LIII
Проходя
назад по широкому коридору (было время обеда, и камеры были отперты) между одетыми
в светло-желтые халаты, короткие широкие штаны и коты людьми, жадно смотревшими
на него, Нехлюдов испытывал странные чувства – и сострадания к тем людям,
которые сидели, и ужаса и недоумения перед теми, кто посадили и держат их тут,
и почему-то стыда за себя, за то, что он спокойно рассматривает это.
В одном
коридоре пробежал кто-то, хлопая котами, в дверь камеры и оттуда вышли люди и
стали на дороге Нехлюдову, кланяясь ему.
– Прикажите,
ваше благородие, не знаю, как назвать, решить нас как-нибудь.
– Я
не начальник, я ничего не знаю.
– Все
равно, скажите кому, начальству, что ли, – сказал негодующий
голос. – Ни в чем не виноваты, страдаем второй месяц.
– Как?
Почему? – спросил Нехлюдов.
– Да
вот заперли в тюрьму. Сидим второй месяц, сами не знаем за что.
– Правда,
это по случаю, – сказал помощник смотрителя, – за
бесписьменность взяли этих людей, и надо было отослать их в их губернию, а там
острог сгорел, и губернское правление отнеслось к нам, чтобы не посылать к ним.
Вот мы всех из других губерний разослали, а этих держим.
– Как,
только поэтому? – спросил Нехлюдов, остановясь в дверях.
Толпа,
человек сорок, все в арестантских халатах, окружила Нехлюдова и помощника. Сразу
заговорило несколько голосов. Помощник остановил:
– Говорите
один кто-нибудь.
Из всех
выделился высокий благообразный крестьянин лет пятидесяти. Он разъяснил
Нехлюдову, что они все высланы и заключены в тюрьму за то, что у них не было
паспортов. Паспорта же у них были, но только просрочены недели на две. Всякий
год бывали так просрочены паспорта, и ничего не взыскивали, а нынче взяли да
вот второй месяц здесь держат, как преступников.
– Мы
все по каменной работе, все одной артели. Говорят, в губернии острог сгорел.
Так мы в этом не причинны. Сделайте божескую милость.
Нехлюдов
слушал и почти не понимал того, что говорил старый благообразный человек,
потому что все внимание его было поглощено большой темно-серой многоногой
вошью, которая ползла между волос по щеке благообразного каменщика.
– Как
же так? Неужели только за это? – говорил Нехлюдов, обращаясь к
смотрителю.
– Да,
начальство оплошность сделало, их бы надо послать и водворить на место жительства, – говорил
помощник.
Только
что смотритель кончил, как из толпы выдвинулся маленький человечек, тоже в арестантском
халате, начал, странно кривя ртом, говорить о том, что их здесь мучают ни за
что.
– Хуже
собак… – начал он.
– Ну,
ну, лишнего тоже не разговаривай, помалкивай, а то знаешь…
– Что
мне знать, – отчаянно заговорил маленький человечек. – Разве
мы в чем виноваты?
– Молчать! – крикнул
начальник, и маленький человечек замолчал.
«Что же
это такое?» – говорил себе Нехлюдов, выходя из камер, как сквозь строй
прогоняемый сотней глаз выглядывавших из дверей и встречавшихся арестантов.
– Неужели
действительно держат так прямо невинных людей? – проговорил Нехлюдов,
когда они вышли из коридора.
– Что
ж прикажете делать? Но только что и много они врут. Послушать их – все
невинны, – говорил помощник смотрителя.
– Да
ведь эти-то не виноваты же ни в чем.
– Эти-то,
положим. Но только народ очень испорченный. Без строгости невозможно. Есть
такие типы бедовые, тоже палец в рот не клади. Вот вчера двоих вынуждены были
наказать.
– Как
наказать? – спросил Нехлюдов.
– Розгами
наказывали по предписанию…
– Да
ведь телесное наказание отменено.
– Не
для лишенных прав. Эти подлежат.
Нехлюдов
вспомнил все, что он видел вчера, дожидаясь в сенях, и понял, что наказание
происходило именно в то время, как он дожидался, и на него с особенной силой
нашло то смешанное чувство любопытства, тоски, недоумения и нравственной,
переходящей почти в физическую, тошноты, которое и прежде, но никогда с такой
силой не охватывало его.
Не
слушая помощника смотрителя и не глядя вокруг себя, он поспешно вышел из коридоров
и направился в контору. Смотритель был в коридоре и, занятый другим делом,
забыл вызвать Богодуховскую. Он вспомнил, что обещал вызвать ее, только тогда,
когда Нехлюдов вошел в контору.
– Сейчас
я пошлю за ней, а вы посидите, – сказал он.
|
