестью на сердце.
– Занимайся
своими делами, мой Друг, занимайся, – сказал Беарнец. – Кстати, ты
ведь доволен Ла Молем?
– О-о!
Это очаровательный юноша, преданный вам душой и телом, государь! Вы можете на
него положиться, как на меня… Молодец!..
– А
главное – он умеет молчать. Он поедет с нами в Наварру, де Муи, а там мы
подумаем, как мы сможем его вознаградить.
Едва
успел Генрих со своей лукавой улыбкой произнести эти слова, как дверь
отворилась, или, вернее, распахнулась, и тот, кого сейчас так расхваливали,
появился бледный и возбужденный.
– Тревога,
государь! Тревога! – крикнул Ла Моль. – Дом окружен!
– Окружен?! –
воскликнул Генрих, вставая с места. – Кем?
– Королевскими
стражниками!
– Ого!
Видно, будет драка, – вытаскивая из-за пояса пистолеты, – сказал де
Муи.
– Пистолеты,
драка! А как вы одолеете пятьдесят человек? – возразил Ла Моль.
– Он
прав, – сказал король, – и если бы нашелся какой-нибудь путь к
отступлению…
– Он
есть, он уже послужил мне однажды, и если вы, ваше величество, соблаговолите
последовать за мной…
– А
де Муи?
– И
де Муи может последовать за нами, только поторопитесь оба.
На
лестнице раздались шаги.
– Поздно, –
сказал Генрих.
– Ах,
если бы кто-нибудь задержал их минут на пять, я был бы готов ответить за жизнь
короля! – воскликнул Ла Моль.
– Тогда
отвечайте за нее, – сказал де Муи, – а я берусь их задержать. Идите,
государь, идите!
– А
как же ты?
– Не
беспокойтесь, государь! Идите же!
Де Муи
тут же спрятал тарелку, салфетку и стакан короля, чтобы можно было подумать,
будто он ужинал один.
– Идемте,
государь, идемте! – воскликнул Ла Моль, беря короля за руку и увлекая его
к лестнице.
– Де
Муи! Мой храбрый де Муи! – воскликнул Генрих, протягивая руку молодому
человеку.
Де Муи
поцеловал ему руку, вытолкнул его из комнаты и запер за ним дверь на задвижку.
– Да,
да, понимаю, – заговорил Генрих, – он отдастся им в руки, а мы
спасемся… Но какой черт мог нас выдать?
– Идемте,
государь, идемте! Они уже на лестнице, на лестнице!
В самом
деле, свет факелов пополз вверх по узкой лестнице, а снизу донеслось бряцанье
шпаг.
– Скорее,
государь, скорее! – сказал Ла Моль. Он вел короля в полной темноте,
поднялся с ним двумя этажами выше, толкнул дверь в какую-то комнату, запер ее
на задвижку и отворил окно в соседней комнате.
– Ваше
величество, вас не очень пугает путешествие по крышам? – спросил он.
– Это
меня-то? Охотника за сернами? Да что вы! – возразил Генрих.
– Тем
лучше! Тогда идите за мной, ваше величество; дорогу я знаю и буду служить вам
проводником.
– Идите,
идите, – сказал Генрих, – я следую за вами. Ла Моль первым перелез
через подоконник и пошел по широкой закраине крыши, служившей кровельным
желобом, в конце которого он обнаружил некую лощину, образуемую двумя крышами;
в эту лощину открывалась дверь необитаемого чердака.
– Государь,
здесь вы у пристани, – сказал Ла Моль.
– Ага!
Прекрасно, – ответил Генрих. С этими словами он вытер бледный лоб, весь
покрытый каплями пота.
– Теперь
все пойдет, как по маслу, – сказал Ла Моль. – Дверь чердака выходит
на лестницу, внизу она выходит в коридор, а коридор ведет на улицу. Я,
государь, проделал весь этот путь ночью, которая была пострашнее этой.
– Идем,
идем! – сказал Генрих. – Вперед! Ла Моль первым проскользнул в
настежь распахнутое чердачное окно, дошел до неплотно закрытой двери, открыл
ее, очутился на верхней ступеньке витой лестницы и всунул в руку короля
веревку, служившую поручнями.
– Спускайтесь,
государь, – сказал он.
На
середине Генрих остановился; он очутился у окошка, а окошко это выходило во
двор гостиницы «Путеводная звезда». Видно было, как в доме напротив бегали по
лестнице солдаты – одни со шпагами в руках, другие с факелами.
Вдруг в
одной из групп король Наваррский увидел де Муи. Он отдал свою шпагу и мирно сходил
с лестницы.
– Бедный
юноша, – сказал Генрих, – преданное, храброе сердце!
– Ваше
величество, – сказал Ла Моль, – вы можете заметить, что он, честное
слово, совершенно спокоен. Смотрите, государь, он даже смеется. Он наверняка
придумывает отличный выход: ведь де Муи, как вам известно, смеется редко.
– А
тот молодой человек, который был с вами?
– Де
Коконнас? – спросил Ла Моль.
– Да,
господин де Коконнас – что с ним?
– О,
государь, уж за него-то я не беспокоюсь! Увидев солдат, он сказал мне только
одно: «Давай рискнем!» – «Головой?» – спросил я. – «А ты сумеешь
спастись?» – «Надеюсь». – «И я тоже!» – ответил он. И я клянусь вам,
государь, что он спасется. Если Коконнаса и схватят, то, ручаюсь вам, это
случится только потому, что он по каким-то причинам сам даст себя схватить.
– В
таком случае все улажено; постараемся добраться до Лувра, – сказал Генрих.
– Боже
мой, да ничего нет проще, государь; закутаемся в плащи и выйдем – улица полна
народу, сбежавшегося на шум, и нас примут за любопытных.
В самом
деле, Генрих и Ла Моль обнаружили, что дверь открыта, и единственно, что мешало
им выйти, – это волна народа, заливавшая улицу.
Тем не
менее им удалось проскользнуть улицей Д'Аверон. Но, добравшись до улицы
Де-Пули, они увидели, что через площадь Сен-Жермен-Л'Осеруа идет де Муи,
окруженный конвоем во главе с командиром охраны де Нансе.
– Вот
как! По-видимому, его ведут в Лувр, – сказал Генрих. – Черт возьми!
Пропускные ворота будут закрыты… У всех, кто возвращается, будут спрашивать
имена, и если увидят, что я возвращаюсь следом за де Муи, то решат, что я был с
ним.
– Это
верно, государь, – сказал Ла Моль, – но вы возвращайтесь в Лувр
другим путем.
– Кой
дьявол поможет мне туда вернуться, как по-твоему?
– А
разве для вашего величества не существует окно королевы Наваррской?
– Господи
Иисусе! – воскликнул Генрих. – Ваша правда, господин де Ла Моль. А я
об этом и не подумал!.. Да, но как дать знать королеве?
– О-о,
ваше величество! – почтительно кланяясь, сказал Ла Моль. – Вы
бросаете камни так метко…
|