Увеличить |
7. Внезапный удар
Пока я
размышлял над этим слишком уж полным торжеством человека, из-за серебристой
полосы на северо-востоке выплыла желтая полная луна. Маленькие светлые фигурки
людей перестали праздно двигаться внизу, бесшумно пролетела сова, и я вздрогнул
от вечерней прохлады. Я решил спуститься с холма и поискать ночлега.
Я стал
отыскивать глазами знакомое здание. Мой взгляд упал на фигуру Белого Сфинкса на
бронзовом пьедестале, и, по мере того как восходящая луна светила все ярче,
фигура яснее выступала из темноты. Я мог отчетливо рассмотреть стоявший около
него серебристый тополь. Вон и густые рододендроны, черные при свете луны, вон
и лужайка. Я еще раз взглянул на нее. Ужасное подозрение закралось в мою душу.
«Нет, –
решительно сказал я себе, – это не та лужайка».
Но это
была та самая лужайка. Бледное, словно изъеденное проказой лицо Сфинкса было обращено
к ней. Можете ли вы представить себе, что я почувствовал, когда убедился в
этом! Машина Времени исчезла!
Как удар
хлыстом по лицу, меня обожгла мысль, что я никогда не вернусь назад, навеки
останусь беспомощный в этом новом, неведомом мире! Сама мысль об этом была
мучительна. Я почувствовал, как сжалось мое горло, пресеклось дыхание. Ужас
овладел мною, и дикими прыжками я кинулся вниз по склону. Я упал и расшиб лицо,
но даже не попытался остановить кровь, вскочил на ноги и снова побежал, чувствуя,
как теплая струйка стекает по щеке. Я бежал и не переставал твердить себе: «Они
просто немного отодвинули ее, поставили под кустами, чтобы она не мешала на
дороге». Но, несмотря на это, бежал изо всех сил. С уверенностью, которая
иногда рождается из самого мучительного страха, я с самого начала знал, что
утешительная мысль моя – вздор; чутье говорило мне, что Машина унесена куда-то,
откуда мне ее не достать. Я едва переводил дыхание. От вершины холма до лужайки
было около двух миль, и я преодолел это расстояние за десять минут. А ведь я
уже не молод. Я бежал и громко проклинал свою безрассудную доверчивость,
побудившую меня оставить Машину, и задыхался от проклятий еще больше. Я попробовал
громко кричать, но никто мне не ответил. Ни одного живого существа не было
видно на залитой лунным светом земле!
Когда я
добежал до лужайки, худшие мои опасения подтвердились: Машины нигде не было
видно. Похолодев, я смотрел на пустую лужайку среди черной чащи кустарников,
потом быстро обежал ее, как будто Машина могла быть спрятана где-нибудь
поблизости, и резко остановился, схватившись за голову. Надо мной на бронзовом
пьедестале возвышался Сфинкс, все такой же бледный, словно изъеденный проказой,
ярко озаренный светом луны. Казалось, он насмешливо улыбался, глядя на меня.
Я мог бы
утешиться мыслью, что маленький народец спрятал Машину под каким-нибудь
навесом, если бы не знал наверняка, что у них не хватило бы на это ни сил, ни
ума. Нет, меня ужасало теперь другое: мысль о какой-то новой, до сих пор
неведомой мне силе, захватившей мое изобретение. Я был уверен только в одном:
если в какой-либо другой век не изобрели точно такого же механизма, моя Машина
не могла без меня отправиться путешествовать по Времени. Не зная способа
закрепления рычагов – я потом покажу вам, в чем он заключается, –
невозможно воспользоваться ею для путешествия. К тому же рычаги были у меня.
Мою Машину перенесли, спрятали где-то в Пространстве, а не во Времени. Но где
же?
Я
совершенно обезумел. Помню, как я неистово метался взад и вперед среди освещенных
луной кустов вокруг Сфинкса; помню, как вспугнул какое-то белое животное,
которое при лунном свете показалось мне небольшой ланью. Помню также, как
поздно ночью я колотил кулаками по кустам до тех пор, пока не исцарапал все
руки о сломанные сучья. Потом, рыдая, в полном изнеможении, я побрел к большому
каменному зданию, темному и пустынному, поскользнулся на неровном полу и упал
на один из малахитовых столов, чуть не сломав ногу, зажег спичку и прошел мимо
пыльных занавесей, о которых я уже рассказывал вам.
Дальше
был второй большой зал, устланный подушками, на которых спали два десятка маленьких
людей. Мое вторичное появление, несомненно, показалось им очень странным. Я так
внезапно вынырнул из ночной тишины с отчаянными нечленораздельными криками и с
зажженной спичкой в руке. Спички давно уже были позабыты в их время.
«Где моя
Машина Времени?» – кричал я во все горло, как рассерженный ребенок. Я хватал их
и тряс полусонных. Вероятно, это их поразило. Некоторые смеялись, другие
казались растерянными. Когда я увидел их, стоящих вокруг меня, я понял, что
стараться пробудить в них чувство страха – чистое безумие. Вспоминая их
поведение днем, я сообразил, что это чувство совершенно ими позабыто.
Бросив
спичку и сбив с ног кого-то, попавшегося на пути, я снова ощупью прошел по большому
обеденному залу и вышел на лунный свет. Позади меня вдруг раздались громкие
крики и топот маленьких спотыкающихся ног, но тогда я не понял причины этого.
Не помню всего, что я делал при лунном свете. Неожиданная потеря довела меня
почти до безумия. Я чувствовал себя теперь безнадежно отрезанным от своих
современников, каким-то странным животным в неведомом мире. В исступлении я
бросался в разные стороны, плача и проклиная бога и судьбу. Помню, как я
измучился в эту длинную отчаянную ночь, как рыскал в самых неподходящих местах,
как ощупью пробирался среди озаренных лунным светом развалин, натыкаясь в
темных углах на странные белые существа; помню, как в конце концов я упал на
землю около Сфинкса и рыдал в отчаянии. Вместе с силами исчезла и злость на
себя за то, что я так безрассудно оставил Машину… Я ничего не чувствовал, кроме
ужаса. Потом незаметно я уснул, а когда проснулся, уже совсем рассвело и вокруг
меня по траве, на расстоянии протянутой руки, весело и без страха прыгали
воробьи.
Я сел,
овеваемый свежестью утра, стараясь вспомнить, как я сюда попал и почему все мое
существо полно чувства одиночества и отчаяния. Вдруг я вспомнил обо всем, что
случилось. Но при дневном свете у меня хватило сил спокойно взглянуть в лицо
обстоятельствам. Я понял всю нелепость своего вчерашнего поведения и принялся
рассуждать сам с собою.
«Предположим
самое худшее, – говорил я. – Предположим, что Машина навсегда
утеряна, может быть, даже уничтожена. Из этого следует только то, что я должен
быть терпеливым и спокойным, изучить образ жизни этих людей, разузнать, что
случилось с Машиной, попытаться добыть необходимые материалы и инструменты; в
конце концов я, может быть, сумею сделать новую Машину. На это теперь моя
единственная надежда, правда, очень слабая, – но все же надежда лучше
отчаяния. Но, во всяком случае, я очутился в прекрасном и любопытном мире. И
вполне вероятно, что моя Машина где-нибудь спрятана. Значит, я должен спокойно
и терпеливо искать то место, где она спрятана, и постараться взять ее силой или
хитростью».
С такими
мыслями я встал на ноги и осмотрелся вокруг в поисках места, где можно было бы
выкупаться. Я чувствовал себя усталым, мое тело одеревенело и покрылось грязью.
Утренняя свежесть вызывала желание стать самому чистым и свежим. Волнение
истощало меня. Когда я принялся размышлять о своем положении, то удивился
вчерашним опрометчивым поступкам. Я тщательно исследовал лужайку. Некоторое
время ушло на напрасные расспросы проходивших мимо маленьких людей. Никто не
понимал моих жестов: одни тупо смотрели на меня, другие принимали мои слова за
шутку и смеялись. Мне стоило невероятных усилий удержаться и не броситься с
кулаками на этих весельчаков. Безумный порыв! Но сидевший во мне дьявол страха
и слепого раздражения еще не был обуздан и пытался овладеть мною.
Очень
помогла мне густая трава. На полпути между пьедесталом Сфинкса и моими следами,
там, где я возился с опрокинутой Машиной, на земле оказалась свежая борозда.
Были видны и другие следы: странные узкие отпечатки ног, похожие, как мне
казалось, на следы ленивца. Это побудило меня тщательней осмотреть пьедестал. Я
уже, кажется, сказал, что он был из бронзы. Однако он представлял собою не
просто плиту, а был с обеих сторон украшен искусно выполненными панелями. Я
подошел и постучал. Пьедестал оказался полым. Внимательно осмотрев панели, я
понял, что они не составляют одного целого с пьедесталом. На них не было ни
ручек, ни замочных скважин, но, возможно, они открывались изнутри, если, как я
предполагал, служили входом в пьедестал. Во всяком случае, одно было мне ясно:
Машина Времени находилась внутри пьедестала. Но как она попала туда – это
оставалось загадкой.
Я увидел
головы двух людей в оранжевой одежде, шедших ко мне между кустами и цветущими
яблонями. Улыбаясь, я повернулся к ним и поманил их рукой. Когда они подошли, я
указал им на бронзовый пьедестал и постарался объяснить, что хотел бы открыть
его. Но при первом же моем жесте они стали вести себя очень странно. Не знаю,
сумею ли я объяснить вам, какое выражение появилось на их лицах. Представьте
себе, что вы сделали бы неприличный жест перед благовоспитанной дамой – именно
с таким выражением она посмотрела бы на вас. Они ушли, как будто были грубо
оскорблены. Я попытался подозвать к себе миловидное существо в белой одежде, но
результат оказался тот же самый. Мне стало стыдно. Но Машина Времени была
необходима, и я сделал новую попытку. Малыш с отвращением отвернулся от меня. Я
потерял терпение. В три прыжка я очутился около него и, захлестнув его шею
полой его же одежды, потащил к Сфинксу. Тогда на лице у него вдруг выразились
такой ужас и отвращение, что я тотчас же выпустил его.
Однако я
не сдавался. Я принялся бить кулаками по бронзовым панелям. Мня показалось, что
внутри что-то зашевелилось, послышался звук, похожий на хихиканье, но я решил,
что это мне только почудилось. Подобрав у реки большой камень, я вернулся и
принялся колотить им до тех пор, пока не расплющил одно из украшений и зеленая
крошка не стала сыпаться на землю. Маленький народец, должно быть, слышал грохот
моих ударов на расстоянии мили вокруг, но ничего у меня не вышло. Я видел целую
толпу на склоне холма, украдкой смотревшую на меня. Злой и усталый, я опустился
на землю, но нетерпение не давало мне долго сидеть на месте, я был слишком
деятельным человеком для неопределенного ожидания. Я мог годами трудиться над
разрешением какой-нибудь проблемы, но сидеть в бездействии двадцать четыре часа
было свыше моих сил.
Скоро я
встал и принялся бесцельно бродить среди кустарника. Потом направился к холму.
«Терпение, –
сказал я себе. – Если хочешь вновь получить свою Машину, оставь Сфинкса в
покое. Если кто-то решил отнять ее у тебя, ты не принесешь себе никакой пользы
тем, что станешь портить бронзовые панели Сфинкса; если же у похитителя не было
злого умысла, ты получишь ее обратно, как только найдешь способ попросить об
этом. Бессмысленно торчать здесь, среди незнакомых вещей, становясь в тупик
перед каждым новым затруднением. Это прямой путь к безумию. Осмотрись лучше
вокруг. Изучи нравы этого мира, наблюдай его, остерегайся слишком поспешных
заключений! В конце концов ты найдешь ключ ко всему!»
Мне ясно
представлялась и комическая сторона моего приключения: я вспомнил о годах
напряженной учебы и труда, потраченных только для того, чтобы попасть в будущее
и изучить его, и сопоставил с этим свое нетерпение поскорее выбраться отсюда. Я
своими руками изготовил себе самую сложную и самую безвыходную ловушку, какая
когда-либо была создана человеком. И хотя смеяться приходилось только над самим
собой, я не мог удержаться и громко расхохотался.
Войдя в
зал огромного дворца, я заметил, что маленькие люди стали избегать меня. Быть
может, причина этому была и другая, но их отчуждение могло быть связано и с
моей попыткой разбить бронзовые двери. Я ясно чувствовал, что они избегали
меня, но постарался не придавать этому значения и не пытался более заговаривать
с ними. Через день-другой все пошло своим чередом. Насколько было возможно, я
продолжал изучать их язык и урывками производил исследования. Не знаю, был ли
их язык слишком прост, или же я упускал в нем какие-нибудь тонкие оттенки, но,
по-моему, он почти исключительно состоял из существительных и глаголов.
Отвлеченных понятий было мало или, скорее, совсем не было, так же, как и слов,
имеющих переносный смысл. Фразы обыкновенно были несложны и состояли всего из
двух слов, и мне не удавалось высказать или уловить ничего, кроме простейших
вопросов или ответов. Мысли о моей Машине Времени и о тайне бронзовых дверей
под Сфинксом я решил запрятать в самый дальний уголок памяти, пока накопившиеся
знания не приведут меня к ним естественным путем. Но чувство, без сомнения, понятное
вам, все время удерживало меня поблизости от места моего прибытия.
|