100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Пока его величество прогуливался в саду Трианона в ожидании охоты, а заодно и, не теряя времени даром, старался успокоить де Шуазеля, Люсьенн превратился в место сбора испуганных заговорщиков, слетавшихся к графине Дю Барри подобно птицам, учуявшим порох охотника.
Обменявшись продолжительными взглядами, в которых сквозило нескрываемое раздражение, Жан и маршал де Ришелье вспорхнули первыми.
За ними последовали рядовые фавориты, привлеченные немилостью, в которую едва не впали Шуазели; однако, напуганные возвращенной ему королевской милостью и лишенные поддержки министра, они все же возвращались в Люсьенн, чтобы посмотреть, довольно ли еще крепко дерево и можно ли за него уцепиться, как раньше.
Утомленная своими дипломатическими ухищрениями и лаврами обманчивого триумфа, графиня Дю Барри отдыхала после обеда. Вдруг раздался страшный грохот, и во двор, словно ураган, влетела карета Ришелье.
– Хозяйка Дю Барри спит, – невозмутимо проговорил Замор.
Жан с такой силой отшвырнул его ногой, что дворецкий в расшитом костюме покатился по ковру.
Замор пронзительно, закричал.
Прибежала Шон.
– Как вам не стыдно обижать мальчика, грубиян! – воскликнула она.
– Я и вас вышвырну вон, если вы немедленно не разбудите графиню! – пригрозил он.
Но графиню не нужно было будить: услыхав крик Замора и громовые раскаты голоса Жана, она почувствовала неладное и, накинув пеньюар, бросилась в приемную.
– Что случилось? – спросила она, с ужасом глядя на то, как Жан развалился на софе, чтобы прийти в себя от раздражения, а маршал даже не притронулся к ее руке.
– Дело в том.., в том., черт подери! Дело в том, что Шуазель остался на своем месте.
– Как?!
– Да, и сидит на нем тверже, чем когда бы то ни было, тысяча чертей!
– Что вы хотите этим сказать?
– Граф Дю Барри прав, – подтвердил Ришелье, – герцог де Шуазель силен, как никогда!
Графиня выхватила спрятанную на груди записку короля.
– А это что? – с улыбкой спросила она.
– Вы хорошо прочитали, графиня? – спросил маршал.
– Но.., я умею читать, – отвечала графиня.
– В этом я не сомневаюсь, однако позвольте мне тоже взглянуть…
– Ну разумеется! Читайте!
Герцог взял бумагу, развернул ее и медленно прочел:
«Завтра я поблагодарю де Шуазеля за его услуги. Можете в этом не сомневаться.
Людовик».
– Ведь все ясно, не правда ли? – спросила графиня.
– Яснее быть не может, – поморщившись, отвечал маршал.
– Ну так что же? – спросил Жан.
– Да ничего особенного: победа ожидает нас завтра, ничто еще не потеряно.
– Как завтра? Но король написал это вчера. Значит «завтра» – это сегодня.
– Прошу прощения, сударыня, – заметил герцог, – так как письмо не датировано, «завтра» навсегда останется днем, следующим за тем, в который вы пожелаете увидеть свержение де Шуазеля. На улице Гранж-Бательер, в ста шагах от моего дома, есть кабаре, а на нем – вывеска, на которой красными буквами написано: «У нас будут отпускать в кредит завтра». «Завтра» – значит «никогда».
– Король над нами посмеялся! – воскликнул разгневанный Жан.
– Этого не может быть, – прошептала ошеломленная графиня, – не может быть: такое мошенничество недостойно…
– Ах, графиня, его величество – любитель пошутить! – сказал Ришелье.
– Герцог мне за это заплатит, – продолжала графиня в приступе ярости.
– Не стоит за это сердиться на короля, графиня, не следует обвинять его величество в подлоге или в надувательстве, нет, король исполнил, что обещал.
– Что за чепуха! – обронил Жан, удивленно пожав плечами.
– Что обещал? – вскричала графиня. – Поблагодарить Шуазеля?
– Вот именно, графиня. Я сам слышал, как его величество благодарил герцога за услуги. Знаете, ведь это можно понять по-разному: в дипломатии каждый понимает так, как ему нравится. Вы поняли так, а король – иначе. Таким образом, даже «завтра» уже не вызывает споров; по-вашему, именно сегодня король должен был выполнить свое обещание: он его выполнил. Я сам слышал, как он благодарил де Шуазеля.
– Герцог! Мне кажется, сейчас не время шутить.
– Уж не думаете ли вы, графиня, что я шучу? Спросите у графа Жана.
– Нет, черт возьми, нам не до смеха! Нынче утром король обнял Шуазеля, приласкал, угостил его, а сию минуту они вдвоем гуляют под ручку по Трианону.
– Под ручку! – повторила Шон, проскользнув в кабинет и воздев руки к небу, подобно новоявленной отчаявшейся Ниобее.
– Да, меня провели! – проговорила графиня. – Однако мы еще посмотрим… Шон, прикажи расседлать лошадей: я не еду на охоту.
– Прекрасно! – воскликнул Жан.
– Одну минуту! – остановил его Ришелье. – Не надо поспешных решений, не надо капризов… Ах, простите, графиня; я, кажется, позволил себе давать вам советы. Прошу прощения.
– Продолжайте, герцог, не стесняйтесь. Мне кажется, я потеряла голову. Вот что получается: я не хочу заниматься политикой, а когда наконец решаюсь вмешаться, получаю удар по самолюбию. Так что вы говорите?
– Я говорю, что сейчас не время капризничать. Послушайте, графиня: положение трудное. Если король дорожит Шуазелями, если на него оказывает влияние супруга дофина, если он так резко рвет отношения, значит…
– Что «значит»?
– Значит, надо стать еще любезнее, графиня. Я знаю, что это невозможно, однако невозможное становится в нашем положении необходимостью: так сделайте невозможное!
Графиня задумалась.
– Потому что иначе, – продолжал герцог, – король может усвоить немецкие нравы!
– Как бы он не стал добродетельным! – в ужасе вскричал Жан.
– Кто знает, графиня? – вымолвил Ришелье. – Новое всегда так притягательно!
– Ну, в это я не верю! – возразила графиня, отказываясь понимать герцога.
– Случались на свете вещи и более невероятные, графиня; недаром существует выражение: волк в овечьей шкуре… Одним словом, не надо капризничать.
– Не следовало бы, – поддакнул Жан.
– Но я задыхаюсь от гнева!
– Еще бы, черт побери! Задыхайтесь, графиня, но так, чтобы король, а вместе с ним и господин де Шуазель ничего не заметили. Задыхайтесь, когда вы с нами, но дышите, когда вас видят они!
– И мне следует ехать на охоту?
– Это было бы весьма кстати!
– А вы, герцог?
– Если бы мне пришлось бежать за охотой на четвереньках, я бы и то за ней последовал.
– Тогда в моей карете! – вскричала графиня, чтобы посмотреть, какое выражение лица будет у ее союзника.
– Графиня, – отвечал герцог с жеманством, скрывавшим его досаду, – эта честь для меня столь велика, что…
– Что вы отказываетесь, не так ли?
– Боже сохрани!
– Будьте осторожны: вы бросаете на себя тень.
– Мне бы этого не хотелось.
– Он сознался. Он имеет смелость в этом сознаться! – вскричала Дю Барри.
– Графиня! Графиня! Де Шуазель никогда мне этого не простит!
– А вы уже в хороших отношениях с де Шуазелем?
– Графиня! Графиня! Разрыв поссорил бы меня с супругой дофина.
– Вы предпочитаете, чтобы мы вели войну порознь и не деля трофеев? Еще есть время. Вы не запятнаны, и вы еще можете выйти из заговора.
– Вы меня не знаете, графиня, – отвечал герцог, целуя ей ручку. – Вы заметили, чтобы я колебался в день вашего представления ко двору, когда нужно было найти платье, парикмахера, карету? Вот так же и сегодня я не стану колебаться. Я смелее, чем вы думаете, графиня.
– Ну, значит, мы уговорились. Мы вместе отправимся на охоту, и под этим предлогом мне не придется ни с кем встречаться, никого выслушивать, ни с кем разговаривать.
– Даже с королем?
– Напротив, я хочу с ним пококетничать и довести его этим до отчаяния.
– Браво! Вот прекрасная война!
– А вы, Жан, что делаете? Да покажитесь же из-за подушек, вы погребаете себя живым, друг мой!
– Что я делаю? Вам хочется это знать?
– Ну да, может, нам это пригодится.
– Я размышляю…
– О чем?
– Я думаю, что в этот час все куплетисты города и окрестностей высмеивают нас на все лады; что «Нувель а ла Мен» нас разрезают, словно пирог; что «Газетье кирассе» знает наше самое больное место; что «Журналь дез Обсерватер» видит нас насквозь; что, наконец, завтра мы окажемся в таком плачевном состоянии, что даже Шуазель нас пожалеет.
– Что вы предлагаете?
– Я собираюсь в Париж, хочу купить немного корпии и побольше целебной мази, чтобы было что наложить на наши раны. Дайте мне денег, сестричка.
– Сколько? – спросила графиня.
– Самую малость: две-три сотни.
– Видите, герцог, – проговорила графиня, обратившись к Ришелье, – я уже оплачиваю военные расходы.
– Это только начало кампании, графиня: что посеете сегодня, то пожнете завтра.
Пожав плечами, графиня встала, подошла к шкафу, отворила его, достала оттуда пачку банковских билетов и, не считая, передала их Жану. Он, также не считая, с тяжелым вздохом засунул их в карман.
Потом он встал, потянулся так, что кости затрещали, словно он падал от усталости, и прошелся по комнате.
– Вы-то будете развлекаться на охоте, – с упреком в голосе произнес он, указывая на герцога и графиню, – а я должен скакать в Париж. Они будут любоваться нарядными кавалерами и дамами, а мне придется смотреть на отвратительных писак. Решительно, я приживальщик.
– Обратите внимание, герцог, – проговорила графиня, – что он не будет мною заниматься. Половину моих денег он отдаст какой-нибудь потаскушке, а другую проиграет в кабаке. Вот что он сделает! И он еще стонет, несчастный! Послушайте, Жан, ступайте вон, вы мне надоели.
Жан опустошил три бонбоньерки, ссыпав их содержимое в карманы, стащил с этажерки китайскую статуэтку с брильянтиками вместо глаз и величественной поступью вышел, подгоняемый раздраженными криками графини.
– Загляденье! – заметил Ришелье тоном, каким обыкновенно льстец говорит о страшилище, которому про себя желает, чтобы тот свернул себе шею. – Он дорого вам обходится… Не правда ли, графиня?
– Как вы верно заметили, герцог, он окружил меня своей заботой, и она ему приносит три-четыре сотни тысяч ливров в год.
Зазвонили часы.
– Половина первого, графиня, – сказал герцог. – К счастью, вы почти готовы. Покажитесь на минутку своим придворным – они уж, верно, подумали, что наступило затмение, и пойдемте в карету. Вы знаете, как будет проходить охота?
– Мы с его величеством обсудили это вчера: он отправится в лес Марли, а меня захватит по пути.
– Я уверен, что король ничего не изменит в распорядке.
– Теперь расскажите о своем плане, герцог. Настала ваша очередь.
– Вчера я написал своему племяннику, который, кстати сказать, должен быть уже в дороге, если верить моим предчувствиям.
– Вы говорите о д'Эгийоне?
– Да. Я был бы удивлен, если бы узнал, что завтра мое письмо не встретит его в пути. Думаю, что завтра или, самое позднее, послезавтра, он будет здесь.
– Вы на него рассчитываете?
– Да, графиня, у него светлая голова.
– Зато мы больны! Король, может быть, и уступил было у него панический страх перед необходимостью заниматься делами.
– До такой степени, что…
– До такой степени, что я трепещу при мысли, что он никогда не согласится принести в жертву де Шуазеля.
– Могу ли я быть с вами откровенным, графиня?
– Разумеется.
– Знаете, я тоже в это не верю. Король способен хоть сто раз повторить вчерашнюю шутку, ведь его величество так остроумен! Вам же, графиня, не стоит рисковать любовью и слишком упрямиться.
– Над этим стоит подумать.
– Вы сами видите, графиня, что де Шуазель будет сидеть на своем месте вечно. Чтобы его сдвинуть, должно произойти по меньшей мере чудо.
– Да, именно чудо, – повторила Жанна.
– К несчастью, люди разучились творить чудеса, – отвечал герцог.
– А я знаю такого человека, который еще способен на чудо, – возразила Дю Барри.
– Вы знаете человека, который умеет творить чудеса, графиня?
– Да, могу поклясться!
– Вы никогда мне об этом не говорили.
– Я вспомнила о нем сию минуту, герцог.
– Вы полагаете, что он может нас выручить?
– Я его считаю способным на все.
– Ого! А что он такого сделал? Расскажите, графиня, приведите пример.
– Герцог! – обратилась к нему графиня Дю Барри, приблизившись и невольно понизив голос. – Этот человек десять лет тому назад повстречался мне на площади Людовика Пятнадцатого и сказал, что мне суждено стать королевой Франции.
– Да, это действительно необычно. Этот человек мог бы мне предсказать, умру ли я премьер-министром.
– Вот видите!
– Я ничуть не сомневаюсь. Как его зовут?
– Его имя ничего вам не скажет.
– Где он сейчас?
– Этого я не знаю.
– Он не дал вам своего адреса?
– Нет, он сам должен был явиться за вознаграждением.
– Что вы ему обещали?
– Все, чего он потребует.
– И он не пришел?
– Нет.
– Графиня! Это – большее чудо, чем даже его предсказание. Решительно, нам нужен этот человек.
– Да, но что нам делать?
– Его имя, графиня, имя!
– У него их два.
– Начнем по Порядку: первое?
– Граф Феникс.
– Тот самый господин, которого вы мне показали в день вашего представления?
– Совершенно верно.
– Этот пруссак?
– Да.
– Что-то мне не верится! У всех известных мне колдунов имена оканчивались на «и» или «о».
– Какое совпадение, герцог! Другое его имя оканчивается так, как вам хочется.
– Как же его зовут?
– Джузеппе Бальзамо.
– Неужели у вас нет никакого средства его разыскать?
– Я подумаю, герцог. Мне кажется, среди моих знакомых есть такие, кто его знает.
– Отлично! Однако следует поторопиться, графиня. Уже без четверти час.
– Я готова. Карету!
Спустя десять минут графиня Дю Барри и герцог де Ришелье уехали на охоту.
