100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Лошади де Ришелье опередили лошадей господ уполномоченных: маршал первым въехал во двор особняка д'Эгийона.
Герцог уже не ждал дядюшку и собирался уехать в Люсьенн, чтобы сообщить графине Дю Барри, что враг сбросил маску. Когда швейцар объявил о прибывшем маршале, в его оцепеневшей душе проснулась надежда.
Герцог бросился навстречу дядюшке и взял его за руки с выражением нежности, равной пережитому им волнению.
Маршал поддался состоянию духа герцога: картина была трогательной. Однако чувствовалось, что д'Эгийон спешил с объяснениями, в то время как маршал изо всех сил их оттягивал, то рассматривая картину, то любуясь бронзовой статуэткой или гобеленом, жалуясь при этом на смертельную усталость.
Герцог отрезал дядюшке пути к отступлению, приперев его к креслу, как де Вилар запер принца Евгения в Маршьенах, и пошел в атаку.
– Дядюшка! – сказал он. – Неужели вы, умнейший человек Франции, могли подумать обо мне так дурно и поверили, что я способен на эгоистический поступок?
Отступать было некуда. Ришелье был вынужден высказаться.
– О чем ты говоришь? – возразил он. – И с чего ты взял, что я думаю о тебе хорошо или дурно, дорогой мой?
– Дядюшка, вы на меня сердитесь.
– Я? Да за что?
– К чему эти уловки, господин маршал? Вы избегаете меня, когда вы так мне нужны! Вот и все.
– Клянусь вам, я ничего не понимаю.
– Сейчас я вам все объясню. Король не пожелал назначить вас министром, и, раз я согласился принять на себя командование рейтарами, вы предполагаете, что я вас покинул, предал. Дорогая графиня питает к вам нежные чувства…
Ришелье насторожился, но не только оттого, что услышал от племянника.
– Так ты говоришь, что дорогая графиня питает ко мне нежные чувства?
– повторил он – Я могу это доказать.
– Я не спорю, дорогой мой… Я и взял тебя тогда с собой, чтобы помочь выдвинуться. Ты моложе и, стало быть, сильнее; ты преуспеваешь – я терплю неудачу; это в порядке вещей, и, могу поклясться, я не понимаю, почему тебя мучают угрызения совести; если ты действовал в моих интересах, ты сто раз это уже доказал; если ты действовал против, что ж.., я отвечу тебе тем же… Так нужны ли нам объяснения?
– Дядюшка! По правде говоря…
– Ты просто младенец, герцог. У тебя прекрасное положение: пэр Франции, герцог, командующий королевскими рейтарами, через полтора месяца будешь министром, ты должен быть выше всяких мелочей; победителей не судят, дорогой мой. Вообрази.., я очень люблю притчи.., вообрази, что мы с тобой – два мула из басни… Однако что там за шум?
– Вам показалось, дядюшка. Продолжайте!
– Да нет же, я слышу, что во двор въехала карета.
– Дядюшка, не прерывайтесь, прошу вас! Ваш рассказ меня чрезвычайно интересует, я тоже люблю притчи.
– Так вот, дорогой мой, я хотел тебе сказать, что пока ты процветаешь, никто не посмеет ни в чем тебя упрекнуть; тебе не нужно опасаться завистников. Однако стоит тебе оступиться, споткнуться, и… Ах, черт возьми, вот тут-то и берегись нападения волка! Стой! А ведь я был прав, в твоей приемной – шум, тебе, вероятно, привезли портфель… Графиня, должно быть, славно для тебя потрудилась в алькове Вошел лакей.
– Господа уполномоченные Парламентом! – в беспокойстве объявил он.
– Вот тебе раз! – воскликнул Ришелье.
– Что здесь нужно уполномоченным Парламента? – спросил герцог, ничуть не ободренный улыбкой дядюшки.
– Именем короля! – звонко выговорил незнакомый голос в тишине приемной.
– Ого! – вскричал Ришелье.
Бледный д'Эгийон пошел навстречу двум уполномоченным, за ними показались два невозмутимых швейцара, а за ними на некотором расстоянии
– целая толпа перепуганных лакеев.
– Что вам угодно? – спросил взволнованный герцог. – Мы имеем честь говорить с герцогом д'Эгийоном? – спросил один из уполномоченных.
– Да, господа, я – герцог д'Эгийон.
В ту же секунду уполномоченный с низким поклоном достал из-за перевязи составленную по всей форме бумагу и прочел громко и отчетливо.
Это был обстоятельный приговор, подробный, полный, в нем выдвигались обвинения против герцога д'Эгийона и выражались подозрения в преступлениях, затрагивавших его честь; герцог временно лишался звания пэра королевства и отстранялся от должности.
Герцог слушал приговор, как громом пораженный. Он стоял не шевелясь, подобно статуе, застывшей на пьедестале, и даже не протянул руки, чтобы взять у уполномоченного Парламента копию приговора.
Бумагу взял маршал. Он выслушал приговор также стоя, однако выглядел бодро и был оживлен. Прочтя документ, он поклонился господам уполномоченным.
Они уже давно ушли, а герцог по-прежнему находился в оцепенении.
– Тяжелый удар! – проговорил Ришелье. – Ты больше не пэр Франции – это унизительно.
Герцог повернулся к дяде с таким видом, словно только сейчас к нему вернулась жизнь вместе со способностью мыслить.
– Ты этого не ожидал? – спросил Ришелье.
– А вы, дядюшка? – спросил д'Эгийон.
– Как я мог предвидеть, что Парламент нанесет такой страшный удар любимцу короля и фаворитке?.. Эти господа рискуют головой.
Герцог сел, прижав руку к пылавшей щеке.
– Только вот если Парламент лишает тебя звания пэра в ответ на назначение командующим рейтарами, – продолжал старый маршал, вонзая кинжал в открытую рану, – то он приговорит тебя к заключению и сожжению на костре в тот день, когда ты будешь назначен премьер-министром. Эти господа тебя ненавидят, д'Эгийон, остерегайся их.
Герцог героически перенес эту отвратительную насмешку; несчастье его возвышало, оно очищало душу.
Ришелье принял его стойкость за бесчувственность, даже за тупость; он подумал, что его уколы слишком слабы.
– Не будучи пэром, – проговорил он, – ты перестанешь быть бельмом на глазу у этих «судейских крючков»… Уйди на несколько лет в неизвестность. Кстати, видишь ли, неизвестность, твое спасение, придет к тебе так, что ты и не заметишь; будучи отстранен от должности пэра, ты почувствуешь, что тебе труднее стать министром, это выбьет тебя из седла. Впрочем, если ты хочешь бороться, Друг мой, что ж, у тебя в распоряжении графиня Дю Барри; она питает к тебе нежные чувства, а это надежная опора.
Д'Эгийон встал. Он даже не удостоил маршала злобного взгляда в ответ на те страдания, которые старик только что заставил его вынести.
– Вы правы, дядюшка, – спокойно отвечал он, – и в последнем вашем совете чувствуется мудрость. Графиня Дю Барри, к которой вы любезно советуете мне обратиться и которой вы сказали обо мне столько хорошего и так горячо, что любой в Люсьенн может это подтвердить, графиня Дю Барри меня защитит. Слава Богу, она меня любит, она смелая, имеет влияние на его величество. Благодарю вас, дядюшка, за совет, я укроюсь там, как в спасительном порту во время бури. Лошадей! Бургиньон, в Люсьенн!
На губах маршала застыла улыбка.
Д'Эгийон почтительно поклонился дядюшке и вышел из гостиной, оставив маршала сильно заинтригованным, больше того – смущенным тем озлоблением, с которым он вцепился в благородную и живую плоть.
Старый маршал почувствовал некоторое утешение, видя безумную радость парижан, когда вечером они читали на улице десять тысяч экземпляров приговора, вырывая его друг у Друга из рук. Однако он не мог сдержать вздох, когда Рафте спросил у него отчета о вечере.
Он рассказал ему все, ничего не утаив.
– Значит, удар отражен? – спросил секретарь.
– И да, и нет, Рафте; рана оказалась несмертельной; но у нас есть в Трианоне кое-что получше, и я упрекаю себя за то, что не посвятил себя этому целиком. Мы гнались за двумя зайцами, Рафте… Это безумие…
– Почему же, если поймать лучшего? – возразил Рафте.
– Ах, дорогой мой, вспомни, что лучший – всегда тот, который убежал, а ради того, чего у нас нет, мы готовы пожертвовать другим, то есть тем, что держишь в руках.
Рафте пожал плечами, он был недалек от истины.
– Вы полагаете, – спросил он, – что д'Эгийон выйдет из этого положения?
– А ты полагаешь, что король из него выйдет, болван?
– О! Король всюду отыщет лазейку, но речь идет не о короле, насколько я понимаю.
– Где пройдет король, там пролезет и графиня Дю Барри: ведь она держится поблизости от короля… А где пролезет Дю Барри, там и д'Эгийон просочится… Да ты ничего не смыслишь в политике, Рафте!
– А вот мэтр Флажо другого мнения, ваша светлость.
– Ну, хорошо! И что же говорит мэтр Флажо? Да и что он сам за птица?
– Он – прокурор, ваша светлость.
– Что же дальше?
– А то, что господин Флажо утверждает, что король не выпутается.
– Ого! Что может помешать льву?
– Мышь, ваша светлость!..
– А мышь – это мэтр Флажо?
– Он так говорит.
– И ты ему веришь?
– Я всегда готов поверить прокурору, который обещает напакостить.
– Посмотрим, что сможет сделать мэтр Флажо.
– Посмотрим, ваша светлость.
– Иди ужинать, а я пойду лягу… Я совершенно потрясен оттого, что мой племянник – больше не пэр Франции и не станет министром. Дядя я ему или нет, Рафте?
Герцог де Ришелье повздыхал, а потом рассмеялся.
– У вас есть все, чтобы стать министром, – заметил Рафте.
