ГЛАВА ВТОРАЯ. Гэррис и
Негоро
Два
человека сошлись в лесу в трех милях от места ночлега отряда, руководимого
Диком Сэндом. Свидание это было заранее условлено между ними.
Эти два
человека были Гэррис и Негоро. В дальнейшем читатель узнает, как встретились на
побережье Анголы прибывший из Новой Зеландии португалец и американец, которому
по делам работорговли часто приходилось объезжать эту область Западной Африки.
Гаррис и
Негоро уселись у корней огромной смоковницы, на берегу быстрого ручья, струившего
свои воды между зарослями папируса.
Они
только что встретились и теперь рассказывали Друг другу о случившемся за
последнее время.
– Итак,
Гэррис, – сказал Негоро, – тебе не удается завлечь еще дальше в глубь
Анголы отряд «капитана» Сэнда – ведь так они называют этого пятнадцатилетнего
мальчишку.
– Нет,
приятель, дальше затащить их не могу, – ответил Гэррис. – Хорошо еще,
что мне удалось заманить их на сотню миль от побережья! Последние дни «мой юный
друг» Дик Сэнд не спускал с меня глаз. Его подозрения сменились уверенностью.
Честное слово…
– Еще
сотня миль, Гэррис, и эти люди наверняка попали бы в наши руки. Впрочем, и так
мы постараемся не упустить их.
Гэррис
пожал плечами.
– Куда
они денутся? – сказал он. – Понимаешь, Негоро, я вовремя унес ноги! Я
читал во взгляде «моего юного друга» горячее желание послать мне полный заряд
свинца прямо в грудь, а надо тебе сказать, я совершенно не перевариваю сливовых
косточек, которые отпускают в оружейных лавках по двенадцать штук на фунт.
– Понятно! –
сказал Негоро. – У меня самого счеты с этим юнцом.
– Что
ж, у тебя теперь есть возможность уплатить ему по всем счетам сполна и даже с
процентами! В первые дни похода мне нетрудно было выдавать Анголу за Атакамскую
пустыню – я ведь был там однажды. Но потом малыш Джек стал требовать «резиновых
деревьев» и птичку-муху; его мамаше понадобилось хинное дерево, а. верзиле
кузену – светящиеся жуки. Честное слово, я истощил всю свою изобретательность!
После того как я сумел, правда с великим трудом, уверить их, что перед ними не
жирафы, а страусы, я уж не знал, что и придумать. Да и «мой юный друг», как я
заметил, больше не верил моим объяснениям, особенно после того как мы напали,
на следы слонов. А тут еще откуда ни возьмись гиппопотамы! Понимаешь, Негоро,
гиппопотамы и слоны! В Америке они так же неуместны, как честные люди в
бенгелской каторжной тюрьме. Затем старого негра угораздило найти под деревом
цепи и колодки, сброшенные, очевидно, каким-то бежавшим невольником. И наконец,
где-то невдалеке зарычал лев. Согласись сам, не мог же я их уверить, что это
мурлычет домашняя кошка! Мне оставалось только вскочить в седло и ускакать.
– Понимаю, –
ответил Негоро. – И все же я предпочел бы, чтобы они забрались еще хоть на
сотню миль в глубь страны.
– Я
сделал все, что мог, милейший, – возразил Гэррис. – Кстати сказать,
хорошо, что ты шел в почтительном отдалении от нас. Они как будто догадывались
о твоем присутствии. И знаешь, там была одна собачка – Динго… Она как будто не
особенно расположена к тебе. Что ты ей сделал? – Пока еще ничего, –
ответил Негоро, – но в скором времени обязательно всажу ей пулю в башку.
– Такой
же гостинец и ты получил бы от Дика Сэнда, если б он заметил тебя на расстоянии
выстрела. Я должен признаться, «мой юный друг» – замечательный стрелок. И в
своем роде он молодчина.
– Каким
бы молодцом он ни был, Гэррис, он дорого заплатит за свою дерзость, –
ответил Негоро; лицо его выражало неумолимую жестокость.
– Хорошо, –
прошептал Гэррис, – видно, ты, мой дорогой, остался таким же, каким я тебя
знал. Путешествия не испортили тебя!
После
минутного молчания американец снова заговорил.
– Кстати,
Негоро, – сказал он, – когда мы с тобой так неожиданно встретились
недалеко от места крушения корабля, у устья Лонги, ты успел только попросить
меня завести этих милых людей как можно дальше в глубь воображаемой Боливии. Но
ты ни словом не обмолвился о том, что делал последние два года. А два года в
нашей бурной жизни – долгий срок, приятель. С тех пор как старый Альвец послал
тебя из Кассана во главе невольничьего каравана, о тебе не было никаких вестей.
Признаться откровенно, я думал, что у тебя были неприятности с английскими
патрульными судами и что в результате тебя вздернули на рее.
– Чуть-чуть
не кончилось этим, Гэррис.
– Ничего,
не беспокойся, Негоро. Виселицы тебе все равно не миновать.
– Спасибо!
– Что
поделаешь, – ответил Гэррис с философским равнодушием. – Это
неизбежный риск в нашем деле. Раз уж занимаешься работорговлей на африканском
побережье, не рассчитывай на мирную и безболезненную кончину. Значит, тебя
поймали?
– Да.
– Англичане?
– Нет.
Португальцы.
– До
или после сдачи груза?
– После, –
ответил Негоро после некоторого колебания. – Португальцы теперь делают
вид, что они против работорговли, после того как очень недурно на ней нажились.
На меня донесли, следили за мной, поймали меня…
– И
приговорили?
– К
пожизненному заключению на каторге в Сан-Паоло-де-Луанда.
– Тысяча
чертей! – воскликнул Гэррис. – Каторга! Совершенно неподходящее место
для таких людей, как мы с тобой. Мы ведь привыкли к жизни на вольном воздухе!
Пожалуй, я предпочел бы виселицу.
– Повешенный
бежать не может, тогда как с каторги…
– Тебе
удалось бежать?
– Да,
Гэррис. Ровно через пятнадцать дней, после того как меня привезли на каторгу,
мне удалось спрятаться в трюме английского корабля, отправлявшегося в Окленд, в
Новую Зеландию. Бочка с водой и ящик с консервами, между которыми я забился,
снабжали меня едой и питьем в продолжение всего перехода. Я ужасно страдал в
темном, душном трюме. Но нечего было и думать выйти на палубу, пока судно
находилось в открытом море: я знал, что стоило мне высунуть нос из трюма, как
меня тотчас же водворят обратно и пытка будет продолжаться, с той лишь
разницей, что она перестанет быть добровольной. Кроме того, по прибытии в
Окленд меня сдадут английским властям, а те закуют меня в кандалы, отправят
обратно в Сан-Паоло-де-Луанда или, чего доброго, вздернут, как ты выражаешься.
По всем этим соображениям я предпочел путешествовать инкогнито.
– И
без билета, – со смехом воскликнул Гэррис. – Фи, приятель, и тебе не
стыдно? Ехать «зайцем», да к тому еще на готовых харчах.
– Да, –
вздохнул Негоро, – но тридцать дней провести взаперти в тесном трюме…
– Ну
все это уже позади, Негоро! Итак, ты поехал в Новую Зеландию, в страну маори?
Но ты ведь там не остался. Как же ты ехал обратно? Опять в трюме?
– Нет,
Гэррис. Сам понимаешь, там у меня была только одна мысль: вернуться в Анголу и
снова взяться за свою прибыльную торговлю.
– Да, –
заметил Гэррис, – мы свое ремесло любим… по привычке.
– Однако
я полтора года…
Негоро
вдруг прервал рассказ. Схватив Гэрриса за руку, он стал напряженно
вслушиваться.
– Гэррис, –
сказал шепотом, – мне послышался какой-то шорох в зарослях папируса!
– Посмотрим,
что там такое, – прошептал Гэррис, хватая ружье и готовясь стрелять.
Они
поднялись, настороженно озираясь и прислушиваясь.
– Ничего
нет, это тебе почудилось, – сказал Гэррис. – Просто ручеек вздулся
после дождей и журчит сильнее, чем обычно. За эти два года ты, приятель, отвык
от лесных шумов. Но это не беда, скоро ты опять привыкнешь. Ну, рассказывай
дальше о своих приключениях. А затем мы потолкуем о будущем.
Негоро и
Гэррис снова сели у подножия смоковницы, и португалец продолжал прерванный рассказ:
– Полтора
года я прозябал в Окленде. Когда корабль прибыл, я сумел незаметно выбраться из
трюма и выйти на берег. Но карманы у меня были пусты, хоть выверни, – ни
единого доллара. Чтобы не умереть с голоду, мне пришлось браться за всякую
работу…
– Да
что ты, Негоро! Неужели ты работал, словно какой-нибудь честный человек?
– Работал,
Гэррис.
– Бедняга.
– И
все это время я искал способ выбраться из этого проклятого места. А случай все
не представлялся. Наконец в Оклендский порт пришло китобойное судно «Пилигрим».
– То
самое, что разбилось у берегов Анголы?
– То
самое. Миссис Уэлдон с сыном и кузеном Венедиктом вздумали отправиться на нем в
качестве пассажиров. Мне нетрудно было получить службу на корабле: ведь я
бывший моряк, служил вторым помощником капитана на невольничьем корабле. Я
пошел к капитану «Пилигрима», но матросы ему были не нужны. К счастью для меня,
судовой кок только что сбежал. Плох тот моряк, который не умеет стряпать. Я
отрекомендовался опытным ноком. За неимением лучшего капитан Гуль нанял меня.
Спустя несколько дней «Пилигрим» отчалил от берегов Новой Зеландии…
– Но, –
прервал его Гэррис, – насколько я понял из слов «моего юного друга»,
«Пилигрим» вовсе не намеревался плыть к берегам Африки. Каким же образом судно
попало сюда?
– Дик
Сэнд, вероятно, до сих пор этого не понимает, – ответил Негоро, – и
вряд ли вообще когда-либо поймет. Но тебе, Гэррис, я охотно объясню, как это
произошло, а ты, если хочешь, можешь повторить мой рассказ своему «юному
другу».
– Как
же, не премину! – с хохотом сказал Гэррис. – Рассказывай, приятель,
рассказывай!
– «Пилигрим», –
начал Негоро, – направлялся к Вальпараисо. Нанимаясь на судно, я думал
только добраться до Чили. Ведь Чили на полпути между Новой Зеландией и Анголой,
и я приблизился бы на несколько тысяч миль к западному побережью Африки. Но в
пути обстоятельства изменились. Через три недели после выхода из Окленда
капитан Гуль и все матросы погибли во время охоты на кита. На борту «Пилигрима»
осталось только два моряка: молодой матрос Дик Сэнд и судовой кок Негоро.
– И
ты вступил в должность капитана судна? – спросил Гэррис.
– Сначала
у меня мелькнула такая мысль. Но я видел, что мне не доверяют. На корабле было
пятеро негров, все пятеро – силачи, и притом свободные люди. При этих, условиях
мне все равно не удалось бы стать хозяином на борту. По зрелом размышлении я
решил остаться на «Пилигриме» тем, кем был, то есть судовым коком.
– Значит,
это чистая случайность, что корабль прибило к берегам Африки?
– Нет,
Гэррис, – возразил Негоро, – случайной была только наша с тобой
встреча: твои торговые дела привели тебя как раз в то место побережья, где
потерпел крушение: «Пилигрим». Перемена же курса судна и его появление у
берегов Анголы – дело моих рук! Твой «юный друг» – сущий младенец в
мореходстве: он умел определять место своего корабля в открытом море только при
посредстве: лага и компаса. И вот в один прекрасный день лаг пошел ко дну. А в
другую не менее прекрасную ночь я подложил под нактоуз железный брусок и тем
отклонил стрелку компаса. «Пилигрим», подхваченный сильной бурей, сбился с
курса… Дик Сэнд не мог понять, почему так затянулся наш переход. Впрочем, на
его месте стал бы в тупик самый опытный моряк. Мальчик и не подозревал, что мы
обогнули мыс Горн, но я, Гэррис, я видел его в тумане. Вскоре после этого я
убрал железный брусок, и стрелка компаса приняла нормальное положение. Судно,
гонимое сильнейшим ураганом, стремглав понеслось на северо-восток и разбилось у
африканского берега, как раз в тех местах, куда я хотел попасть.
– И
как раз в это время, – подхватил Гэррис, – случай привел меня на этот
берег, – словно нарочно, чтобы встретить тебя и послужить проводником
твоим симпатичным спутникам. Они были уверены в том, что находятся в Америке, и
мне легко было выдать Анголу за Нижнюю Боливию… Между ними и в самом деле есть
некоторое сходство.
– Да,
они действительно приняли Анголу за Боливию. Так же как твой «юный друг», Дик
Сэнд, принял за остров Пасхи остров Тристан-да-Кунья.
– Подобную
ошибку сделал бы и всякий другой на его месте, Негоро.
– Знаю,
Гэррис. Я воспользовался этой ошибкой Дика Сэнда. И благодаря этому миссис
Уэлдон и ее спутники ночуют под открытым небом в сотне миль от берега, в
Экваториальной Африке, куда я и хотел их завести.
– Но
теперь-то они знают, где находятся.
– Какое
это имеет сейчас значение?! – воскликнул Негоро.
– Что
ты собираешься сделать с ними? – спросил Гэррис.
– Что
сделаю, то и сделаю, – ответил Негоро. – Расскажи-ка мне сначала, как
поживает наш хозяин Альвец. Ведь я не видел старика больше двух лет.
– О,
старый пройдоха чувствует себя как нельзя лучше! – ответил Гэррис. –
Он очень обрадуется тебе.
– Он
по-прежнему живет в Бихе? – спросил Негоро.
– Нет,
приятель, вот уж год, как он перевел свою «контору» в Казонде.
– И
дела хорошо идут?
– О
да, тысяча чертей! – воскликнул Гэррис. – Дела идут хорошо, хотя с
каждым днем торговать невольниками становится все труднее, особенно на этом
побережье. Португальские власти с одной стороны, английские сторожевые суда – с
другой всячески препятствуют вывозу рабов. Только в одном месте, на юге Анголы,
в окрестностях Моссамедеса, можно более или менее спокойно грузить черный
товар. Поэтому теперь все бараки до отказа набиты невольниками, мы ожидаем
корабли, которые переправят их в испанские колонии. Об отправке груза через
Бенгелу и Сан-Паоло-де-Луанда говорить не приходится, губернатор и чиновники не
хотят и слышать об этом. Старый Альвец подумывает о том, чтобы переселиться во
внутренние области Африки. Он намерен снарядить караван в сторону Ньянгве и
Танганьики, где можно выгодно обменять дешевые ткани на слоновую кость и рабов.
Пока неплохо идет торговля с Верхним Египтом и Мозамбиком – он снабжает
невольниками Мадагаскар. Но я боюсь, что придет время, когда работорговлей
нельзя будет заниматься. Англичане с каждым днем укрепляются во Внутренней
Африке. Миссионеры залезают все глубже и ополчаются против нас. Ливингстон –
разрази его гром – закончил исследование области озер и теперь направится,
говорят, в Анголу. Да еще говорят, что какой-то лейтенант Камерон намерен
пересечь весь материк с востока на запад. Опасаются также, как бы не
вознамерился проделать то же самое и американец Стенли. Все эти исследователи
могут сильно повредить нам, Негоро, и если бы мы хорошенько понимали свои
интересы, ни один из этих незваных гостей не вернулся бы в Европу и не стал бы
рассказывать о том, что он имел дерзость увидеть в Африке.
Услышь
кто-нибудь беседу этих негодяев, он мог бы подумать, что тут разговаривают два
почтенных коммерсанта, сетуя на заминку в торговых делах, вызванную кризисом.
Кому пришло бы в голову, что речь у них идет не о мешках кофе, не о бочках
сахара, а о живых людях. Торговцы невольниками уже не отличают справедливого от
несправедливого, у них нет ни чести, ни совести, нравственное чувство
совершенно отсутствует, а если оно и было у них когда-нибудь, то давно они
растеряли его участвуя в страшных зверствах работорговли.
Гэррис
был прав в своих опасениях, так как цивилизация постепенно проникает в дикие
области по следам тех отважных путешественников, имена которых неразрывно
связаны с открытиями в Экваториальной Африке, Такие герои, как Дэвид Ливингстон
прежде всего, а за ним Грант, Сник, Бертон, Камерон, Стенли, оставят по себе
неизгладимую память как благодетели человечества.
Из
разговора с Негоро Гаррис узнал, как тот жил последние два года, и с
удовольствием отметил, что бывший агент работорговца Адьвеца, бежавший из
каторжной тюрьмы в Луанде, нисколько не изменился, ибо по-прежнему был способен
на любое преступление. Гэррис не знал только, что именно задумал его сообщник в
отношении потерпевших крушение на «Пилигриме». Он спросил Негоро:
– А
теперь скажи, как ты собираешься разделаться со своими бывшими спутниками?
Негоро
ответил, не задумываясь. Видно было, что план давно созрел в его голове:
– Одних
продам в рабство, а других… Португалец не докончил фразу, но угрожающее выражение
его лица говорило яснее слов.
– Кого
ты собираешься продать? – спросил Гэррие.
– Негров,
которые сопровождают миссис Уэлдон, – ответил Негоро. – За старика
Тома, пожалуй, не много выручишь, но остальные четверо – крепкие молодцы, и на
рынке в Казонде за них дадут хорошую цену.
– Правильно,
Негоро! – сказал Гэррис. – Четверо эдоровяков негров, привычных к
работе, не похожи на этих животных, которых доставляют из Внутренней Африки!
Само собой разумеется, что их можно продать с большой выгодой. Негр, родившийся
в Америке, – редкий товар на рынках Анголы. Но, – продолжал он, –
ты забыл сказать мне, не было ли на «Пилигриме» наличных денег?
– Пустяки!
Мне удалось прикарманить всего несколько сот долларов. К счастью, у меня есть
кое-какие виды на будущее…
– Какие,
дружище? – с любопытством спросил Гэррис.
– Разные, –
отрезал Негоро.
Казалось,
он сожалел о том, что сболтнул лишнее.
– Остается,
значит, прибрать к рукам этот ценный товар? – заметил Гэррис.
– Разве
это так трудно? – спросил Негоро.
– Нет,
дружище. В десяти милях отсюда на берегу Кванзы стоит лагерем невольничий караван,
который ведет араб Ибн-Хамис. Он ждет только моего возвращения, чтобы пуститься
в путь в Казонде. Караван идет в сопровождении отряда туземных солдат,
достаточно многочисленного, чтобы захватить в плен Дика Сэнда и его спутников.
Если «моему юному другу» придет мысль направиться к реке Кванзе…
– А
если ему не придет такая мысль? – перебил Гэрриса Негоро.
– Наверноепридет! –
ответил Гэррис. – Мальчик умен, но не подозревает об опасности, которая
подстерегает его там. Дик Сэнд, конечно, не захочет возвращаться к берегу той
дорогой, по какой мы шли. Он понимает, что неминуемо заблудится в лесу. Поэтому
он будет стремиться дойти до какой-нибудь реки, впадающей в океан, и попробует
спуститься вниз по течению на плоту. Другого спасения для его отряда нет. Я
знаю мальчика, он именно так и поступит.
– Да…
пожалуй, – сказал Негоро после недолгого раздумья.
– Ну
какие там «пожалуй» – непременно так сделает! – воскликнул Гэррис. –
Я так уверен в этом, словно «мой юный друг» сам мне назначил свидание на берегу
Кванзы.
– Значит,
нам следует немедленно пуститься в путь, – сказал Негоро. – Я тоже
знаю Дика Сэнда. Он не потеряет напрасно ни одного часа, а мы должны опередить
его.
– Что
ж, в путь так в путь!
Гэррис и
Негоро уже собрались уходить, как вдруг опять услышали тот же подозрительный
шорох в зарослях папируса, который и раньше обеспокоил португальца.
Негоро
замер на месте, схватив Гэрриса за руку. Вдруг донесся приглушенный лай, и из зарослей
выбежала большая собака. Шерсть ее была взъерошена, пасть широко раскрыта. Она
готова была броситься на людей.
– Динго! –
вскричал Гэррис.
– О,
на этот раз он не уйдет от меня! – ответил Негоро.
И в ту
секунду, когда собака бросилась на него, португалец вырвал у Гэрриса ружье, вскинул
его к плечу и выстрелил.
Раздался
жалобный вой, и Динго исчез в густом кустарнике, окаймлявшем речку. Негоро
поспешно спустился к самой воде.
Капельки
крови запятнали несколько стеблей папируса, и кровавая полоса протянулась по прибрежной
гальке.
– Наконец-то
мне удалось рассчитаться с этим проклятым псом! – воскликнул Негоро. Гэррис
молча наблюдал эту сцену.
– Как
видно, Негоро, – сказал он, – собака давно точила на тебя зубы.
– Точила,
Гэррис. Ну теперь она от меня отстанет.
– А
почему она так ненавидит тебя, приятель?
– У
нас с ней старые счеты, – уклончиво сказал Негоро.
– Старые
счеты? Какие же? – переспросил Гэррис. Негоро не ответил. Гэррис решил,
что португалец скрыл от него какие-то прошлые свои похождения, но не стал о них
допытываться.
Через
несколько минут сообщники уже шли вниз потечению ручья, направляясь через лес к
Кванзе.
|