Глава 7
Туляки, люди умные и сведущие в металлическом деле, известны
также как первые знатоки в религии. Их славою в этом отношении полна и родная
земля, и даже святой Афон: они не только мастера петь с вавилонами, но они
знают, как пишется картина «вечерний звон», а если кто из них посвятит себя
большему служению и пойдёт в монашество, то таковые слывут лучшими
монастырскими экономами, и из них выходят самые способные сборщики. На святом
Афоне знают, что туляки – народ самый выгодный, и если бы не они, то тёмные
уголки России, наверно, не видали бы очень многих святостей отдалённого
Востока, а Афон лишился бы многих полезных приношений от русских щедрот и
благочестия. Теперь «афонские туляки» обвозят святости по всей нашей родине и
мастерски собирают сборы даже там, где взять нечего. Туляк полон церковного
благочестия и великий практик этого дела, а потому и те три мастера, которые
взялись поддержать Платова и с ним всю Россию, не делали ошибки, направясь не к
Москве, а на юг. Они шли вовсе не в Киев, а к Мценску, к уездному городу
Орловской губернии, в котором стоит древняя «камнесеченная» икона св. Николая;
приплывшая сюда в самые древние времена на большом каменном же кресте по реке
Зуше. Икона эта вида «грозного и престрашного» – святитель Мир-Ликийских
изображён на ней «в рост», весь одеян сребропозлащенной одеждой, а лицом тёмен
и на одной руке держит храм, а в другой меч – «военное одоление». Вот в этом
«одолении» и заключался смысл вещи: св. Николай вообще покровитель торгового и
военного дела, а «мценский Никола» в особенности, и ему-то туляки и пошли
поклониться. Отслужили они молебен у самой иконы, потом у каменного креста и,
наконец, возвратились домой «нощию» и, ничего никому не рассказывая, принялись
за дело в ужасном секрете. Сошлись они все трое в один домик к левше, двери
заперли, ставни в окнах закрыли, перед Николиным образом лампадку затеплили и
начали работать.
День, два, три сидят и никуда не выходят, все молоточками
потюкивают. Куют что-то такое, а что куют – ничего неизвестно.
Всем любопытно, а никто ничего не может узнать, потому что работающие
ничего не сказывают и наружу не показываются. Ходили к домику разные люди,
стучались в двери под разными видами, чтобы огня или соли попросить, но три
искусника ни на какой спрос не отпираются, и даже чем питаются – неизвестно.
Пробовали их пугать, будто по соседству дом горит, – не выскочут ли в
перепуге и не объявится ли тогда, что ими выковано, но ничто не брало этих
хитрых мастеров; один раз только левша высунулся по плечи и крикнул:
– Горите себе, а нам некогда, – и опять свою
щипаную голову спрятал, ставню захлопнул, и за своё дело принялися.
Только сквозь малые щёлочки было видно, как внутри дома
огонёк блестит, да слышно, что тонкие молоточки по звонким наковальням
вытюкивают.
Словом, все дело велось в таком страшном секрете, что ничего
нельзя было узнать, и притом продолжалось оно до самого возвращения казака
Платова с тихого Дона к государю, и во все это время мастера ни с кем не
видались и не разговаривали.
Глава 8
Платов ехал очень спешно и с церемонией: сам он сидел в
коляске, а на козлах два свистовые казака с нагайками по обе стороны ямщика
садились и так его и поливали без милосердия, чтобы скакал. А если какой казак
задремлет, Платов его сам из коляски ногою ткнёт, и ещё злее понесутся. Эти
меры побуждения действовали до того успешно, что нигде лошадей ни у одной
станции нельзя было удержать, а всегда сто скачков мимо остановочного места
перескакивали. Тогда опять казак над ямщиком обратно сдействует, и к подъезду
возворотятся.
Так они и в Тулу прикатили, – тоже пролетели сначала сто
скачков дальше Московской заставы, а потом казак сдействовал над ямщиком
нагайкою в обратную сторону, и стали у крыльца новых коней запрягать. Платов же
из коляски не вышел, а только велел свистовому как можно скорее привести к себе
мастеровых, которым блоху оставил.
Побежал один свистовой, чтобы шли как можно скорее и несли
ему работу, которою должны были англичан посрамить, и ещё мало этот свистовой
отбежал, как Платов вдогонку за ним раз за разом новых шлёт, чтобы как можно
скорее.
Всех свистовых разогнал и стал уже простых людей из
любопытной публики посылать, да даже и сам от нетерпения ноги из коляски
выставляет и сам от нетерпеливости бежать хочет, а зубами так и скрипит – все
ему ещё нескоро показывается.
Так в тогдашнее время все требовалось очень в аккурате и в
скорости, чтобы ни одна минута для русской полезности не пропадала.
|
