XII. РОЗЫСКИ
Вильфор сдержал слово, данное г-же Данглар, а главное самому себе, и
постарался выяснить, каким образом граф Монте-Кристо мог знать о событиях,
разыгравшихся в доме в Отейле.
Он в тот же день написал некоему де Бовилю, бывшему тюремному инспектору,
переведенному с повышением в чине в сыскную полицию. Тот попросил два дня
сроку, чтобы достоверно узнать, у кого можно получить необходимые сведения.
Через два дня Вильфор получил следующую записку:
"Лицо, которое зовут графом Монте-Кристо, близко известно лорду Уилмору,
богатому иностранцу, иногда бывающему в Париже и в настоящее время здесь находящемуся;
оно также известно аббату Бузони, сицилианскому священнику, прославившемуся на
Востоке своими добрыми делами".
В ответ Вильфор распорядился немедленно собрать об этих иностранцах самые
точные сведения. К следующему вечеру его приказание было исполнено, и вот что
он узнал.
Аббат, приехавший в Париж всего лишь на месяц, живет позади церкви
Сен-Сюльпис, в двухэтажном домике; в доме всего четыре комнаты, две внизу и две
наверху, и аббат - его единственный обитатель.
В нижнем этаже расположены столовая, со столом, стульями и буфетом орехового
дерева, и гостиная, обшитая деревом и выкрашенная в белый цвет, без всяких
украшений, без ковра и стенных часов. Очевидно, в личной жизни аббат
ограничивается только самым необходимым.
Правда, аббат предпочитает проводить время в гостиной второго этажа. Эта
гостиная, или скорее библиотека, вся завалена богословскими книгами и
рукописями, в которые он, по словам его камердинера, зарывается на целые
месяцы.
Камердинер осматривает посетителей через маленький глазок, проделанный в
двери, и если лица их ему незнакомы или не нравятся, то он отвечает, что
господина аббата в Париже нет, чем многие и удовлетворяются, зная, что
аббат постоянно разъезжает и отсутствует иногда очень долго.
Впрочем,
дома ли аббат или нет, в Париже он или в Каире, он неизменно помогает бедным, и
глазок в дверях служит для милостыни, которую от имени своего хозяина неустанно
раздает камердинер.
Смежная с библиотекой комната служит спальней. Кровать без полога, четыре
кресла и диван, обитые утрехтским бархатом, составляют вместе с аналоем всю
ее обстановку.
Что касается лорда Уилмора, то он живет на улице Фонтен-Сен-Жорж. Это один из
тех англичан-туристов, которые тратят на путешествия все свое состояние. Он
снимает меблированную квартиру, где проводит не более двух-трех часов в
день и где лишь изредка ночует. Одна из его причуд состоит в том, что он
наотрез отказывается говорить по-французски, хотя, как уверяют, пишет он
пофранцузски прекрасно.
На следующий день после того, как эти ценные сведения были доставлены
королевскому прокурору, какойто человек, вышедший из экипажа на углу улицы
Феру, постучал в дверь, выкрашенную в зеленовато-оливковый цвет, и спросил
аббата Бузони.
- Господин аббат вышел с утра, - ответил камердинер.
- Я мог бы не удовольствоваться таким ответом, - сказал посетитель, потому что
я прихожу от такого лица, для которого все всегда бывают дома. Но будьте
любезны передать аббату Бузони...
- Я же вам сказал, что его нет дома, - повторил камердинер.
- В таком случае, когда он вернется, передайте ему вот эту карточку и
запечатанный пакет. Можно ли будет застать господина аббата сегодня в восемь
часов вечера?
- Разумеется, сударь, если только он не сядет работать; тогда это все равно,
как если бы его не было дома.
- Так я вернусь вечером в назначенное время, - сказал посетитель.
И он удалился.
Действительно, в назначенное время этот человек явился в том же экипаже, но на
этот раз экипаж не остановился на углу улицы Феру, а подъехал к самой
зеленой двери. Человек постучал, ему открыли, и он вошел.
По той почтительности, с какой встретил его камердинер, он понял, что его
письмо произвело надлежащее впечатление.
- Господин аббат у себя? - спросил он.
- Да, он занимается в библиотеке; но он ждет вас, сударь, - ответил
камердинер.
Незнакомец поднялся по довольно крутой лестнице, и за столом, поверхность
которого была ярко освещена лампой под огромным абажуром, тогда как остальная
часть комнаты тонула во мраке, он увидел аббата, в священнической одежде, с
покрывающим голову капюшоном, вроде тех, что облекали черепа средневековых
ученых.
- Я имею честь говорить с господином Бузони? - спросил посетитель.
- Да, сударь, - отвечал аббат, - а вы то лицо, которое господин де Бовиль,
бывший тюремный инспектор, направил ко мне от имени префекта полиции?
- Я самый, сударь.
- Один из агентов парижской сыскной полиции?
- Да, сударь, - ответил посетитель с некоторым колебанием, слегка
покраснев.
Аббат поправил большие очки, которые закрывали ему не только глаза, но и
виски, и снова сел, пригласив посетителя сделать то же.
- Я вас слушаю, сударь, - сказал аббат с очень сильным итальянским акцентом.
- Миссия, которую я на себя взял, сударь, - сказал посетитель, отчеканивая
слова, точно он выговаривал их с трудом, - миссия доверительная как для того,
на кого она возложена, так и для того, к кому обращаются.
Аббат молча поклонился.
- Да, - продолжал незнакомец, - ваша порядочность, господин аббат, хорошо
известна господину префекту полиции, и он обращается к вам как должностное
лицо, чтобы узнать у вас нечто, интересующее сыскную полицию, от имени
которой я к вам явился. Поэтому мы надеемся, господин аббат, что ни узы
дружбы, ни личные соображения не заставят вас утаить истину от правосудия.
- Если, конечно, то, что вы желаете узнать, ни в чем не затрагивает моей
совести. Я священник, сударь, и тайна исповеди, например, должна оставаться
известной лишь мне и божьему суду, а не мне и людскому правосудию.
- О, будьте спокойны, господин аббат, - сказал посетитель, - мы во всяком
случае не потревожим вашей совести.
При этих словах аббат нажал на край абажура так, что противоположная сторона
приподнялась и свет полностью падал на лицо посетителя, тогда как лицо
аббата оставалось в тени.
- Простите, сударь, - сказал представитель префекта полиции, - но этот
яркий свет режет мне глаза.
Аббат опустил зеленый колпак.
- Теперь, сударь, я вас слушаю. Изложите ваше дело.
- Я перехожу к нему. Вы знакомы с графом МонтеКристо?
- Вы имеете в виду господина Дзакконе?
- Дзакконе!.. Разве его зовут не Монте-Кристо?
- Монте-Кристо название местности, вернее утеса, а вовсе не фамилия.
- Ну что ж, как вам угодно; не будем спорить о словах и раз Монте-Кристо и
Дзакконе одно и то же лицо...
- Безусловно одно и то же.
- Поговорим о господине Дзакконе.
- Извольте.
- Я спросил вас, знаете ли вы его?
- Очень даже хорошо.
- Кто он такой?
- Сын богатого мальтийского судовладельца.
- Да, я это слышал; так говорят; но вы понимаете, полиция не может
довольствоваться тем, что "говорят".
- Однако, - возразил, мягко улыбаясь, аббат, - если то, что "говорят",
правда, то приходится этим довольствоваться и полиции, точно так же, как и
всем.
- Но вы уверены в том, что говорите?
- То есть как это, уверен ли я?
- Поймите, сударь, что я отнюдь не сомневаюсь в вашей искренности; я только
спрашиваю, уверены ли вы?
- Послушайте, я знал Дзакконе-отца.
- Вот как!
- Да, и еще ребенком я не раз играл с его сыном на верфях.
- А его графский титул?
- Ну, знаете, это можно купить.
- В Италии?
- Повсюду.
- А его богатство, такое огромное, опять-таки, как говорят...
- Вот это верно, - ответил аббат, - богатство действительно огромное.
- А каково оно по-вашему?
- Да, наверно, сто пятьдесят - двести тысяч ливров в год.
- Ну, это вполне приемлемо, - сказал посетитель, - а то говорят о трех,
даже о четырех миллионах.
- Двести тысяч ливров годового дохода, сударь, как раз и составляют капитал в
четыре миллиона.
- Но ведь говорят о трех или четырех миллионах в год!
- Ну, этого не может быть.
- И вы знаете его остров Монте-Кристо?
- Разумеется; его знает всякий, кто из Палермо, Неаполя или Рима ехал во
Францию морем: корабли проходят мимо него.
- Очаровательное место, как уверяют?
- Это утес.
- Зачем же граф купил утес?
- Именно для того, чтобы сделаться графом. В Италии, чтобы быть графом, все
еще требуется владеть графством.
- Вы, вероятно, что-нибудь слышали о юношеских приключениях господина Дзакконе?
- Отца?
- Нет, сына.
- Как раз тут я перестаю быть уверенным, потому что именно в юношеские годы я
потерял его из виду.
- Он воевал?
- Кажется, он был на военной службе.
- В каких войсках?
- Во флоте.
- Скажите, вы не духовник его?
- Нет, сударь: он, кажется, лютеранин.
- Как лютеранин?
- Я говорю "кажется"; я не утверждаю этого. Впрочем, я думал, что во
Франции введена свобода вероисповеданий.
- Разумеется, и нас сейчас интересуют вовсе не его верования, а его поступки;
от имени господина префекта полиции я предлагаю вам сказать все, что вам о
них известно.
- Его считают большим благотворителем. За выдающиеся услуги, которые он оказал
восточным христианам, наш святой отец папа сделал его кавалером ордена Христа,
- эта награда обычно жалуется только высочайшим особам. У него пять или шесть
высоких орденов за услуги, которые он оказал различным государям и
государствам.
- И он их носит?
- Нет, но он ими гордится; он говорит, что ему больше нравятся награды,
жалуемые благодетелям человечества, чем те, которые даются истребителям людей.
- Так этот господин - квакер?
- Вот именно, это квакер, но, разумеется, без широкополой шляпы и коричневого
сюртука.
- А есть у него друзья?
- Да, все, кто его знает, его друзья.
- Однако есть же у него какой-нибудь враг?
- Один-единственный.
- Как его зовут?
- Лорд Уилмор.
- Где он находится?
- Сейчас он в Париже.
- И он может дать мне о нем сведения?
- Очень ценные. Он был в Индии в одно время с Дзакконе.
- Вы знаете, где он живет?
- Где-то на Шоссе-д'Антен; но я не знаю ни улицы, ни номера дома.
- Вы недолюбливаете этого англичанина?
- Я люблю Дзакконе, а он его терпеть не может; поэтому мы с ним в холодных
отношениях.
- Как вы думаете, господин аббат, до этого своего приезда в Париж граф
Монте-Кристо когда-нибудь бывал во Франции?
- Нет, сударь, это я могу сказать точно. Во Франции он никогда не был и полгода
тому назад обратился ко мне, чтобы собрать нужные ему сведения. Я, со своей
стороны, не зная, когда сам буду в Париже, направил к нему господина Кавальканти.
- Андреа?
- Нет, Бартоломео, отца.
- Прекрасно, мне остается задать вам только один вопрос, и я требую, во имя
чести, человеколюбия и религии, чтобы вы мне ответили без обиняков.
- Я вас слушаю.
- Известно ли вам, для чего граф Монте-Кристо купил дом в Отейле?
- Разумеется, он мне это сам сказал.
- Для чего же?
- С целью устроить больницу для умалишенных, вроде той, которую основал в
Палермо барон Пизапи. Вы знаете эту больницу?
- Я слыхал о ней.
- Это великолепное учреждение.
И при этих словах аббат поклонился посетителю с видом человека, желающего дать
понять, что он не прочь снова вернуться к прерванной работе.
Понял ли посетитель желание аббата или он исчерпал все свои вопросы, по он
встал.
Аббат проводил его до дверей.
- Вы щедро раздаете милостыню, - сказал посетитель, - и хотя вы слывете
богатым человеком, я хотел бы предложить вам кое-что для ваших бедных; угодно
вам принять мое приношение?
- Благодарю вас, сударь; но единственное, чем я дорожу на свете, это то, чтобы
добро, которое я делаю, исходило от меня.
- По все-таки...
- Это мое непоколебимое решение. Но поищите, сударь, и вы найдете. Увы, на
пути у каждого богатого столько нищеты!
Аббат открыл дверь, еще раз поклонился; посетитель ответил на поклон и вышел.
Экипаж отвез его прямо к Вильфору.
Через час экипаж снова выехал со двора и на этот раз направился на улицу
Фонтен-Сен-Жорж. У дома N 5 он остановился. Именно здесь жил лорд Уилмор.
Незнакомец писал лорду Уилмору, прося о свидании, которое тот и назначил на
десять часов вечера. Представитель господина префекта полиции прибыл без
десяти минут десять, и ему было сказано, что лорд Уилмор, воплощенная точность
и пунктуальность, еще не вернулся, но непременно вернется ровно в десять часов.
Посетитель остался ждать в гостиной.
Эта гостиная ничем не отличалась от обычных гостиных меблированных домов. На
камине - две севрские вазы нового производства; часы с амуром, натягивающим
лук; двустворчатое зеркало, и по сторонам его - две гравюры: на одной
изображен Гомер, несущий своего поводыря, на другой - Велизарий, просящий
подаяния; серые обои с серым рисунком; мебель, обитая красным сукном с
черными разводами, - такова была гостиная лорда Уилмора.
Она была освещена шарами из матового стекла, распространявшими тусклый свет,
как будто нарочно приноровленный к утомленному зрению представителя префекта
полиции.
После десятиминутного ожидания часы пробили десять; на пятом ударе открылась
дверь, и вошел лорд Уилмор.
Лорд Уилмор был человек довольно высокого роста, с редкими рыжими баками, очень
белой кожей и белокурыми, с проседью, волосами. Одет он был с чисто английской
эксцентричностью: на нем был синий фрак с золотыми пуговицами и высоким пикейным
воротничком, какие носили в 1811 году, белый казимировый жилет и белые нанковые
панталоны, слишком для него короткие и только благодаря штрипкам из той же
материи не поднимавшиеся до колен.
Первые его слова были:
- Вам известно, сударь, что я не говорю по-французски?
- Я во всяком случае знаю, что вы не любите говорить на нашем языке, - отвечал
представитель префекта полиции.
- Но вы можете говорить по-французски, - продолжал лорд Уилмор, - так как, хоть
я и не говорю, но все понимаю.
- А я, - возразил посетитель, переходя на другой язык, - достаточно свободно
говорю по-английски, чтобы поддерживать разговор. Можете не стесняться,
сударь.
- О! - произнес лорд Уилмор с интонацией, присущей только чистокровным
британцам.
Представитель префекта полиции подал лорду Уилмору свое рекомендательное
письмо. Тот прочел его с истинно британской флегматичностью; затем, дочитав до
конца, сказал по-английски:
- Я понимаю, отлично понимаю.
Посетитель приступил к вопросам.
Они почти совпадали с теми, которые были предложены аббату Бузони. По лорд
Уилмор, как человек, настроенный враждебно к графу Монте-Кристо, был не так
сдержан, как аббат, и поэтому ответы получились гораздо более пространные. Он
рассказал о молодых годах МонтеКристо, который, по его словам, десяти лет от
роду поступил на службу к одному из маленьких индусских властителей, вечно
воюющих с Англией; там-то Уилмор с ним и встретился, и они сражались друг
против друга. Во время этой войны Дзакконе был взят в плен, отправлен в Англию,
водворен на блокшив и бежал оттуда вплавь. После этого начались его
путешествия, его дуэли, его любовные приключения. В Греции вспыхнуло
восстание, и он вступил в греческие войска. Состоя там на службе, он нашел в
Фессалийских горах серебряную руду, но никому ни слова не сказал о своем
открытии. После Наварипа, когда греческое правительство упрочилось, он
попросил у короля Оттона привилегию на разработку залежей и получил ее.
Оттуда и пошло его несметное богатство; по словам лорда Уилмора, оно приносит
графу от одного до двух миллионов годового дохода, но тем не менее может
неожиданно иссякнуть, если иссякнет рудник.
- А известно вам, зачем он приехал во Францию? - спросил посетитель.
- Он хочет спекулировать на железнодорожном строительстве, - сказал лорд
Уилмор, - кроме того, он опытный химик и очень хороший физик, он изобрел
новый вид телеграфа и хочет ввести его в употребление.
- Сколько приблизительно он расходует в год? - спросил представитель префекта
полиции.
- Не больше пятисот или шестисот тысяч, - сказал лорд Уилмор, - он скуп.
Было ясно, что в англичанине говорит ненависть, и, не зная, что поставить в
упрек графу, он обвиняет его в скупости.
- Известно ли вам что-нибудь относительно его дома в Отейле?
- Да, разумеется.
- Ну, и что же вы знаете?
- Вы спрашиваете, с какой целью он купил его?
- Да.
- Так вот, граф - спекулянт и, несомненно, разорится на своих опытах и
утопиях: он утверждает, что в Отейле, поблизости от дома, который он купил,
имеется минеральный источник, способный конкурировать с целебными водами
Баньерде-Люшона и Котре. В этом доме он собирается устроить Badehaus, как
говорят немцы. Он уже раза три перекопал свой сад, чтобы отыскать пресловутый
источник, но ничего не нашел, а потому, вы увидите, в скором времени он скупит
все окрестные дома. А так как я на него зол, то я надеюсь, что на своей
железной дороге, на своем электрическом телеграфе или на своем ванном
заведении он разорится. Я езжу за ним повсюду и намерен насладиться его
поражением, которое, рано или поздно, неминуемо.
- А за что вы на него злы? - спросил посетитель.
- За то, - отвечал лорд Уилмор, - что, когда он был в Англии, он соблазнил жену
одного из моих друзей.
-
Но если вы на него злы, почему вы не пытаетесь отомстить ему?
- Я уже три раза дрался с графом, - сказал англичанин, - в первый раз на
пистолетах, во второй раз на шпагах, в третий раз - на эспадронах.
- И какой же был результат этих дуэлей?
- В первый раз он раздробил мне руку; во второй раз он проткнул мне легкое; а
в третий нанес мне вот эту рану.
Англичанин отвернул ворот сорочки, доходивший ему до ушей, и показал рубец,
воспаленный вид которого указывал на его недавнее происхождение.
- Так что я на него очень зол, - повторил англичанин, - и он умрет не иначе,
как от моей руки.
- Но до этого, по-видимому, еще далеко, - сказал представитель префектуры.
- О, - промычал англичанин, - я каждый день езжу в тир, а через день ко мне
приходит Гризье.
Это было все, что требовалось узнать посетителю, - вернее, все, что,
по-видимому, знал англичанин. Поэтому агент встал, откланялся лорду Уилмору,
ответившему с типично английской холодной вежливостью, и удалился.
Со своей стороны, лорд Уилмор, услышав, как за ним захлопнулась наружная
дверь, прошел к себе в спальню, в мгновение ока избавился от своих белокурых
волос, рыжих бакенбардов, вставной челюсти и рубца, и снова обрел черные
волосы, матовый цвет лица и жемчужные зубы графа Монте-Кристо.
Правда, и в дом господина де Вильфор вернулся не представитель префекта
полиции, а сам господин де Вильфор.
Обе эти встречи несколько успокоили королевского прокурора, потому что хоть
он и не узнал ничего особенно утешительного, но зато не узнал и ничего особенно
тревожного.
Благодаря этому он впервые после отейльского обеда более или менее спокойно
провел ночь.
|
