Увеличить |
ГЛАВА ПЯТАЯ
В
течение многих дней Майкл не видел никого, кроме Доутри и Квэка, так как был
узником в каюте стюарда. Ни один человек не подозревал о его присутствии на
борту; Дэг Доутри, не сомневавшийся в том, что он похитил собаку,
принадлежавшую белому, уповал, что Майкл не будет обнаружен и что, когда
«Макамбо» отдаст якорь в Сиднее, ему удастся незаметно свести его на берег.
Стюард
очень скоро оценил из ряда вон выдающиеся способности Майкла. Он хорошо его кормил,
иногда давал ему куриные кости. И вот оказалось, что двух уроков, которые,
собственно, даже нельзя было назвать уроками, так как каждый из них длился не более
полминуты, вполне достаточно, чтобы Майкл понял: кости можно грызть только на
полу и только в уголке возле двери. С тех пор, получив кость, он неизменно
относил ее в этот угол.
И ничего
тут нет удивительного. Он мгновенно схватывал то, чего хотел от него стюард, и
не было для него большего счастья, чем служить ему. Стюард был бог, добрый бог,
чью любовь Майкл чувствовал в голосе, в движении губ, в прикосновении руки,
обнимавшей его, когда они сидели нос к носу и стюард вел с ним нескончаемые
разговоры. Нет служения радостнее, чем служение любимому. И если бы Доутри
потребовал, чтобы Майкл не дотрагивался до костей в своем уголке, он бы к ним
не притронулся. Таковы уж собаки, единственные животные, которые весело, более
того – прыгая от радости, оставят недоеденный кусок, чтобы последовать за своим
господином-человеком или услужить ему.
Дэг
Доутри почти все свободное время проводил с заточенным в каюте Майклом,
который, повинуясь его приказу, быстро отучился скулить и лаять. В эти часы,
проведенные вдвоем с хозяином, Майкл приобрел уйму всевозможных познаний.
Обнаружив, что простейшие понятия, такие, как «нельзя», «можно», «встань» и
«ложись», уже знакомы Майклу, Доутри стал обучать его более сложным, например:
«поди ляг на койку», «пошел под койку», «принеси один башмак», «принеси два
башмака». И так, почти без всякого труда, он научил его перекатываться с боку
на бок, изображать молящегося, «умирать», сидеть в шляпе, нахлобученной на
голову, и с трубкой в зубах и не только стоять, но и ходить на задних лапах.
Затем
пришла очередь более сложного трюка – с «можно» и «нельзя». Положив пахучий, соблазнительный
кусок мяса или сыра на край койки вровень с носом Майкла, Доутри просто
говорил: «Нельзя». И Майкл никогда не дотрагивался до пищи, прежде чем не раздавалось
долгожданное «можно». Сказав «нельзя», Доутри мог уйти из каюты на полчаса или
на шесть часов и по возвращении находил пищу нетронутой, а Майкла иногда даже
спящим в уголке у изголовья койки, на отведенном ему месте. Как-то раз, когда
стюард, еще только начавший обучать Майкла этому трюку, вышел из каюты, а
чуткий нос Майкла находился на расстоянии дюйма от запретного куска, Квэк в
приступе игривости сам потянулся к этому куску, но Майкл так хватил его зубами,
что на руке Квэка осталась рваная рана.
Ни одной
из своих штук, которые Майкл с таким рвением проделывал для стюарда, он не проделал
бы для Квэка, хотя Квэк относился к нему беззлобно и даже доброжелательно.
Объяснялось это тем, что Майкла, едва только в нем забрезжило сознание, стали
обучать различию между черным и белым человеком. Черные люди всегда находились
в услужении у белых – по крайней мере на его памяти; их всегда в чем-то
подозревали и считали, что за ними нужен глаз да глаз, так как они способны на
любое преступление. И главный долг собаки, служащей белому богу, заключался в
том, чтобы неусыпно следить за всеми чернокожими, встречающимися на его пути.
Тем не
менее Майкл позволял Квэку кормить и поить его, а также оказывать ему и другие
услуги, сначала лишь в отсутствие Доутри, когда тот исполнял свои обязанности
стюарда, а потом и в любое время. Не раздумывая над этим, он понял, что пища,
которую ему приносил Квэк, и все прочее, что Квэк для него делал, исходила не
от Квэка, а от господина, которому принадлежал Квэк, так же как и он, Майкл.
Впрочем, Квэк не сердился на Майкла. Неусыпно заботясь о благополучии и покое
своего хозяина – хозяина, который в тот страшный день на острове Короля
Вильгельма спас его от кровавой мести убитых горем владельцев свиньи, – он
ради него холил и нежил Майкла. Заметив растущую привязанность своего хозяина к
Майклу, он и сам полюбил его, – вернее, стал относиться к нему с таким же
благоговением, с каким относился к башмакам или одежде стюарда, которые ему
надлежало чистить, или к шести бутылкам пива, которые он ежедневно выносил для
него на ледник.
По
правде говоря, в Квэке не было ни одной аристократической черточки, Майкл же
был прирожденным аристократом. Он мог из любви служить стюарду, но на одну
доску с этим черным уродом он себя не ставил. У Квэка была душа раба, а в
Майкле рабского было не больше, чем в индейцах в ту пору, когда их тщетно
пытались обратить в рабов на плантациях Кубы. Во всем этом не было вины Квэка,
так же как не было заслуги Майкла. Майкл унаследовал от своих предков, в течение
веков строго отбираемых человеком, свирепость и преданность – сочетание, в
результате неизменно дающее гордость. Гордости же нет без чувства чести, как
нет чести без самообладания.
Лучшими
достижениями Майкла в первые дни обучения в каюте стюарда было то, что он выучился
считать до пяти. Несмотря на его исключительную понятливость и ум, на это ушло
много часов напряженной работы. Ведь он должен был научиться, во-первых,
узнавать звуки, обозначающие цифры; во-вторых, видеть глазами и одновременно
отличать мысленно один предмет от всех других предметов и, наконец,
отождествлять в уме предмет или несколько предметов, числом до пяти, с цифрой,
произносимой стюардом.
Для
натаски Майкла Дэг Доутри применял шарики, скатанные из бумаги и перевязанные
бечевкой. Бросив пять шариков под койку, он приказывал Майклу принести ему три,
и Майкл безошибочно приносил и клал ему в руку не два, не четыре, а именно три
шарика. Когда Доутри бросал под койку три шарика и требовал четыре, Майкл
притаскивал ему три, тщетно искал четвертый и начинал с виноватым видом вилять
хвостом и прыгать вокруг стюарда, под конец снова кидался на розыски и
вытаскивал четвертый из-под подушки или из-под одеяла.
То же
самое он проделывал и с другими известными ему предметами. В пределах пятерки
он всегда приносил требуемое число башмаков, или рубах, или наволочек. Разница
между математическими способностями Майкла, умевшего считать до пяти, и старика
негра в Тулаги, который раскладывал табачные палочки на кучки, по пятку каждая,
была много меньше, чем разница между Майклом и Дэгом Доутри, умевшим умножать и
делить многозначные числа. В этом смысле еще большая дистанция отделяла Дэга
Доутри от капитана Дункана, управлявшего «Макамбо» с помощью точных
математических расчетов. Но все-таки самая большая дистанция существовала между
математическим мышлением капитана Дункана и мышлением астронома, который
вычерчивает карту неба и мысленно пускается в плавание между светил, отстоящих
от нас на тысячи миллионов миль, астронома, уделяющего крупицу своих познаний
капитану Дункану, чтобы тот во всякий день и час мог определить местонахождение
«Макамбо» в открытом море.
Только
одно давало Квэку известную власть над Майклом. У Квэка был варганчик, и когда
замкнутый мирок «Макамбо» и ухаживание за стюардом нагоняли на него тоску, он
губами и рукой извлекал из него таинственные звуки, уносившие его в иные края и
времена, а Майкл подпевал, вернее подвывал ему, хотя в его вое была та же
ласкающая слух мелодичность, что и в вое Джерри. Майклу вовсе не хотелось выть,
но все его существо так же неизбежно реагировало на музыку, как при
лабораторных опытах реагируют друг на друга химические вещества.
Поскольку
он проживал в каюте стюарда нелегально, голоса его никто не должен был слышать,
и Квэку теперь приходилось искать утешения в звуках своего варганчика, сидя в
адской жаре над кочегаркой. Впрочем, это продолжалось недолго. То ли благодаря
слепому случаю, то ли в силу предначертаний судьбы, занесенных в книгу жизни
еще до сотворения мира, Майкл оказался вовлеченным в приключение, которое
коренным образом повлияло не только на его участь, но также и на участь Квэка и
Дэга Доутри, – более того, которое определило место их кончины и
погребения.
|