Мне жаль…
Мне жаль
самого себя, других, всех людей, зверей, птиц… всего живущего.
Мне жаль
детей и стариков, несчастных и счастливых… счастливых более, чем несчастных.
Мне жаль
победоносных, торжествующих вождей, великих художников, мыслителей, поэтов.
Мне жаль
убийцы и его жертвы, безобразия и красоты, притесненных и притеснителей.
Как мне
освободиться от этой жалости? Она мне жить не дает… Она, да вот еще скука.
О скука,
скука, вся растворенная жалостью! Ниже спуститься человеку нельзя.
Уж лучше
бы я завидовал, право!
Да я и
завидую – камням.
Февраль,
1878
Проклятие
Я читал
байроновского «Манфреда»…
Когда я
дошел до того места, где дух женщины, погубленной Манфредом, произносит над ним
свое таинственное заклинание, – я ощутил некоторый трепет.
Помните:
«Да будут без сна твои ночи, да вечно ощущает твоя злая душа мое незримое
неотвязное присутствие, да станет она своим собственным адом»…
Но тут
мне вспомнилось иное… Однажды, в России, я был свидетелем ожесточенной распри
между двумя крестьянами, отцом и сыном.
Сын
кончил тем, что нанес отцу нестерпимое оскорбление.
– Прокляни
его, Васильич, прокляни окаянного! – закричала жена старика.
– Изволь,
Петровна, – отвечал старик глухим голосом и широко перекрестился: – Пускай
же и он дождется сына, который на глазах своей матери плюнет отцу в его седую
бороду!
Сын
раскрыл было рот, да пошатнулся на ногах, позеленел в лице – и вышел вон.
Это
проклятие показалось мне ужаснее манфредовского.
Февраль,
1878
Близнецы
Я видел
спор двух близнецов. Как две капли воды походили они друг на друга всем: чертами
лица, их выражением, цветом волос, ростом, складом тела и ненавидели друг друга
непримиримо.
Они
одинаково корчились от ярости. Одинаково пылали близко друг на дружку надвинутые,
до странности схожие лица; одинаково сверкали и грозились схожие глаза; те же
самые бранные слова, произнесенные одинаковым голосом, вырывались из одинаково
искривленных губ.
Я не выдержал,
взял одного за руку, подвел его к зеркалу и сказал ему:
– Бранись
уж лучше тут, перед этим зеркалом… Для тебя не будет никакой разницы… но мне-то
не так будет жутко.
Февраль,
1878
|