100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
– Наконец-то я тебя вижу, держу тебя в своих объятиях, я тебя… – воскликнула Волчица, нежно обнимая и крепко сжимая своими сильными руками Марсиаля, и в голосе ее звучала радость и свирепая жажда обладания.
Затем, поддерживая своего милого, почти неся его на руках, она помогла бедняге опуститься на скамью, стоявшую в коридоре.
Несколько минут Марсиаль чувствовал ужасную слабость, он был растерян и пытался прийти в себя после страшного потрясения, которое лишило его последних сил и привело в полное изнеможение.
Волчица спасла своего возлюбленного в ту минуту, когда он, совершенно подавленный, впавший в отчаяние, чувствовал приближение смерти: он погибал не столько от голода, сколько от недостатка воздуха, который не проникал в небольшую комнату, где не было очага, а значит, и вытяжной трубы, не было никаких щелей, ибо, движимая жестокой предусмотрительностью, Тыква заткнула старыми тряпками все самые незаметные щели, имевшиеся на двери, так что помещение оказалось герметически закупоренным.
Трепеща от счастья и еще не улегшейся тревоги, с мокрыми от слез глазами, Волчица, опустившись на колени, напряженно ловила каждое выражение, сменявшееся на лице Марсиаля.
Он же, казалось, мало-помалу возрождался, возвращался к жизни, вдыхая всей грудью чистый и целебный для него воздух.
Несколько раз вздрогнув всем телом, он поднял отяжелевшую голову, испустил глубокий вздох и открыл глаза.
– Марсиаль, это я, твоя Волчица! Как ты себя чувствуешь?
– Уже лучше, – ответил он слабым голосом.
– Господи боже! Чего тебе дать? Воды? Или, может уксуса принести?
– Нет, нет, – ответил Марсиаль, который дышал все легче и легче. – Мне нужен только воздух только воздух, один только воздух, ничего, кроме воздуха!
Волчица, рискуя порезать руки, выбила кулаками все четыре оконных стекла: она не смогла открыть окно, ей мешал сделать это стоявший там тяжелый стол.
– Вот теперь я дышу, теперь я дышу, и в голове у меня проясняется, – сказал Марсиаль, постепенно приходя в себя.
Затем, будто только сейчас сообразив, какую услугу оказала ему возлюбленная, он воскликнул с выражением несказанной благодарности:
– Без тебя я бы помер, славная моя Волчица!
– Ладно… ладно… а как ты сейчас-то себя чувствуешь?
– Все лучше и лучше.
– А есть хочешь?
– Нет, я еще для этого слишком слаб. Знаешь, больше всего я страдал от недостатка воздуха. Под конец я уже задыхался, совсем задыхался… это просто ужасно.
– Ну а теперь?
– Я вновь оживаю, точно из могилы выхожу, и выхожу из нее благодаря тебе.
– Но погляди на свои руки, на свои бедные руки! Они все изрезаны!.. Да что они с тобой сделали, господи боже!
– Николя и Тыква не решились вторично в открытую напасть на меня, вот они и замуровали меня в моей комнате, чтобы я тут околел с голоду. Я хотел помешать им забить железом ставни, и тогда моя сестрица стала бить меня по пальцам топориком!!!
– Изверги! Они пытались уверить людей, будто ты помираешь от тяжкой болезни; твоя мать уже распустила слух, что ты в безнадежном состоянии. И это сделала твоя мать, мой милый, твоя родная мать!..
– Послушай, не говори мне о ней, – с горечью попросил Марсиаль.
Потом, впервые заметив, что вся одежда на Волчице мокрая и одета она как-то странно, он воскликнул:
– Да что с тобой приключилось? С волос у тебя стекает вода, ты в одной нижней юбке… И она насквозь промокла!
– Какая разница! Главное, что я тебя спасла, спасла!
– Да объясни мне, где ты так промокла?
– Я знала, что ты в опасности… а лодки найти не могла…
– И ты добралась до острова вплавь?!
– Да. Но погляди на свои руки, позволь я их поцелую. Тебе, должно, очень больно… Вот изверги!.. И меня тут, рядом, не было!
– Ох, до чего ты у меня славная, моя Волчица! – воскликнул с чувством Марсиаль. – Ты самая храбрая и самая славная среди всех славных и храбрых женщин!
– А разве ты не говорил всегда: «Смерть подлецам и трусам!»
И Волчица показала на свою руку, где были вытатуированы эти ничем не смываемые слова.
– Да, ты у меня отважная и неустрашимая! Но тебе холодно, ты вся дрожишь.
– Дрожу, да только не от холода.
– Все равно… Войди в комнату, возьми там плащ Тыквы и закутайся в него.
– Но…
– Я так хочу.
В одно мгновение Волчица закуталась в плащ из шотландки и тут же возвратилась к Марсиалю.
– Подумать только: ради меня… ты ведь могла утонуть! – повторил Марсиаль, с восхищением глядя на нее.
– Да нет же… там чуть было не утонула молоденькая девушка, и я у самого острова спасла ее.
– Стало быть, ты еще и ее спасла? А где же она?
– Внизу, с детьми; они там ухаживают за ней.
– А кто она такая, эта девушка?
– Господи боже! Если б ты только знал, какой случай, счастливый случай нас свел! Эта одна из моих товарок по тюрьме Сен-Лазар, она такая необыкновенная, знаешь…
– А чем же она необыкновенная?
– Представь себе, что я ее вместе и любила и ненавидела, потому как она сразу поселила в моей душе и счастье и гибель…
– Она?
– Да, и это с тобой связано.
– Со мной?
– Послушай, Марсиаль… – Волчица запнулась, но потом прибавила: – Знаешь, но нет, нет… я никогда не решусь.
– Да в чем дело-то?
– Я тебя вот о чем спросить хотела… Я и приехала, чтоб тебя повидать и чтоб спросить, потому что, уезжая из Парижа, я ведь не знала, что ты в опасности.
– Ну, ладно. Говори дальше.
– Да я не решаюсь…
– Не решаешься после всего того, что ты для меня сделала?!
– Вот именно потому. Выйдет так, будто я хочу получить награду…
– Хочешь получить награду! Разве я не обязан тебе многим? Разве ты не выхаживала меня в прошлом году, не сидела возле моей постели дни и ночи?
– Но ты ведь мой милый!
– Именно потому, что я твой милый и всегда им буду, ты и должна говорить со мной совершенно открыто.
– Ты всегда будешь моим милым, Марсиаль?
– Всегда! И это так же верно, как то, что меня зовут Марсиаль. Для меня в целом свете не будет другой женщины, кроме тебя, знай это, Волчица! То, что ты была такой-сякой, это никого, кроме меня, не касается… ведь я люблю тебя, а ты – меня, и я обязан тебе жизнью. Только за то время, что ты в тюрьме пробыла, я стал другим. Во мне многое переменилось!.. Я тут долго думал и решил, что ты больше не будешь такой, как была.
__ Что ты этим хочешь сказать?
– Не хочу я больше с тобой расставаться, но не хочу больше расставаться также с Франсуа и Амандиной.
– С твоим младшим братом и сестренкой?
– Да, с ними; отныне я должен быть для них, можно сказать, как отец. Понимаешь, это накладывает на меня обязанности, мне надо остепениться, потому как я должен о них заботиться. Из них хотели вырастить злодеев, законченных злодеев, и, чтобы их спасти, я их отсюда увезу.
– А куда?
– Я еще и сам толком не знаю; но скажу наверняка – далеко от Парижа.
– А что будет со мной?
– С тобой? А ты тоже поедешь с нами.
– Поеду с вами?! – воскликнула Волчица, остолбенев от радости: она не могла поверить в такое счастье. – И я больше с тобой не расстанусь?
– Нет, моя славная Волчица, никогда! Ты поможешь мне воспитать этих ребятишек… Я тебя хорошо знаю; коли я скажу тебе: «Я хочу, чтобы моя милая, бедная сестрица Амандина выросла честной девушкой, поговори-ка с ней обо всем, хорошенько объясни ей что к чему», то я уверен, что ты будешь для нее хорошей матерью.
– Ох, спасибо тебе, Марсиаль, большое спасибо!
– Мы станем жить как честные работники; будь спокойна, работа для нас найдется, и мы будем работать не покладая рук. По крайней мере, эти дети не станут негодяями, как их отец и мать, а меня больше не будут обзывать сыном и братом людей, кончивших свой век под ножом гильотины, а по тем улицам, где знали тебя, я ходить не стану… Но что с тобой? Что с тобой такое?
– Марсиаль, мне кажется, я схожу с ума…
– Сходишь с ума?
– Да, от радости.
– Почему это?
– Потому что, видишь ли, это слишком хорошо!
– Ты о чем?
– О том, что ты мне только что сказал… Ох, знаешь, все это слишком хорошо… Разве только то, что я спасла Певунью, принесло мне счастье… Да, верно, так и случилось.
– Да объясни мне наконец толком, что с тобой такое?
– Ведь то, что ты мне предложил, Марсиаль, я сама тебе предложить хотела. Понимаешь, Марсиаль?!
– Ты о чем?
– Я сама хотела тебя попросить!..
– Уехать из Парижа?..
– Да… – быстро сказала Волчица. – И уйти жить с тобою в леса… где у нас был бы небольшой чистенький домик и дети, которых я бы любила всей душой! Знаешь, как бы я их любила?! Так, как может Волчица любить детей от своего милого! А потом, если б ты только согласился, – сказала, затрепетав от волнения, Волчица, – я бы стала теперь называть тебя не своим милым… А своим мужем… потому как без этого мы не получим того места, – с живостью прибавила она.
Марсиаль в свой черед с удивлением посмотрел на Волчицу: ее последние слова были ему непонятны.
– О каком месте ты толкуешь?
– О месте лесного обходчика…
– И я его получу?
– Да…
– А кто мне даст его?
– Покровители той молодой девушки, которую я спасла.
– Да они меня и знать не знают!
– Но я-то ей все про тебя рассказала… и она похлопочет за нас перед своими покровителями.
– Ну а что ты ей про меня наговорила?
– Сам понимаешь, ничего дурного!
– Славная ты моя Волчица…
– А потом, знаешь, в тюрьме быстро начинаешь доверять друг другу; а эта девушка была такая милая, такая добрая, что я, сама того не желая, вдруг почувствовала, что меня так и тянет к ней; да я и сразу догадалась, что она не из «наших».
– А кто ж она такая?
– Этого я не знаю, ничего я в этом не пойму, но за всю свою жизнь я никогда таких, как она, не видала и речей таких не слыхала; она, точно колдунья, сразу узнает, что у тебя на сердце; когда я ей сказала, как сильно тебя люблю, она из-за одного этого проявила сочувствие к нашей судьбе… Она заставила меня устыдиться моей прошлой жизни не потому, что говорила мне резкие слова, ты ведь знаешь, на меня такие слова не действуют, просто она говорила о том, как хороша честная трудовая жизнь, жизнь нелегкая, но спокойная, такая, когда я смогу жить с тобою в глуши лесов, как тебе по душе. Но только она сказала, что, вместо того чтоб быть браконьером, ты станешь лесным обходчиком, а я перестану быть твоей любовницей… а буду тебе настоящей женой, а потом у нас появятся красивые детишки, и они будут выбегать тебе навстречу, когда ты по вечерам будешь возвращаться домой с обхода вместе с собаками и с ружьем за спиной, ну, а потом мы станем ужинать на полянке перед нашей хижиной на свежем ночном воздухе, под сенью высоких деревьев, а потом ляжем спать, довольные и счастливые… Ну что тебе еще сказать?.. Я против воли слушала ее, как слушают волшебную сказку. Если б ты только знал… она так хорошо… так хорошо говорила… что все, что она описывала, я видела как наяву… Будто и не спала, а видела чудесные сны.
– Ах да, верно! Это была бы славная и хорошая жизнь! – воскликнул Марсиаль, подавляя вздох. – Понимаешь, Франсуа еще не совсем испортился, но он, бедняга, так долго жил с Николя и Тыквой, что для него вольный лесной воздух подошел бы больше, чем городской. Амандина помогала бы тебе по хозяйству; ну, а уж я был бы таким лесным обходчиком, какого не часто встретишь: недаром же я был известным браконьером… А ты бы хозяйничала в доме, славная моя Волчица… и потом, как ты говоришь, и дети были бы с нами… чего бы нам еще не хватало?.. Знаешь, когда привыкнешь к своему лесу, чувствуешь себя там как дома. Можешь там целый век прожить, и он промелькнет, как один день… Но, послушай, что это я так размечтался? Знаешь, не стоило тебе говорить мне о такой жизни… кроме сожалений, это ни к чему не ведет.
– Я тебя не прерывала… потому как то же самое, что ты мне сейчас сказал, я говорила там Певунье…
– Как это?
– А вот так! Слушая все ее волшебные сказки, я ей отвечала: «Вот беда, что все эти воздушные замки, как вы сами говорите, в жизни не встречаются, Певунья!» И знаешь, что она мне сказала в ответ, Марсиаль? – спросила Волчица, и глаза ее вспыхнули от радости.
– Нет, не знаю.
– Она сказала: «Пусть Марсиаль на вас женится, вы оба пообещаете вести честную жизнь, и место, которого вы так жаждете, я изо всех сил постараюсь для вас получить».
– Она пообещала для меня место лесного обходчика?
– Да… именно для тебя…
– Но ты верно говоришь, это просто чудный сон. Если для того, чтобы получить это место, надо только жениться на тебе, славная ты моя Волчица, я бы на тебе завтра и женился, будь у меня только на что жить; потому как с нынешнего дня… ты уже мне жена… понимаешь, моя настоящая жена.
– Марсиаль… я и вправду тебе жена?
– Моя настоящая, моя единственная жена, и я хочу, чтобы ты звала меня своим мужем… как будто мы уже в мэрии побывали.
– О, стало быть, Певунья была права… Знаешь, как это приятно сказать: «Мой муж!» Марсиаль, ты увидишь, какова твоя Волчица в хозяйстве, какова она в работе, ты все это увидишь…
– Ну а это место… Ты действительно веришь?..
– Бедная милая Певунья, коли она ошибается… только в том, что другие захотят нам помочь… Но у нее был такой вид, будто она всем сердцем верит в то, что говорит… Кстати, только что, когда я выходила из тюрьмы на волю, надзирательница мне сказала, что покровители Певуньи, люди очень знатные, добились ее освобождения как раз сегодня; это доказывает, что ее благодетели – люди влиятельные и что она сдержит свое обещание.
– Ах! – вдруг закричал Марсиаль, вставая. – Не знаю, о чем мы только с тобой думаем!
– Что такое?
– Эта молодая девушка… она ведь там, внизу, может, она помирает… нам надо бы ей помочь, а мы тут сидим да разговариваем…
– Не тревожься, Франсуа и Амандина там, возле нее; они бы поднялись наверх, случись там что-нибудь, угрожай ей опасность. Но вообще-то ты прав, пойдем к ней; я хочу, чтобы ты сам на нее поглядел, поглядел на ту, что, может быть, принесет нам счастье.
И Марсиаль, опираясь на руку Волчицы, начал медленно спускаться на первый этаж.
Прежде чем они оба войдут на кухню, мы расскажем читателю о том, что произошло, после того как Лилия-Мария была поручена заботам детей.
