XXXIV. Утро
Огнянов, как он ни был встревожен, все‑таки заснул и спал
крепким сном два часа подряд. Говорят, что таким глубоким сном забываются
осужденные на смерть в ночь накануне казни. На рассвете Огнянов проснулся и
огляделся кругом. Природа тоже пробуждалась ото сна. Все вокруг посветлело. С
белесовато‑голубого неба исчезла последняя трепещущая звездочка. На востоке
небо белело все больше и больше. Багровая огненная полоса протянулась за
горными вершинами, напоминая зарево далекого пожара. Прозрачный туман еще стлался
в складках Рибарицы, но ее снежная корона уже зарделась, воспламененная
утренней зарей… Один лишь Богдан еще был окутан туманной пеленою, и вид у него
был холодный и суровый. Но мало‑помалу туман рассеялся; все светлее и ярче
становились дали; под лазурным небом зеленые горы, леса и холмы радостно
улыбались весеннему утру. В лесу пели ранние соловьи.
Огнянов встал, окинул взглядом лежащих в окопах повстанцев,
закутавшихся в подстилки из козьей шерсти или в суконные плащи и все‑таки
дрожавших от холода, и пошел на Зли‑дол, чтобы обсудить положение в военном
совете.
Скоро он спустился в ущелье и скрылся из виду.
Уже совсем рассвело. Взошло солнце.
На укреплении все уже встали и под надзором десятников
принялись за работу – надо было рыть новые окопы, так как ночью сюда пришел
новый небольшой отряд, и число защитников увеличилось. Повстанцы немного
воспрянули духом. Марчев по секрету рассказал им, что Огнянов произвел
рекогносцировку, дошел до окраины Текии и узнал наверное, что сегодня в Бяла‑Черкве
начнется восстание… Это сообщение немного ободрило повстанцев. У людей
поднялось настроение, лица их прояснились, повеселели; некоторые замурлыкали
шуточные песни. Свойственный болгарину юмор не замедлил пробудиться… Посыпались
насмешки по адресу четверых клисурцев, приговоренных к тому, чтобы расстрелять
цыгана.
–С пяти шагов не могли попасть в Мехмеда!.. Пришлось второй
раз стрелять!.. Грешно вам было так мучить горемыку… Подарили ему одну минуту
жизни, а эта минута целого века страданий стоит. Он ею все свои грехи
искупил, – сказал один повстанец.
–Черт бы вас побрал! – отозвался другой. –
Мученика мы из него сделали. Он теперь в раю возле своего Мохаммеда.
–Чего врать‑то! – возразил третий. – Он теперь у
лягушек, – ведь Дичо и Стамен‑Ворона бросили его в болото.
Взрыв хохота.
–Ну и стрелки – с такого расстояния палили, и ни одна пуля
не попала! – откликнулся еще кто‑то. – Да я с этого места плевком бы
в него угодил.
–Даю голову на отсечение, что вы и не целились.
–Что правда, то правда, на таком расстоянии и баба не
промахнулась бы.
–Нет, целились, – оправдывался один из четверых.
–Может, и целились, да зажмурившись.
–Верно, я зажмурился, но уже потом, когда взводил курок.
Опять смех.
Потом принялись задевать Рачко, насмехаться над его именем.
–Эй ты, Прыдле, кто тебя украсил таким славным
именем? – спрашивал один.
–Рачко! Ты врешь, это не твое имя! – дразнил его
другой. Рачко обиделся.
–Кто врет? Да спросите хоть Графа.
–Нет, нет, врешь… докажи, что ты и в самом деле Прыдле…
И насмешник объяснил, какого рода доказательства он требует.
–А знаете, он вчера принял нас за разбойников…
–И правильно, – заметил кто‑то. – Боримечка его
обобрал: вынул у него из торбы ножницы и аршин.
–Да, да, вынул, правда, из торбы стянул, украл,
пакостник, – подтвердил Рачко.
–А зачем они ему понадобились?
–Покрошил их, сделал снаряд для пушки.
–Эх, с такими снарядами мы до Севастополя доберемся!
–Если наша батарея будет палить не хуже злидольской, ни
одного турка в живых не останется! – пошутил кто‑то.
–И клисурское царство будет на веки нерушимо, – смеялся
другой.
–Чего это там машут? – спросил кто‑то, посмотрев на
восток.
Все обернулись в ту сторону.
Дальние дозоры подавали укреплениям условные знаки, что
показался неприятель. В тот же миг двое часовых со всех ног пустились к Зли‑долу,
чтобы сообщить об этом военному совету.
Не успели вестовые добежать до злидольского укрепления, как
со стороны Рахманлари показались два турецких конных отряда, человек по
двадцати в каждом. Один отряд ехал по дороге, другой – полем. Повстанцы с
волнением ждали, не появятся ли вслед за конницей и другие силы. Но никто
больше не появлялся.
Тотчас же два пеших отряда, числом превосходящие неприятеля,
спустились с укреплений, чтобы встретиться лицом к лицу с турками. Более
крупный отряд был выслан из злидольского укрепления.
–Кто командует? – спрашивали повстанцы, вглядываясь в
командира.
–Да Огнянов же, не видите разве? – отозвалось несколько
голосов.
–Граф, конечно, Граф, готов побожиться, что он, –
сказал Рачко. – Пусть хоть что хочет на себя напялит, все равно я его
узнаю… На Карнарском постоялом дворе, хотите верьте, хотите нет…
Но никто не слушал Рачко.
Завидев болгарские отряды, турки на минуту остановились,
затем повернули вспять.
–Жарко им стало, сукиным детям! – радостно заметил кто‑то.
–И сегодня боя не будет.
–Бяла‑Черква, сдается мне, наделала им хлопот.
И под веселый гул разговоров работа на укреплениях снова
закипела.
|
