Увеличить |
ГЛАВА ПЯТАЯ. ЗАКОН ДОБЫЧИ
Волчонок развивался с поразительной быстротой. Два дня он
отдыхал, а затем снова отправился путешествовать. В этот свой выход он встретил
молодую ласку, мать которой была съедена с его помощью, и позаботился, чтобы
детеныш отправился вслед за матерью. Но теперь он уже не плутал и, устав, нашел
дорогу к пещере и лег спать. После этого волчонок каждый день отправлялся на
прогулку и с каждым разом заходил все дальше и дальше.
Он привык точно соразмерять свою силу и слабость, соображая,
когда надо проявить отвагу, а когда — осторожность. Оказалось, что осторожность
следует соблюдать всегда, за исключением тех редких случаев, когда уверенность
в собственных силах позволяет дать волю злобе и жадности.
При встречах с куропатками волчонок становился сущим
дьяволом. Точно так же не упускал он случая ответить злобным рычанием на
трескотню белки, которая попалась ему впервые около засохшей сосны. И один
только вид птицы, напоминавшей ему ту, что клюнула его в нос, почти неизменно
приводил его в бешенство.
Но бывало и так, что волчонок не обращал внимания даже на
птиц, и это случалось тогда, когда ему грозило нападение других хищников,
которые так же, как он, рыскали в поисках добычи. Волчонок не забыл ястреба и,
завидев его тень, скользящую по траве, прятался подальше в кусты. Лапы его
больше не разъезжались на ходу в разные стороны, — он уже перенял от матери ее
легкую, бесшумную походку, быстрота которой была неприметна для глаза.
Что касается охоты, то удачи его кончились с первым же
днем. Семь птенцов куропатки и маленькая ласка — вот и вся добыча волчонка. Но
жажда убивать крепла в нем день ото дня, и он лелеял мечту добраться
когда-нибудь до белки, которая своей трескотней извещала всех обитателей леса
о его приближении. Но белка с такой же легкостью лазала по деревьям, с какой
птицы летали по воздуху, и волчонку оставалось только одно: незаметно
подкрадываться к ней, пока она была на земле.
Волчонок питал глубокое уважение к своей матери. Она умела
добывать мясо и никогда не забывала принести сыну его долю. Больше того — она
ничего не боялась. Волчонку не приходило в голову, что это бесстрашие — плод
опыта и знания. Он думал, что бесстрашие есть выражение силы. Мать была
олицетворением силы; и, подрастая, он ощутил эту силу и в более резких ударах
ее лапы и в том, что толчки носом, которыми мать наказывала его прежде,
заменились теперь свирепыми укусами. Это тоже внушало волчонку уважение к
матери. Она требовала от него покорности, и чем больше он подрастал, тем
суровее становилось ее обращение с ним.
Снова наступил голод, и теперь волчонок уже вполне
сознательно испытывал его муки. Волчица совсем отощала в поисках пищи. Проводя
почти все время на охоте и большей частью безуспешно, она редко приходила спать
в пещеру. На этот раз голодовка была недолгая, но свирепая. Волчонок не мог
высосать ни капли молока из материнских сосков, а мяса ему уже давно не
перепадало.
Прежде он охотился ради забавы, ради того удовольствия,
которое доставляет охота, теперь же принялся за это по-настоящему, и все-таки
ему не везло. Но неудачи лишь способствовали развитию волчонка. Он с еще
большей старательностью изучал повадки белки и прилагал еще больше усилий к
тому, чтобы подкрасться к ней незамеченным. Он выслеживал полевых мышей и
учился выкапывать их из норок, узнал много нового о дятлах и других птицах. И
вот наступило время, когда волчонок уже не забирался в кусты при виде
скользящей по земле тени ястреба. Он стал сильнее, опытнее, чувствовал в себе
большую уверенность. Кроме того, голод ожесточил его. Теперь он садился посреди
поляны на самом видном месте и ждал, когда ястреб спустится к нему. Там, над
ним, в синеве неба летала пища — пища, которой так настойчиво требовал его
желудок. Но ястреб отказывался принять бой, и волчонок забирался в чащу,
жалобно скуля от разочарования и голода.
Голод кончился. Волчица принесла домой мясо. Мясо было
необычное, совсем не похожее на то, которое она приносила раньше. Это был
детеныш рыси, уже подросший, но не такой крупный, как волчонок. И все мясо
целиком предназначалось волчонку. Мать уже успела утолить свой голод, хотя сын
ее и не подозревал, что для этого ей понадобился весь выводок рыси. Не
подозревал он и того, какой отчаянный поступок пришлось совершить матери.
Волчонок знал только одно: молоденькая рысь с бархатистой шкуркой была мясом; и
он ел это мясо, наслаждаясь каждым проглоченным куском.
Полный желудок располагает к покою, и волчонок прилег в
пещере рядом с матерью и заснул. Его разбудил ее голос. Никогда еще волчонок не
слыхал такого страшного рычания. Возможно, за всю свою жизнь его мать никогда
не рычала страшнее. Но для такого рычания повод был, и никто не знал этого
лучше, чем сама волчица. Выводок рыси нельзя уничтожить безнаказанно.
В ярких лучах полуденного солнца волчонок увидел самку-рысь,
припавшую к земле у входа в пещеру. Шерсть у него на спине поднялась дыбом.
Ужас смотрел ему в глаза, — он понял это, не дожидаясь подсказки инстинкта. И
если бы даже вид рыси был недостаточно грозен, то ярость, которая послышалась в
ее хриплом визге, внезапно сменившем рычание, говорила сама за себя.
Жизнь, крепнущая в волчонке, словно подтолкнула его вперед.
Он зарычал и храбро занял место рядом с матерью. Но его позорно оттолкнули
назад. Низкий вход не позволял рыси сделать прыжок, она скользнула в пещеру, но
волчица ринулась ей навстречу и прижала ее к земле. Мало что удалось волчонку
разобрать в этой схватке. Он слышал только рев, фырканье и пронзительный визг.
Оба зверя катались по земле; рысь рвала свою противницу зубами и когтями, а
волчица могла пускать в ход только зубы.
Волчонок подскочил к рыси и с яростным рычанием вцепился ей
в заднюю ногу. Тяжестью своего тела он, сам того не подозревая, мешал ее
движениям и помогал матери. Борьба приняла новый оборот: сражающиеся подмяли
под себя волчонка, и ему пришлось разжать зубы. Но вот обе матери отскочили
друг от друга, и рысь, прежде чем снова сцепиться с волчицей, ударила волчонка
своей могучей лапой, разорвала ему плечо до самой кости и отбросила его к
стене. Теперь к реву сражающихся прибавился жалобный плач. Но схватка так
затянулась, что у волчонка было достаточно времени, чтобы наплакаться вдоволь
и испытать новый прилив мужества. И к концу схватки он снова вцепился в заднюю
ногу рыси, яростно рыча сквозь сжатые челюсти.
Рысь была мертва. Но и волчица ослабела от полученных ран.
Она принялась было ласкать волчонка и лизать ему плечо, но потеря крови лишила
ее сил, и весь этот день и всю ночь она пролежала около своего мертвого врага,
не двигаясь и еле дыша. Следующую неделю, выходя из пещеры только для того,
чтобы напиться, волчица еле передвигала ноги, так как каждое движение причиняло
ей боль. А потом, когда рысь была съедена, раны волчицы уже настолько зажили,
что она могла снова начать охоту.
Плечо у волчонка все еще болело, и он еще долго ходил
прихрамывая. Но за это время его отношение к миру изменилось. Он держался
теперь с большей уверенностью, с чувством гордости, незнакомой ему до схватки
с рысью. Он убедился, что жизнь сурова; он участвовал в битве; он вонзил зубы в
тело врага и остался жив. И это придало ему смелости, в нем появился даже
задор, чего раньше не было. Он перестал робеть и уже не боялся мелких зверьков,
но неизвестное с его тайнами и ужасами по-прежнему властвовало над ним и не
переставало угнетать его.
Волчонок стал сопровождать волчицу на охоту, много раз
видел, как она убивает дичь, и сам принимал участие в этом. Он смутно начинал
постигать закон добычи. В жизни есть две породы: его собственная и чужая. К
первой принадлежит он с матерью, ко второй — все остальные существа,
обладающие способностью двигаться. Но и они, в свою очередь, не едины. Среди
них существуют не хищники и мелкие хищники — те, кого убивают и едят его
сородичи; и существуют враги, которые убивают и едят его сородичей или сами
попадаются им. Из этого разграничения складывался закон. Цель жизни — добыча.
Сущность жизни — добыча. Жизнь питается жизнью. Все живое в мире делится на
тех, кто ест, и тех, кого едят. И закон этот говорил: ешь, или съедят тебя
самого. Волчонок не мог ясно и четко сформулировать этот закон и не пытался
сделать из него вывод. Он даже не думал о нем, а просто жил согласно его
велениям.
Действие этого закона волчонок видел повсюду. Он съел
птенцов куропатки. Ястреб съел их мать и хотел съесть самого волчонка. Позднее,
когда волчонок подрос, ему захотелось съесть ястреба. Он съел маленькую рысь.
Мать-рысь съела бы волчонка, если бы сама не была убита и съедена. Так оно и
шло. Все живое вокруг Волчонка жило согласно этому закону, крохотной частицей
которого являлся и он сам. Он был хищником. Он питался только мясом, живым
мясом, которое убегало от него, взлетало на воздух, карабкалось по деревьям,
пряталось под землю или вступало с ним в бой, а иногда и обращало его в
бегство.
Если бы волчонок умел мыслить, как человек, он, возможно,
пришел бы к выводу, что жизнь — это неутомимая жажда насыщения, а мир — арена,
где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследует друг
друга, охотится друг за другом, поедает друг друга; арена, где льется
кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.
Но волчонок не умел мыслить, как человек, и не обладал
способностью к обобщениям. Поставив себе какую-нибудь одну цель, он только о
ней и думал, только ее одной и добивался. Кроме закона добычи, в жизни волчонка
было множество других, менее важных законов, которые все же следовало изучим,
и, изучив, повиноваться им. Мир был полон неожиданностей. Жизнь, играющая в
волчонке, силы, управляющие его телом, служили ему неиссякаемым источником
счастья. Погоня за добычей заставляла его дрожать от наслаждения. Ярость и
битвы приносили с собой одно удовольствие. И даже ужасы и тайны неизвестного
помогали ему жить.
Кроме этого, в жизни было много других приятных ощущений.
Полный желудок, ленивая дремота на солнышке— все это служило волчонку наградой
за его рвение и труды, а рвение и труды сами по себе доставляли ему радость. И
волчонок жил в ладу с окружающей его враждебной средой. Он был полон сил, он
был счастлив и гордился собой.
|