Мобильная версия
   

Лев Толстой «Воскресение»


Лев Толстой Воскресение
УвеличитьУвеличить

II

 

На другой день Нехлюдов проснулся в девять часов утра. Молодой конторщик, прислуживавший барину, услыхав, что он шевелится, принес ему ботинки, такие блестящие, какими они никогда не были, и холодную чистейшую ключевую воду и объявил, что крестьяне собираются. Нехлюдов вскочил с постели, опоминаясь. Вчерашних чувств сожаления о том, что он отдает землю и уничтожает хозяйство, не было и следа. Он с удивлением вспоминал о них теперь. Теперь он радовался тому делу, которое предстояло ему, и невольно гордился им. Из окна его комнаты видна была поросшая цикорием площадка lawn-tennis'a, на которой, по указанию управляющего, собирались крестьяне.

Лягушки недаром квакали с вечера. Погода была пасмурная. С утра шел тихий, без ветра, теплый дождичек, висевший капельками на листьях, на сучьях, на траве. В окне стоял, кроме запаха зелени, еще запах земли, просящей дождя.

Нехлюдов несколько раз, одеваясь, выглядывал из окна и смотрел, как крестьяне собирались на площадку. Одни за другими они подходили, снимали друг перед другом шапки и картузы и становились кружком, опираясь на палки.

Управляющий, налитой, мускулистый, сильный молодой человек, в коротком пиджаке с зеленым стоячим воротником и огромными пуговицами, пришел сказать Нехлюдову, что все собрались, но что они подождут, – пускай прежде Нехлюдов напьется кофею или чаю, и то и другое готово.

– Нет, уж я лучше пойду к ним, – сказал Нехлюдов, испытывая совершенно неожиданно для себя чувство робости и стыда при мысли о предстоявшем разговоре с крестьянами.

Он шел исполнить то желание крестьян, об исполнении которого они и не смели думать, – отдать им за дешевую цену землю, то есть он шел сделать им благодеяние, а ему было чего-то совестно. Когда Нехлюдов подошел к собравшимся крестьянам и обнажились русые, курчавые, плешивые, седые головы, он так смутился, что долго ничего не мог сказать. Дождичек мелкими капельками продолжал идти и оставался на волосах, бородах и на ворсе кафтанов крестьян. Крестьяне смотрели на барина и ждали, что он им скажет, а он так смутился, что ничего не мог сказать. Смущенное молчание разбил спокойный, самоуверенный немец-управляющий, считавший себя знатоком русского мужика и прекрасно, правильно говоривший по-русски. Сильный, перекормленный человек этот, так же как и сам Нехлюдов, представлял поразительный контраст с худыми, сморщенными лицами и выдающимися из-под кафтанов худыми лопатками мужиков.

– Вот князь хочет вам добро сделать – землю отдать, только вы того не стоите, – сказал управляющий.

– Как не стоим, Василий Карлыч, разве мы тебе не работали? Мы много довольны барыней-покойницей, царство небесное, и молодой князь, спасибо, нас не бросает, – начал рыжеватый мужик-краснобай.

– Я затем и призвал вас, что хочу, если вы желаете этого, отдать вам всю землю, – проговорил Нехлюдов.

Мужики молчали, как бы не понимая или не веря.

– В каких, значит, смыслах землю отдать? – сказал один, средних лет, мужик в поддевке.

– Отдать вам внаймы, чтобы вы пользовались за невысокую плату.

– Разлюбезное дело, – сказал один старик.

– Только бы в силу платеж был, – сказал другой.

– Землю отчего не взять!

– Нам дело привычное, – землей кормимся!

– Вам же покойнее, только знай получай денежки, а то греха сколько! – послышались голоса.

– Грех от вас, – сказал немец, – если бы вы работали да порядок держали…

– Нельзя нашему брату, Василий Карлыч, – заговорил остроносый худой старик. – Ты говоришь, зачем лошадь пустил в хлеб, а кто ее пускал: я день-деньской, а день – что год, намахался косой, либо что заснул в ночном, а она у тебя в овсах, а ты с меня шкуру дерешь.

– А вы бы порядок вели.

– Хорошо тебе говорить – порядок, сила наша не берет, – возразил высокий черноволосый, обросший весь волосами, нестарый мужик.

– Ведь я говорил вам, обгородили бы.

– А ты лесу дай, – сзади вступился маленький, невзрачный мужичок. – Я хотел летось загородить, так ты меня на три месяца затурил вшей кормить в замок. Вот и загородил.

– Это что же он говорит? – спросил Нехлюдов у управляющего.

– Der erste Dieb im Dorfe[38], – по-немецки сказал управляющий. – Каждый год в лесу попадался. А ты научись уважать чужую собственность, – сказал управляющий.

– Да мы разве не уважаем тебя? – сказал старик. – Нам тебя нельзя не уважать, потому мы у тебя в руках; ты из нас веревки вьешь.

– Ну, брат, вас не обидишь; вы бы не обидели.

– Как же, обидишь! Разбил мне летось морду, так и осталось. С богатым не судись, видно.

– А ты делай по закону.

Очевидно, шел словесный турнир, в котором участвующие не понимали хорошенько, зачем и что они говорят. Заметно было только, с одной стороны, сдерживаемое страхом озлобление, с другой – сознание своего превосходства и власти. Нехлюдову было тяжело слушать это, и он постарался вернуться к делу: установить цены и сроки платежей.

– Так как же насчет земли? Желаете ли вы? И какую цену назначите, если отдать всю землю?

– Товар ваш, вы цену назначьте.

Нехлюдов назначил цену. Как всегда, несмотря на то, что цена, назначенная Нехлюдовым, была много ниже той, которую платили кругом, мужики начали торговаться и находили цену высокой. Нехлюдов ожидал, что его предложение будет принято с радостью, но проявления удовольствия Совсем не было заметно. Только потому Нехлюдов мог заключить, что предложение его им выгодно, что когда зашла речь о том, кто берет землю – все ли общество, или товарищество, то начались жестокие споры между теми крестьянами, которые хотели выключить слабосильных и плохих плательщиков из участия в земле, и теми, которых хотели выключить. Наконец благодаря управляющему установили цену и сроки платежей, и крестьяне, шумно разговаривая, пошли под гору, к деревне, а Нехлюдов пошел в контору составлять с управляющим проект условия.

Все устроилось так, как этого хотел и ожидал Нехлюдов: крестьяне получили землю процентов на тридцать дешевле, чем отдавалась земля в округе; его доход с земли уменьшился почти наполовину, но был с избытком достаточен для Нехлюдова, особенно с прибавлением суммы, которую он получил за проданный лес и которая должна была выручиться за продажу инвентаря. Все, казалось, было прекрасно, а Нехлюдову все время было чего-то совестно. Он видел, что крестьяне, несмотря на то, что некоторые из них говорили ему благодарственные слова, были недовольны и ожидали чего-то большего.

Выходило, что он лишил себя многого, а крестьянам не сделал того, чего они ожидали.

На другой день условие домашнее было подписано, и провожаемый пришедшими выборными стариками Нехлюдов с неприятным чувством чего-то недоделанного сел в шикарную, как говорил ямщик со станции, троечную коляску управляющего и уехал на станцию, простившись с мужиками, недоумевающе и недовольно покачивавшими головами. Нехлюдов был недоволен собой. Чем он был недоволен, он не знал, но ему все время чего-то было грустно и чего-то стыдно.

 


  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
 121 122 123 124 125 126 127 128 

Все списки лучших





Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика