Увеличить |
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЦАРСТВО НЕНАВИСТИ
В руках сумасшедшего бога Белый Клык превратился в дьявола.
Устроив в дальнем конце форта загородку, Красавчик Смит посадил Белого Клыка
на цепь и принялся дразнить его и доводить до бешенства мелкими, но
мучительными нападками. Он очень скоро обнаружил, что Белый Клык не выносит,
когда над ним смеются, и обычно заканчивал свои пытки взрывами оглушительного
хохота. Издеваясь над Белым Клыком, бог показывал на него пальцем. В эти минуты
собака теряла всякую власть над собой и в припадках ярости, обуревавшей ее,
казалась более бешеной, чем Красавчик Смит.
До сих пор Белый Клык чувствовал вражду — правда, свирепую
вражду — только к существам одной с ним породы. Теперь он стал врагом всего,
что видел вокруг себя. Издевательства Красавчика Смита доводили его до такого
озлобления, что он слепо и безрассудно ненавидел всех и вся. Он возненавидел
свою цепь, людей, глазевших на него сквозь перекладины загородки, приходивших
вместе с людьми собак, на злобное рычание которых он ничем не мог ответить.
Белый Клык ненавидел даже доски, из которых была сделана его загородка. Но
прежде всего и больше всего он ненавидел Красавчика Смита.
Обращаясь так с Белым Клыком, Красавчик Смит преследовал
определенную цель. Однажды около загородки собралось несколько человек. Красавчик
Смит вошел к Белому Клыку, держа в руке палку, и снял с него цепь. Как только
хозяин вышел, Белый Клык заметался по загородке из угла в угол, стараясь
добраться до глазевших на него людей. Белый Клык был великолепен в своей
ярости. Полных пяти футов в длину и двух с половиной в вышину, он весил
девяносто фунтов — гораздо больше любого взрослого волка. Массивный корпус
собаки он унаследовал от матери, причем на теле его не было и следов жира.
Мускулы, кости, сухожилия — и ни унции лишнего веса, как и подобает бойцу,
который находится в прекрасной фррме.
Дверь в загородку снова приоткрылась. Белый Клык
остановился. Происходило что-то непонятное. Дверь открылась шире. И вдруг к
нему втолкнули большую собаку. Дверь тотчас же захлопнулась. Белый Клык никогда
не видел такой породы (это был мастиф), но размеры и свирепый вид незнакомца
ничуть не смутили его. Он видел перед собой не дерево, не железо, а живое
существо, на котором можно было сорвать злобу. Сверкнув клыками, он прыгнул на
мастифа и располосо вал ему шею. Мастиф замотал головой и с хриплым рычанием
ринулся на Белого Клыка. Но Белый Клык скакал из стороны в сторону, ухитряясь
увертываться и ускользать от противника, и в то же время успевал рвать его
клыками и снова отпрыгивать назад.
Зрители кричали, аплодировали, а Красавчик Смит, дрожа от
восторга, не отрывал жадного взгляда от Белого Клыка, расправлявшегося с
противником Грузный, неповоротливый мастиф был обречен с самого начала, и
схватка кончилась тем, что Красавчик Смит палкой отогнал Белого Клыка, а
мастифа, полумертвого, выволокли наружу. Затем проигравшие уплатили пари, и в
руке Красавчика Смита зазвенели деньги.
С этого дня Белый Клык уже с нетерпением ждал той минуты,
когда вокруг его загородки снова соберется толпа. Это предвещало драку, а драка
стала теперь для него единственным способом проявлять свою сущность. Сидя
взаперти, затравленный, обезумевший от ненависти, он находил исход для этой
ненависти только тогда, когда хозяин впускал к нему в загородку собаку.
Красавчик Смит, видимо, умел рассчитывать силы Белого Клыка, потому что Белый
Клык всегда выходил победителем из таких сражений. Однажды к нему впустили
одну за другой трех собак. Потом, через несколько дней, — только что пойманного
взрослого волка. А в третий раз ему пришлось драться с двумя собаками сразу. Из
всех его драк это была самая отчаянная, и хотя он уложил обоих своих
противников, но к концу побоища и сам еле дышал.
Осенью, когда выпал первый снег и по реке потянулось сало,
Красавчик Смит взял место для себя и для Белого Клыка на пароходе,
отправлявшемся вверх по Юкону в Доусон. Слава о Белом Клыке прокатилась
повсюду. Он был известен под кличкой «бойцового волка», и поэтому около его
клетки на палубе всегда толпились любопытные. Он рычал и кидался на зрителей
или же лежал неподвижно и с холодной ненавистью смотрел на них. Разве эти люди
не заслуживали его ненависти? Белый Клык никогда не задавал себе такого
вопроса. Он знал только одно это чувство и весь отдавался ему. Жизнь стала для
него адом. Как и всякий дикий зверь, попавший в руки к человеку, он не мог
сидеть взаперти. А ему приходилось терпеть неволю.
Зеваки глазели на Белого Клыка, совали палки сквозь решетку;
он рычал, а они смеялись над ним. Эти люди будили в нем такую ярость, какой не
предполагала наделить его и сама природа. Однако природа дала ему способность
приспосабливаться. Там, где другое животное погибло бы или смирилось, Белый
Клык применялся к обстоятельствам и продолжал жить, не ломая своего упорства.
Возможно, что дьяволу в образе Красавчика Смита в конце концов и удалось бы
сломить Белого Клыка, но пока что все его старания были тщетны.
Если в Красавчике Смите сидел дьявол, то и Белый Клык не
уступал ему в этом, и оба дьявола вели нескончаемую войну друг против друга.
Прежде у Белого Клыка хватало благоразумия на то, чтобы покориться человеку,
который держит палку в руке; теперь же это благоразумие его оставило. Ему
достаточно было увидеть Красавчика Смита, чтобы прийти в бешенство. И когда они
сталкивались и палка загоняла Белого Клыка в угол клетки, он и тогда не
переставал рычать и скалить зубы. Унять его было невозможно. Красавчик Смит мог
бить Белого Клыка как угодно и сколько угодно — тот не сдавался. Лишь только
хозяин прекращал избиение и уходил, вслед ему слышался вызывающий рев или же
Белый Клык кидался на прутья клетки и выл от бушевавшей в нем ненависти.
Когда пароход прибыл в Доусон, Белого Клыка свели на берег.
Но и в Доусоне он жил по-прежнему на виду у всех, в клетке, постоянно
окруженный зеваками. Красавчик Смит вые мнил напоказ своего «бойцового
волка», и люди платили по пятидесяти центов золотым песком, чтобы поглядеть на
него. У Белого Клыка не было ни минуты покоя. Если он спал, его будили,
поднимали с места палкой. Зрители хотели получить полное удовольствие за свои
деньги. А для того, чтобы сделать зрелище еще более занимательным, Белого Клыка
постоянно держали в состоянии бешенства.
Но хуже всего была та атмосфера, в которой он жил. На него
смотрели как на страшного, дикого зверя, и это отношение людей проникало к
Белому Клыку сквозь прутья клетки. Каждое их слово, каждое движение убеждало
его в том, насколько страшна людям его ярость. Это лишь подливало масла в
огонь, и свирепость Белого Клыка росла с каждым днем. Вот еще одно
доказательство податливости материала, из которого он был сделан, —
доказательство его способности применяться к окружающей среде.
Красавчик Смит не только выставил Белого Клыка напоказ, он
сделал из него и профессионального бойца. Когда являлась возможность устроить
бой, Белого Клыка выводили из клетки и вели в лес, за несколько миль от
города. Обычно это делалось ночью, чтобы избежать столкновения с местной конной
полицией. Через несколько часов, на рассвете, появлялись зрители и собака, с
которой ему предстояло драться. Белому Клыку приходилось встречать противников
всех пород и всех размеров. Он жил в дикой стране, и люди здесь были дикие, а
собачьи бои обычно кончались смертью одного из участников.
Но Белый Клык продолжал сражаться, и, следовательно,
погибали его противники. Он не знал поражений. Боевая закалка, полученная с
детства, когда Белому Клыку приходилось сражаться с Лип-Липом и со всей стаей
молодых собак, сослужила ему хорошую службу. Белого Клыка спасала твердость, с
которой он держался на ногах. Ни одному противнику не удавалось повалить его.
Собаки, в которых еще сохранилась кровь их далеких предков — волков, пускали в
ход свой излюбленный боевой прием: кидались на противника прямо или
неожиданным броском сбоку, рассчитывая ударить его в плечо и опрокинуть
навзничь. Гончие, лайки, овчарки, ньюфаундленды — все испробовали на Белом
Клыке этот прием и ничего не добились. Не было случая, чтобы Белый Клык потерял
равновесие. Люди рассказывали об этом друг другу и каждый раз надеялись, что
его собьют с ног, но он неизменно разочаровывал их.
Белому Клыку помогала его молниеносная быстрота. Она давала
ему громадный перевес над противниками. Даже самые опытные из них еще не
встречали такого увертливого бойца. Приходилось считаться и с неожиданностью
его нападения. Все собаки обычно выполняют перед дракой определенный ритуал —
скалят зубы, ощетиниваются, рычат, и все собаки, которым приходилось драться с
Белым Клыком, бывали сбиты с ног и прикончены прежде, чем вступали в драку или
приходили в себя от неожиданности. Это случалось так часто, что Белого Клыка
стали придерживать, чтобы дать его, противнику возможность выполнить положенный
ритуал и даже первым броситься в драку.
Но самое большое преимущество в боях давал Белому Клыку его
опыт. Белый Клык понимал толк в драках, как ни один его противник. Он дрался
чаще их всех, умел отразить любое нападение, а его собственные боевые приемы
были гораздо разнообразнее и вряд ли нуждались в улучшении.
Время шло, и драться приходилось все реже и реже. Любители
собачьих боев уже потеряли надежду подыскать Белому Клыку достойного соперника,
и Красавчику Смиту не оставалось ничего другого, как выставлять его против
волков. Индейцы ловили их капканами специально для этой цели, и бой Белого
Клыка с волком неизменно привлекал толпы зрителей. Однажды удалось раздобыть
где-то взрослую самку-рысь, и на этот раз Белому Клыку пришлось отстаивать в
бою свою жизнь. Рысь не уступала ему ни в быстроте движений, ни в ярости и
пускала в ход и зубы и острые когти, тогда как Белый Клык действовал только
зубами.
Но после схватки с рысью бои прекратились. Белому Клыку уже
не с кем было драться — никто не мог выпустить на него достойного противника. И
он просидел в клетке до весны, а весной в Доусон приехал некто Тим Кинен, по
профессии картежный игрок. Кинен привез с собой бульдога — первого бульдога,
появившегося на Клондайке. Встреча Белого Клыка с этой собакой была неизбежна,
и для некоторых обитателей города предстоящая схватка между ними целую неделю
служила главной темой разговоров.
|