 Увеличить |
Глава 23
Настало
время для печали,
Поблекли
светлые черты.
Увы,
цветы весны увяли,
Исчезли
юные мечты!
О, как
жесток
Судьбы
поток,
О, как
изменчивы года!
Неужто
все покинут скоро
Ее,
лишенную опоры,
Покинут
навсегда?
"Грот
Дианы”
Обгорелые
стены — вот все, что осталось от коттеджа; они стояли черные, закопченные, без
террас и без украшений, лишь напоминая о недавнем времени, когда здесь царило
довольство и спокойствие. Кровля и все деревянные перекрытия обрушились, и
слабый отблеск догорающих углей озарял зияющие окна. Поспешное бегство
скиннеров позволило драгунам дружно заняться спасением мебели и вещей, и теперь
они лежали сваленные в кучи на лужайке, довершая мрачную картину разорения.
Порой из дома вырывался яркий столб света, и на заднем плане четко
вырисовывались фигуры Холлистера и неподвижно сидевших в седле солдат, а рядом
с ними — кобылка миссис Фленеган с опущенными поводьями, мирно щипавшая траву у
дороги. Сама же Бетти подошла к сержанту и с необыкновенным хладнокровием
наблюдала за всем, что творилось вокруг. Не раз она пыталась ему внушить, что,
коли битва окончена, пора приступать к дележу добычи, по сержант, ссылаясь на
полученный им приказ, бы” стоек и непоколебим.
Увидев
Лоутона, который вышел из-за угла здания с Сарой на руках, Бетти отступила и
скрылась среди солдат. Капитан опустил Сару на диван, вытащенный из горящего
дома двумя драгунами, и отошел, оставив ее на попечении дам. Мисс Пейтон и
Френсис бросились к Саре, чтобы принять ее из рук капитана; не помня себя от
радости, что она спасена, они на минуту забыли обо всем. Но ее блуждающий
взгляд и пылающие щеки сразу напомнили им, что произошло.
— Сара,
дитя мое, милая моя девочка, ты спасена, — говорила тетушка, обнимая свою
ничего не сознающую племянницу, — и да благословит бог твоего спасителя!
— Смотрите, —
сказала Сара, тихонько отстраняя тетку и показывая на пламенеющие развалины, —
окна освещены в честь моего приезда. Так всегда встречают новобрачную. Он
говорил мне о такой встрече. Прислушайтесь — вот зазвонили в колокола!
— Здесь
нет ни новобрачной, ни свадьбы, ничего, кроме горя! — закричала Френсис,
казавшаяся почти такой же безумной, как и ее сестра. — О боже, верни ей
разум, верни ее нам!
— Тише,
тише, глупая девушка, — ответила Сара, с жалостью улыбаясь ей. — Не
могут все быть счастливы в один и тот же час. Скажи, разве у тебя нет ни брата,
ни мужа, который утешил бы тебя? Ведь ты красавица и скоро найдешь себе жениха.
Но смотри, — и она понизила голос до шепота, — смотри, чтоб у него не
было другой жены: страшно подумать, что может случиться, если окажется, что он
дважды женат.
— От
горя у нее помутился рассудок! — ломая руки, вскричала мисс Пейтон. —
Моя девочка, моя красавица Сара помешалась!
— Нет,
нет, нет! — воскликнула Френсис. — У нее горячка, она бредит. Но она
выздоровеет, она должна выздороветь!
Мисс
Пейтон с радостью ухватилась за эту надежду, и тотчас велела Кэти привести
доктора Ситгривса. Кэти вскоре отыскала медика: он был занят тем, что
настойчиво выпытывал у здоровых и невредимых драгун, какие они получили увечья,
а затем внимательно рассматривал каждую царапину и каждый синяк. Услышав
просьбу мисс Пейтон, он с готовностью последовал за Кэти и через минуту был уже
подле больной.
— Какое
печальное завершение столь счастливо начавшегося вечера, сударыня! —
заметил доктор с сочувствием. — Но войне всегда сопутствуют многие
несчастья, хотя, несомненно, она часто ведется за дело свободы и способствует
совершенствованию знаний и искусства хирургии.
Мисс
Пейтон была не в силах произнести ни слова и лишь с отчаянием указала ему на
свою племянницу.
— Это
горячка, — сказала Френсис. — Посмотрите, какой у нее остановившийся
взгляд и как горят ее щеки.
Доктор
постоял несколько мгновений, пристально вглядываясь в девушку, а потом молча
взял ее за руку. Серьезное и сосредоточенное лицо хирурга редко выражало
сильное волнение; он умел обуздывать свои чувства, и в его чертах обычно не
отражалось то, что испытывало сердце. Однако на этот раз от внимательных взоров
сестры и тетки не укрылась его тревога. Подержав с минуту обнаженную до локтя и
украшенную драгоценностями руку Сары, он отпустил ее и, прикрыв глаза ладонью,
с печальным вздохом отвернулся.
— У
нее нет горячки, сударыня. Излечить ее могут лишь время и заботливый уход;
только это поможет ей, коли будет на то воля божья.
— А
где же негодяй, виновник этого ужасного несчастья? — воскликнул Синглтон,
отталкивая руку вестового, хотевшего его поддержать, и приподнимаясь с кресла,
в котором он полулежал от слабости. — К чему нам победы над врагами, если
они и после поражения способны наносить нам такие раны!
— Неужели
вы думаете, наивный юноша, — отозвался Лоутон с горькой улыбкой, —
что англичане признают за колонистами право на чувства? Для Англии Америка —
лишь сателлит, который должен идти туда же, куда и она, подражать ей во всем и
своим сиянием усиливать блеск старшей сестры. Вы, видно, забыли, что для
колониста великая честь пострадать от руки истинного британца.
— Но
я не забыл, что у меня есть сабля, — возразил Синглтон, снова бессильно
падая в кресло. — Неужели здесь не нашлось смелой руки, чтобы отомстить за
эту прелестную мученицу и воздать негодяю за горе ее седовласого отца?
— Для
такого дела, сэр, не было недостатка ни в сильных руках, ни в горячих
сердцах, — пылко ответил драгун, — но часто удача благоприятствует
виновному. Клянусь небом, я отдал бы самого Роноки, лишь бы встретиться в бою с
этим обманщиком!
— Ну
нет, дорогой капитан, вам никак нельзя расставаться с вашим конем, —
вмешалась Бетти. — Это не какая-нибудь клячонка, ведь такого рысака ни за
какие деньги не достанешь! Его ничем не собьешь с ног, а скачет — что твоя
белка!
— Глупая
женщина, пятьдесят лучших коней, вскормленных на берегах Потомака [43], были бы
ничтожной платой за возможность снести голову такому негодяю.
— Послушайте, —
вмешался тут доктор, — ночная сырость отнюдь не полезна Джорджу, да и
нашим дамам тоже; их следует отвести в такое место, где они могли бы
воспользоваться заботами врача и подкрепиться. Здесь же ничего не осталось,
кроме дымящихся развалин да вредных испарений с болота.
На это
благоразумное замечание нечего было возразить, и Лоутон отдал необходимые
распоряжения, чтобы перевезти все общество в Четыре Угла.
В эпоху,
о которой идет речь, в Америке было еще мало каретных мастеров, к тому же они были
весьма неискусны, и все сколько-нибудь сносные кареты изготовлялись в Лондоне.
Когда мистер Уортон покинул Нью-Йорк, он был одним из очень немногих владельцев
экипажей и упряжных лошадей; а когда сей джентльмен удалился в свой загородный
дом, мисс Пейтон и его дочери последовали за ним в той самой тяжелой карете,
которая прежде торжественно громыхала по извилистой Куин-стрит или же
величественно катилась по широкому Бродвею. Сейчас эта колымага преспокойно
стояла на том самом месте, где ее поставили по приезде, а что касается лошадей,
то лишь почтенный возраст спас этих любимцев Цезаря от конфискации ближними
неприятельскими частями. С тяжелым сердцем черный слуга помогал драгунам
закладывать карету. Этому громоздкому экипажу с выцветшей обивкой,
обтрепавшимися сиденьями и облупившимся кузовом явно следовало бы снова попасть
в руки умелому мастеру, который когда-то придал ему блеск и изящество. Из-под
герба Уортонов, на котором был изображен лежащий лев, проступал пышный герб
прежнего владельца — геральдическая митра, говорившая о его высоком духовном
сане. Кабриолет, в котором приехала мисс Синглтон, тоже уцелел, ибо огонь не
коснулся ни сараев, ни конюшни. Мародеры, конечно, собирались увести с собой и
всех лошадей, но неожиданное нападение Лоутона не только помешало им выполнить
это намерение, но расстроило и другие их планы. Теперь на месте пожара была
выставлена стража под командой Холлистера, который, убедившись, что противники
его оказались самыми обычными смертными, занял свою позицию с отменным
хладнокровием и принял разумные меры предосторожности против внезапной вылазки
врага. Он отвел свой маленький отряд на такое расстояние от догоравших
развалин, что солдаты скрылись в темноте и в то же время, при довольно ярком
свете тлеющих углей, могли разглядеть всякого, кто вздумал бы выйти на лужайку
и заняться грабежом.
Одобрив
действия сержанта, капитан Лоутон велел все приготовить к отъезду. Мисс Пойтон,
обе ее племянницы и Изабелла поместились в карете, а тележке миссис Фленеган,
на которую погрузили кровать и множество одеял, выпала честь везти капитана
Синглтона и его вестового. Доктор Ситгривс занялся мистером Уортоном и сел
вместе с ним в кабриолет. Куда же девались в эту богатую событиями ночь
остальные обитатели “Белых акаций”, — неизвестно, из слуг нашелся один Цезарь,
если не считать экономки. Рассадив таким образом все общество, Лоутон отдал
приказ выступать. Сам он на несколько минут задержался на лужайке, чтобы
собрать разбросанную повсюду серебряную посуду и другие ценные вещи, боясь, как
бы они не соблазнили его солдат; когда же он решил, что на земле не осталось
больше ничего способного поколебать их честность, он вскочил в седло с
мужественным намерением прикрывать тыл.
— Стойте!
Стойте! ™— раздался вдруг женский голос. — Неужто вы бросите меня здесь
одну на растерзание убийцам! Моя ложка, наверное, расплавилась в огне, и, если
в этой несчастной стране есть справедливые законы, мне должны возместить
убытки!
Лоутон
обернулся на этот голос и увидел вышедшую из развалин женскую фигуру, нагруженную
громадным узлом, не уступавшим по размерам знаменитому тюку разносчика Бёрча.
— Кто
ото? — спросил капитан. — Ты, видно, родился из пепла, словно Феникс…
Ба! Клянусь душой Гиппократа, ведь это тот самый доктор в юбке, который
знаменит своим лечением иглой. Итак, почтенная особа, что означают ваши крики?
— Крики? —
повторила Кэти, с трудом переводя дух. — Мало того, что я лишилась
серебряной ложки, вдобавок меня хотят еще оставить одну в этом гиблом месте,
где меня ограбят, а может, и убьют разбойники! Гарви так со мной не обращался.
Когда я жила у Гарви, ко мне всегда относились с уважением, правда, он слишком
хорошо хранил свои тайны и слишком плохо прятал деньги, по меня не обижал.
— Значит,
сударыня, вы были из числа домочадцев мистера Гарви Бёрча?
— Вы
можете смело сказать, что я была его единственным домочадцем, — ответила
женщина. — В доме по было никого, кроме Гарви, меня и старого хозяина.
Может, вы знали старика?
— Нет,
не имел этого счастья. И долго вы прожили в семье мистера Бёрча?
— Не
помню точно, но уж не меньше девяти лет. Да только мне не было от этого
никакого проку.
— Возможно.
Я тоже не вижу, какой прок это могло вам принести. Но скажите, вы не замечали
каких-либо странностей в характере и поступках этого мистера Бёрча?
— Странности
слишком слабое слово для его необъяснимого поведения! — возразила Кэти,
понизив голос и оглядываясь по сторонам. — Он был необыкновенно беспечный
человек, для него гинея значила не больше, чем для меня пшеничное зерно. Но
помогите мне добраться до мисс Дженнет, и я расскажу вам много чудес про Гарви
и его жизнь.
— Ну
что ж! — заметил капитан в раздумье. — Тогда позвольте мне взять вас
за руку повыше локтя. Я вижу, кости у вас крепкие, да и кровь, должно быть, не
застаивается. — С этими словами он подхватил старую деву и так быстро
повернул, что у нее на миг потемнело в глазах, а когда она пришла в себя, то
увидела, что сидит очень прочно, если и не очень удобно, на крупе его коня.
— Теперь,
сударыня, утешайтесь мыслью, что под вами конь не хуже, чем у Вашингтона. Он
крепко стоит на ногах, а скачет что твоя пантера.
— Спустите
меня на землю! — закричала Кэти, пытаясь вырваться из железных объятий капитана,
но в то же время боясь упасть. — Так не сажают даму на лошадь! К тому же я
не могу ездить верхом без дамского седла.
— Потише,
сударыня, — ответил Лоутон, — мой Роноки никогда не оступается на
передние ноги, но иногда встает на дыбы. И он совсем не привык, чтоб его
дубасили каблуками по бокам, как по турецкому барабану в день полкового смотра.
Стоит раз его пришпорить, и он помнит об этом две недели. Право, очень
неразумно так колотить его: это строгий конь, он не любит насилия.
— Спустите
меня вниз, говорю вам! — визжала Кэти. — Я упаду и разобьюсь. Мне тут
не удержаться, разве вы не видите — у меня полные руки вещей!
— И
верно, — сказал драгун, заметив, что он втащил ее на коня вместе с
огромным узлом и другими пожитками. — Вы, видно, принадлежите к
интендантскому сословию. Но я могу обхватить вашу тонкую талию своей портупеей
и пристегнуть вас к себе.
Кэти
была так польщена комплиментом, что не стала спорить, и он привязал ее к своему
могучему стану, а затем пришпорил коня и помчался с такой быстротой, что
дальнейшие протесты были бы бесполезны. Проскакав некоторое время с резвостью,
которая была совсем не по вкусу старой деве, Роноки догнал тележку маркитантки,
ехавшей осторожно по каменистой дороге, чтобы не растревожить раны капитана
Синглтона. События этой бурной ночи сначала вызвали у него нервное возбуждение,
но вскоре оно сменилось упадком сил, и теперь капитан лежал, заботливо укутанный
в одеяла своим вестовым, и молча раздумывал о недавних происшествиях. Во время
быстрой скачки беседа Лоутона с его спутницей оборвалась, по, когда лошадь
пошл? спокойным шагом, капитан возобновил расспросы:
— Значит,
вы долго жили в одном доме с Гарви Бёрчем?
— Больше
девяти лет, — ответила Кэти, переводя дух и радуясь, что тряска кончилась.
Как
только маркитантка услышала густой бас капитана, она отвернулась от кобылы,
которой правила, сидя на передке, и при первой же возможности вмешалась в
разговор.
— Коли
так, голубушка, уж вы, верно, знаете: правда ли, что он сродни
Вельзевулу? — спросила она. — Это говорил сам сержант Холлистер, а
про него никто не скажет, что он дурак.
— Какой
гнусный наговор! — гневно воскликнула Кэти. — Нет на свете разносчика
добрее Гарви. Никогда он не возьмет с друга лишнего фартинга за платье или
фартук. Хорош Вельзевул! Зачем же он читает библию, если водится с сатаной?
— Во
всяком случае, он честный дьявол. Я уж говорила — гинеи у него не фальшивые. Но
сержант считает, что с ним дело нечисто, а у мистера Холлистера учености хоть
отбавляй.
" —
Ваш сержант просто дурак! — запальчиво вскричала Кэти. — Если бы
Гарви не был так нерасчетлив, он мог бы стать богатым человеком. Как часто я
твердила ему, что, кабы он занимался только своей торговлей и пускал барыш в
дело да еще женился и обзавелся своим хозяйством, а не путался с регулярной
армией и со всякими чужаками, он зажил бы припеваючи. Уж тогда он заткнул бы за
пояс и вашего сержанта Холлистера.
— Еще
чего! — возразила Бетти и добавила философским тоном:
— Вы
забываете, что Холлистер наполовину офицер и по чину идет сразу вслед за
корнетом. Но разносчик и впрямь молодчина: сегодня ночью он первый поднял
тревогу и, как знать, удалось ли бы капитану Джеку спасти свою голову, кабы не
подошло подкрепление.
— Что
вы сказали, Бетти? — воскликнул капитан, поклоняясь к ней с седла. —
Это Бёрч сообщил вам о грозившей нам опасности?
— Он
самый, моя радость! А уж как я торопила ребят” пока они не двинулись в путь! Не
скажу, чтоб я очень испугалась, что вы не справитесь сами с мародерами, но,
когда я узнала, что и дьявол за вас, я уж совсем успокоилась. Одно меня
удивляет: почему в таком деле, где замешан Вельзевул, нам досталось так мало
добычи.
— Я
должен поблагодарить вас за помощь и признаться, что чувствую себя вашим
должником.
— Вы
это о добыче? Но я и не думала о ней, пока не увидала, что на ,земле валяются
не только обгоревшие и поломанные вещи, но и целые, совсем новехонькие. А ведь
недурно было бы завести для отряда хоть одну перинку!
— Клянусь
небом, вы подоспели вовремя! Если б Роноки не мчался быстрее их пуль, они бы
меня свалили. Этого коня я ценю на вес золота!
— Ну,
это, пожалуй, слишком накладно. Золото — вещь тяжелая, и в Штатах его не так уж
много. Кабы негр с налитыми кровью глазами не торчал перед сержантом и не пугал
его болтовней о привидениях, мы приехали бы вовремя и перебили бы этих
разбойников, а тех, кто уцелел, забрали бы в плен.
— Все
и так обошлось хорошо, Бетти, — сказал Лоутон. — Я верю, что наступит
день, когда эти злодеи получат по заслугам, а если они и не предстанут перед
судом, то будут осуждены своими же честными согражданами. Придет время, когда
Америка научится отличать патриотов от разбойников.
— Говорите
потише, — заметила Кэти, — еще есть немало людей, которые очень много
о себе воображают, а сами водятся со скиннерами.
— Коли
так, они воображают о себе гораздо больше, чем другие воображают о них! —
воскликнула Бетти. — Вор — это вор, что ни говори, крадет ли он ради
короля Георга или ради конгресса.
— Я
так и знала, что скоро быть беде, — заметила Кэти. — Солнце вчера
село в черную тучу, а паша собака выла весь вечер, хотя я накормила ее своими
руками; к тому же не прошло недели, как я видела во сне, что за-! жглась тысяча
свечей и пироги сгорели в печке.
— Ну,
а я редко вижу сны, — сказала Бетти. — Если совесть у тебя спокойна,
а брюхо набито, ты спишь, как невинный младенец. В последний раз я видела сон,
когда ребята насыпали мне колючек в постель, и мне привиделось, будто драгун
капитана Джека чистит меня скребницей заместо Роноки. Да все это чепуха, коли у
тебя цела шкура и здоров желудок, так я считаю.
— Ну,
знаете, — и Кэти выпрямилась с таким достоинством, что чуть не спихнула
Лоутона с седла, — ни один человек никогда не посмеет дотронуться до моей постели;
это неприлично и недопустимо.
— Чушь! —
закричала Бетти. — Когда ездишь за конным отрядом, приходится сносить
веселые шутки. Что сталось бы со Штатами и со свободой, если б некому было дать
ребятам чистую рубаху пли каплю виски для подкрепления? Спросите капитана
Джека, госпожа Вельзевул, станут ли солдаты драться, коль у них не будет чистых
рубашек, чтоб отпраздновать победу.
— Я
женщина незамужняя, и моя фамилия Хейнс, — ответила Кэти, — а потому
прошу вас в разговоре со мной не давать мне унизительных кличек.
— Будьте
снисходительны к некоторой бойкости языка миссис Фленеган, сударыня, — вмешался
капитан. — Капля виски, о которой она говорила, бывает порой довольно
велика, а потому, находясь среди солдат, Бетти Привыкла к вольности в
обращении.
— Что
вы, дорогой капитан, — воскликнула Бетти, — зачем останавливать эту
бедную женщину? Говорите, что вам угодно, милая моя, у вас не такой уж глупый
язык, и в голове тоже не пусто! Смотрите-ка, вот тут сержант остановил свой
отряд сегодня вечером, думая, что вокруг бродят злые духи. Тучи так черны, как
душа Арнольда, и даже звезды не мерцают в небе, черт возьми! Хорошо, что моя
кобыла привыкла ходить в темноте и чует дорогу, как гончая — след.
— Теперь
уж скоро взойдет луна, — заметил капитан. Он подозвал ехавшего впереди
драгуна, отдал ему кое-какие распоряжения и велел хорошенько заботиться о
Синглтоне; затем, сказав несколько ободряющих слог, самому раненому, пришпорил
Роноки и, обогнав телегу, поскакал вперед, да так быстро, что Кэтрпп Хейнс
тотчас растеряла все свои философские соображения.
— Счастливого
пути, храбрый всадник! — крикнула маркитантка ему вдогонку. — Если повстречаете
мистера Вельзевула, то придержите коня и скажите ему, что вы подобрали его
супругу. Я думаю, он не станет долго чесать с ней язык. Ладно, ладно, хоть мы и
спасли ему жизнь — он сам это сказал, — однако” все же не послал нам
добычи.
Капитан
так привык к болтовне и крикам Бетти, что не стал ей отвечать. Несмотря на
необычную ношу на спине, Роноки продолжал скакать галопом и пробежал расстояние
между телегой Бетти и каретой мисс Пептон так быстро, как того хотелось
капитану, что отнюдь не доставило удовольствия его спутнице. Лоутон нагнал
карету невдалеке от сторожевого поста; в ту же минуту из-за плотных туч
появилась луна и осветила все кругом.
По
сравнению с изящной и комфортабельной усадьбой “Белые акации” “Отель Фленеган”
казался просто лачугой. В полах, неприкрытых коврами, и в грубо сколоченных
стенах зияли щели, на окнах но было занавесок и добрая половина зеленоватых стекол
была выбита, а дырки заделаны досками или бумагой. Капитан Лоутон постарался
сделать все, что было в его силах, чтобы получше устроить гостей, и, прежде чем
они прибыли, в комнатах уже пылали камины. Драгуны, которым капитан поручил
заняться этими приготовлениями, собрали кое-какую мебель, так что мисс Пейтон и
ее спутницы, войдя в дом, увидели, что их ожидает некое подобие жилого
помещения. Мысли Сары все еще блуждали неведомо где, и во время поездки ее
больное воображение придавало всему окружающему тот смысл, какой отвечал ее
заветным желаниям.
— Невозможно
облегчить страдания души, которая вынесла подобный удар, — сказал Лоутон,
обращаясь к Изабелле. — Только время и божья поля способны излечить ее.
Однако мы можем еще сделать кое-что в доме и устроить всех поудобнее. Вы дочь
солдата и, наверное, попадали в такие положения; помогите же мне уберечь всех
от холода.
Мисс
Синглтон сразу согласилась ему помочь, и, пока Лоутон старательно затыкал
снаружи щели и выбитые стекла, Изабелла пыталась соорудить нечто вроде
занавесок.
— Я
уже слышу стук телеги, — сказал капитан в ответ на ее вопрос, где
брат. — Это Бетти; не бойтесь, у нее доброе сердце, она устроит беднягу
Джорджа не только в безопасности, но и с удобством, можете мне поверить.
— Благослови
ее бог за заботы, и всех вас тоже! — горячо откликнулась Изабелла. —
Доктор Ситгривс пошел к ним навстречу.. Но что это там блестит при лунном
свете?
Прямо
против окна, у которого они остановились, стоял сарай, и острые глаза Лоутона
тотчас разглядели в тени блестящий предмет, на который она указывала.
— Это
ружье! — крикнул драгун и бросился к Роноки, стоявшему еще под седлом у
дверей.
Лоутон
двигался с быстротой мысли, но не успел сделать и шага, как грянул выстрел и
мимо просвистела пуля. В доме послышался крик, и капитан вскочил в седло — все
это произошло в одно мгновение.
— На
коней! За мной! — прогремел капитан, и, прежде чем удивленные драгуны
поняли причину тревоги, Роноки перемахнул с седоком через ограду, за которой
скрылся неведомый враг. Беглец был на волосок от смерти, но скалы оказались
снова слишком близко, и разочарованный Лоутон увидел, как его противник скрылся
в расселине, куда конь не мог последовать за ним.
— Клянусь
жизнью Вашингтона, — пробормотал капитан, пряча саблю в ножны, — я
разрубил бы его пополам, если б он был не такой проворный. Но мое время еще
придет!
С этими
словами он повернул назад с невозмутимым видом человека, готового в любую
минуту отдать свою жизнь за родину. Непонятный шум в доме заставил его
поспешить, и, когда он подошел к двери, насмерть перепуганная Кэти сообщила
ему, что предназначавшаяся ему пуля попала в грудь мисс Синглтон.
|
