Глава тридцать первая
– Да,
от шкур будет попахивать, – сказал я, – зато они сохранят в хижине
тепло и укроют вас от дождя и снега.
Мы
стояли и рассматривали крышу из котиковых шкур, которая наконец была готова.
– Она
неказиста, но своей цели послужит, а это главное, – продолжал я, жаждая
услышать похвалу из уст Мод.
Она
захлопала в ладоши и объявила, что страшно довольна.
– Но
ведь внутри совсем темно, – добавила она секунду спустя и невольно
передернула плечами.
– Почему
же вы не предложили сделать окно, когда мы складывали стены? – сказал
я. – Хижина строилась для вас, и вы могли бы подумать о том, что вам нужен
свет.
– Но
я как-то не привыкла задумываться над тем, что кажется очевидным, –
засмеялась она в ответ. – А кроме того, в стене ведь можно пробить дыру в
любое время.
– Совершенно
верно. Вот об этом я не подумал, – отозвался я, глубокомысленно покачивая
головой. – Ну, а вы позаботились уже заказать оконные стекла? Позвоните в
магазин – Рэд-44-51, если не ошибаюсь, – и скажите, какой сорт и размер
вам нужен.
– Это
значит?.. – начала она.
– Это
значит, что окна не будет.
Темно и
неприглядно было в этой хижине. В цивилизованных условиях такое сооружение
могло бы послужить разве лишь свиным хлевом, но нам, познавшим все тяготы
скитаний на шлюпке, оно казалось весьма уютным пристанищем. Отпраздновав
новоселье при свете пенькового фитиля, плававшего в вытопленном котиковом жире,
мы занялись заготовлением мяса на зиму и постройкой второй хижины. Охота
казалась нам теперь простым делом. С утра мы выезжали на шлюпке, а к полудню
возвращались с грузом котиковых туш. Затем, пока я трудился над постройкой
хижины. Мод вытапливала жир и поддерживала огонь в очаге, над которым коптилось
мясо. Я слышал о том, как коптят говядину в центральных штатах, и мы делали так
же: нарезали мясо котиков длинными тонкими ломтями, подвешивали их над костром,
и они превосходно коптились.
Складывать
вторую хижину было легче, так как я пристраивал ее к первой и для нее требовалось
только три стены. Но и на это надо было употребить много упорного, тяжелого
труда. Мы с Мод работали весь день дотемна, не щадя сил, а с наступлением ночи
еле добирались до своих постелей и засыпали как убитые. И все же Мод уверяла
меня, что никогда в жизни не чувствовала себя такой здоровой и сильной. Про
себя я мог сказать то же самое, но Мод была хрупкая, как цветок, и я все время
боялся, что ее здоровье не выдержит такого напряжения. Сколько раз видел я, как
она в полном изнеможении ложилась навзничь на песок, раскинув руки, чтобы лучше
отдохнуть, а потом вскакивала и трудилась с прежним упорством, и не переставал
дивиться, откуда только берутся у нее силы.
– Ну,
нам еще надоест отдыхать зимой, – отвечала она на все мои уговоры поберечь
себя. – Да мы будем изнывать от безделья и радоваться любой работе!
В тот
вечер, когда и над моей хижиной появилась крыша, мы вторично отпраздновали новоселье.
Третий день яростно бушевал шторм; он шел с юго-востока, постепенно перемещаясь
к северо-западу, и сейчас дул на нас прямо с моря. Прибой грохотал на отлогом
берегу внешней бухты, и даже в нашем маленьком глубоком заливчике гуляли
изрядные волны. Скалистый хребет острова не защищал нас от ветра, который так
ревел и завывал вокруг хижины, что я опасался за ее стены. Крыша, натянутая,
казалось мне, туго, как барабан, прогибалась и ходила ходуном при каждом порыве
ветра; в стенах, плотно, как полагала Мод, проконопаченных мхом, открылись
бесчисленные щели. Но внутри ярко горела плошка с котиковым жиром, и нам было
тепло и уютно.
Это был
удивительно приятный вечер, и мы с Мод единогласно решили, что ни одно из наших
светских мероприятий на Острове Усилий еще не проходило столь успешно. На душе
у нас было спокойно. Мы не только примирились с мыслью о предстоявшей нам
суровой зиме, но и подготовились к ней. Котики могли теперь в любой день
отправляться в свое таинственное путешествие на юг – что нам до того! Да и бури
нас не страшили. Мы не сомневались, что нам будет сухо и тепло под нашим
кровом, а у нас к тому же имелись еще роскошные, мягкие тюфяки, изготовленные
из мха. Это было изобретение Мод, и она сама ревностно собирала для них мох.
Мне предстояло сегодня впервые за много ночей спать на тюфяке, и я знал, что
сон мой будет еще слаще оттого, что тюфяк этот сделан руками Мод.
Направляясь
к себе в хижину. Мод обернулась ко мне и неожиданно произнесла следующие
загадочные слова:
– Что-то
должно произойти! Вернее, уже происходит. Я чувствую. Что-то приближается сюда,
к нам. Вот в эту самую минуту. Я не знаю, что это, но оно идет сюда.
– Хорошее
или плохое? – спросил я.
Она
покачала головой.
– Не
знаю, но оно где-то там.
И она
указала в ту сторону, откуда ветер рвался к нам с моря.
– Там
море и шторм, – рассмеялся я, – и не позавидуешь тому, кто вздумает
высадиться на этот берег в такую ночь.
– Вы
не боитесь? – спросил я, провожая ее до двери.
Вместо
ответа она смело и прямо посмотрела мне в глаза.
– А
как вы себя чувствуете? Вполне хорошо?
– Никогда
не чувствовала себя лучше, – отвечала она.
Мы
поговорили еще немного, и она ушла.
– Спокойной
ночи. Мод! – крикнул я ей вслед.
– Спокойной
ночи, Хэмфри! – откликнулась она.
Не
сговариваясь, мы назвали друг друга по имени, и это вышло совсем просто и
естественно. Я знал, что в эту минуту я мог бы обнять ее и привлечь к себе. В
привычной для нас обоих обстановке я бы, несомненно, так и поступил. Но здесь
наши отношения не могли перейти известной грани, и я остался один в своей
маленькой хижине, согретый сознанием, что между мною и Мод возникли какие-то
новые узы, какое-то новое молчаливое взаимопонимание.
|
