2
Пение
доносилось словно издалека; Джоэл был полон счастья и дружеского расположения
ко всем собравшимся здесь людям - таким трудолюбивым и мужественным, не в
пример дельцам-буржуа, которые если и опередили их, так только в невежестве и разврате,
- людям, добившимся самого высокого положения в стране, вот уже целое
десятилетие жаждавшей лишь одного развлечений. Они ему нравились, он их любил.
Теплые волны доброжелательства накатывали на него одна за другой.
Певец
умолк, гости начали подходить к хозяйке прощаться, и вдруг Джоэла осенило.
Сейчас он им представит "Заварим погуще" - свой коронный номер,
который уже имел успех на нескольких вечерах и, наверно, понравится Стелле
Уокер. Он бросился к ней, и кровь застучала у него в висках: сейчас он покажет
всем, на что он способен!
- Ну
конечно! Непременно! - воскликнула она. - Вам что-нибудь понадобится?
- Кто-то
должен сыграть секретаршу - я ей диктую.
- Я
сыграю!
Гости,
уже надевавшие пальто в передней, потянулись обратно, на Джоэла со всех сторон
воззрились чужие люди. Ему стало не по себе: он вдруг сообразил, что певец был
знаменитость, радиозвезда. Но кто-то сказал: "Ш-ш!", и они со Стеллой
очутились в центре зловещего полукруга, как на индейском празднестве. Стелла
выжидательно улыбнулась, и он начал...
Сценка
строилась на пробелах в образовании мистера Дэйва Силверстина, независимого
продюсера; Джоэл изображал, как тот диктует указания сценаристу, в каком духе
следует обработать роман, который он купил для экранизации.
-
...подкинем туда развод, молодую пару и чуток подперчим, - слышал он свой
голос, подражающий интонациям Силверстина. - Ну, к примеру, он после развода да
в Африку, в Иностранный легион. Заварим погуще, ясно?
Тут его
кольнуло сомнение. Мягко освещенные лица вокруг смотрели на него внимательно и
не без любопытства, но ни тени улыбки, ни у кого. Холодными рыбьими глазами
уставился на Джоэла Великий Любовник экрана, который стоял прямо напротив. И
только Стелла Уокер глядела на него все с той же сияющей улыбкой.
- ...того,
что постарше, дать под Менжу, только чтоб антураж, как в Гонолулу, и таким
манером получаем Майкла Арлена.
Первые
ряды неподвижны, но сзади шорох и заметное движение влево, к двери.
- ...Тут
она ему - у меня, мол, к тебе сексапил. А он как вскинется катись, говорит,
отсюда подальше.
Один раз
он услышал, как фыркнул Нат Кьоу, на двух-трех лицах мелькнула улыбка, но когда
он кончил, то с ужасающей ясностью понял, что выставил себя дураком перед
столпами мира кино, от которых зависит его карьера.
Еще
мгновение мучительной, неловкой тишины, затем гости направились к дверям. Он
уловил насмешку в поднявшемся шуме голосов, потом - все это за какие-то десять
секунд! - Первый Любовник с пустыми, стеклянными глазами громко сказал:
"Мура", выразив, как показалось Джоэлу, общее настроение. Это было
презрение профессионалов к любителю, сплоченной общины к чужаку, безжалостный
приговор клана.
Только
Стелла Уокер все еще стояла рядом и благодарила его так горячо, будто он всех
привел в восторг, будто она и не заметила, что скетч никому не понравился. Нат
Кьоу помог ему надеть пальто, и тут Джоэла захлестнула волна отвращения к себе,
и он едва не нарушил свое правило таить обиды про себя, пока они не утихнут.
-
Провалился, - весело сказал он Стелле. - Ну и пусть. Отличный номер, когда
хорошо принимают. Спасибо вам за помощь.
Она
по-прежнему улыбалась, - он склонился в пьяном поклоне, и Нат потянул его к
двери...
Поданный
завтрак вернул Джоэла из тумана снов в расколотый вдребезги мир. Вчера еще он
был самим собой, ярким факелом, готовым озарить киномир, а сегодня погребен под
катастрофической неудачей - он один против этих холодных физиономий, против
презрения каждого и глумления всех! Хуже того, для Майлза Кэлмена он стал
теперь одним из тех жалких пьяниц, работать с которыми для режиссера тяжкий
крест. А Стелла Уокер, которая принесла себя в жертву гостеприимству, - о ней
он даже боялся думать. Аппетит у него пропал совершенно, он поставил яичницу на
телефонный столик и написал:
"Дорогой
Майлз! Вы, конечно, понимаете, как я сам себе противен. Каюсь, иной раз на меня
находят приступы эксгибиционизма, но в гостях, среди бела дня! О, боже! Приношу
глубочайшие извинения Вашей супруге.
Всегда
Ваш Джоэл Коулз".
В студии
Джоэл отсиживался в своем кабинетике и вышел только для того, чтобы прокрасться
в табачную лавку, словно какой-то воришка. Поведение его было столь
подозрительным, что дежурный охранник потребовал у него пропуск. Пообедать он
решил в городе, но тут его перехватил Нат Кьоу, беспечный и веселый.
- Да
никак вы обрекли себя на вечное заточение? Ну, ошикал вас этот пижон, так что?
Хотите, расскажу вам одну историю? - продолжал он, увлекая Джоэла в студийный
ресторан. - Как-то на премьере у Граумена этот тип раскланивался перед
зрителями, а Джо Сквайерс дал ему коленкой под зад. Тогда этот индюк заявил,
что потребует объяснения. Назавтра в восемь утра Джо ему позвонил. Кажется,
говорит, вы хотели со мной объясниться. Только ответа Джо не дождался - тот
сразу же положил трубку.
Эта
нелепица подбодрила Джоэла, и он стал разглядывать компанию за соседним
столиком, находя в этом мрачное утешение: грустные и милые сиамские близнецы,
злобные карлики и гордый великан - актеры, занятые в фильме о цирке. Однако
взглянув на другой столик - на хорошеньких женщин, чьи лица сейчас желтели
гримом, густо подведенные глаза были печальны, а бальные платья выглядели при
свете дня дешевой мишурой, - он поежился: они были вчера у Кэлмена.
- Нет,
кончено! - воскликнул он. - Никаких светских приемов отныне и во веки веков.
На
следующий день в студии его ждала телеграмма.
"Вы
были одним из самых приятных наших гостей. Жду вас к ужину в следующее
воскресенье у моей сестры Джун.
Стелла
Уокер Кэлмен".
Кровь
бешено застучала у него в висках, он перечитал телеграмму.
"Господи!
До чего же это мило с ее стороны!"
|
