III
А дальше
пошло легче и легче. Прежде всего оглянулся Чичиков и видит: куда ни плюнь,
свой сидит. Полетел в учреждение, где пайки-де выдают, и слышит:
– Знаю
я вас, скалдырников: возьмете живого кота, обдерете, да и даете на паек! А вы
дайте мне бараний бок с кашей. Потому что лягушку вашу пайковую мне хоть
сахаром облепи, не возьму ее в рот, и гнилой селедки тоже не возьму!
Глянул –
Собакевич.
Тот, как
приехал, первым долгом двинулся паек требовать. И ведь получил! Съел и надбавки
попросил. Дали. Мало! Тогда ему второй отвалили; был простой – дали ударный.
Мало! Дали какой-то бронированный. Слопал и еще потребовал. И со скандалом
потребовал! Обругал всех христопродавцами, сказал, что мошенник на мошеннике
сидит и мошенником погоняет и что есть один только порядочный человек –
делопроизводитель, да и тот, если сказать правду, – свинья!
Дали
академический[4].
Чичиков
лишь увидел, как Собакевич пайками орудует, моментально и сам устроился. Но,
конечно, превзошел и Собакевича. На себя получил, на несуществующую жену с
ребенком, на Селифана, на Петрушку, на того самого дядю, о котором Бетрищеву
рассказывал, на старуху мать, которой на свете не было. И всем академические.
Так что продукты к нему стали возить на грузовике.
А
наладивши таким образом вопрос с питанием, двинулся в другие учреждения
получать места.
Пролетая
как-то раз в автомобиле по Кузнецкому, встретил Ноздрева. Тот первым долгом
сообщил, что он уже продал и цепочку, и часы. И точно, ни часов, ни цепочки на
нем не было. Но Ноздрев не унывал. Рассказал, как повезло ему на лотерее, когда
он выиграл полфунта постного масла, ламповое стекло и подметки на детские
ботинки, но как ему потом не повезло и он, канальство, еще своих шестьсот
миллионов доложил. Рассказал, как предложил Внешторгу поставить за границу
партию настоящих кавказских кинжалов. И поставил. И заработал бы на этом тьму,
если б не мерзавцы англичане, которые увидели, что на кинжалах надпись: «Мастер
Савелий Сибиряков», и все их забраковали. Затащил Чичикова к себе в номер и
напоил изумительным, якобы из Франции полученным коньяком, в котором, однако,
был слышен самогон во всей его силе. И, наконец, до того доврался, что стал
уверять, что ему выдали восемьсот аршин мануфактуры, голубой автомобиль с
золотом и ордер на помещение в здании с колоннами. Когда же зять его Мижуев
выразил сомнение, обругал его, но не Софроном, а просто сволочью.
Одним
словом, надоел Чичикову до того, что тот не знал, как и ноги от него унести.
Но
рассказы Ноздрева навели его на мысль и самому заняться внешней торговлей.
IV
Так он и
сделал. И опять анкету написал, и начал действовать, и показал себя во всем блеске.
Баранов в двойных тулупах водил через границу, а под тулупами брабантские
кружева; бриллианты возил в колесах, дышлах, в ушах и невесть в каких местах.
И в
самом скором времени очутились у него около пятисот апельсинов капиталу[5].
Но он не
унялся, а подал куда следует заявление, что желает снять в аренду некое предприятие,
и расписал необыкновенными красками, какие от этого государству будут выгоды.
В
учреждении только рты расстепгули – выгода действительно выходила колоссальная.
Попросили указать предприятие. Извольте. На Тверском бульваре, как раз против
Страстного монастыря[6],
перейдя улицу, и называется «Пампуш на Твербуле[7]».
Послали запрос куда следует, есть ли там такая штука. Ответили:
– Есть
и всей Москве известна.
– Прекрасно.
– Подайте
техническую смету.
У
Чичикова смета уже за пазухой.
Дали в
аренду.
Тогда
Чичиков, не теряя времени, полетел куда следует:
– Аванс
пожалте.
– Представьте
ведомость в трех экземплярах с надлежащими подписями и приложением печатей.
Двух
часов не прошло, представил и ведомость. По всей форме. Печатей столько, как в
небе звезд. И подписи налицо.
За
заведующего – Неуважай-Корыто.
За
секретаря – Кувшинное Рыло.
За
председателя тарифно-расценочной комиссии – Елизавета Воробей[8].
– Верно.
Получите ордер.
Кассир
только крякнул, глянув на итог.
Расписался
Чичиков и на трех извозчиках увез дензнаки.
А затем
в другое учреждение:
– Пожалте
подтоварную ссуду.
– Покажите
товары.
– Сделайте
одолжение. Агента позвольте.
– Дать
агента!
Тьфу! И
агент знакомый: Ротозей Емельян.
Забрал
его Чичиков и повез. Привез в первый попавшийся подвал и показывает. Видит
Емельян – лежит несметное количество продуктов.
– М-да...
И все ваше?
– Все
мое.
– Ну, –
говорит Емельян, – поздравляю вас в таком случае. Вы даже не мильонщик, а
трильонщик!
А
Ноздрев, который тут же с ними увязался, еще подлил масла в огонь.
– Видишь, –
говорит, – автомобиль в ворота с сапогами едет? Так это тоже его сапоги.
А потом
вошел в азарт, потащил Емельяна на улицу и показывает:
– Видишь
магазины? Так это все его магазины. Все, что по эту сторону улицы, – все
его. А что по ту сторону – тоже его. Трамвай видишь? Его. Фонари?.. Его.
Видишь? Видишь?
И вертит
его во все стороны.
Так что
Емельян взмолился:
– Верю!
Вижу... Только отпусти душу на покаяние.
Поехали
обратно в учреждение.
Там
спрашивают:
– Ну,
что?
Емельян
только рукой махнул.
– Это, –
говорит, – неописуемо!
– Ну,
раз неописуемо – выдать ему n + 1 миллиардов.
|