Увеличить |
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Тем
временем преследователи нагоняли Солано, и Генри начал поддразнивать Френсиса:
– Вот
уж где доллары ничего не стоят, так это здесь, в джунглях. Лошадей на них не
купишь, даже этих нельзя подлечить, а они, наверно, тоже заражены чумой – ведь
все остальные лошади у плантатора издохли.
– Мне
еще ни разу не приходилось бывать в таком месте, где деньги были бы
бессильны, – возразил Френсис.
– По-твоему,
за деньги и в аду можно напиться, – заметил Генри.
Леонсия
захлопала в ладоши.
– Право,
не знаю, – в тон ему ответил Френсис. – Я там не бывал.
Леонсия
снова захлопала в ладоши.
– И
все-таки я думаю, что доллары сослужат мне службу и здесь, в джунглях. Я даже
намерен сейчас же попытать счастья, – продолжал Френсис, отвязывая мешок с
деньгами от седла Леонсии. – А вы поезжайте дальше.
– Но
мне-то вы должны сказать, что вы затеяли! – потребовала Леонсия. Она
перегнулась к Френсису с седла, и он стал шептать ей что-то на ухо; девушка
засмеялась, а Генри, беседовавший с Энрико и его сыновьями, услышав ее смех,
втайне обозвал себя ревнивым дураком.
Прежде
чем деревья скрыли от них Френсиса, они увидели, что он достал блокнот и
карандаш и стал что-то писать. То, что он написал, было кратко, но выразительно
– просто цифра «50». Вырвав листок, Френсис положил его посредине тропинки на
самом виду и придавил серебряным долларом. Отсчитав еще сорок девять долларов
из мешка, он разбросал их неподалеку от записки и бегом кинулся догонять своих
спутников.
Аугустино,
жандарм, который больше помалкивал, когда был трезв, а выпив, начинал многословно
доказывать, что молчание – золото, шел впереди всех, нагнув голову, словно
вынюхивая следы зверя и зорко поглядывая по сторонам. Вдруг он заметил листок
бумаги и на нем – серебряный доллар. Доллар он взял себе, а записку вручил
начальнику полиции. Торрес заглянул через плечо шефа, и они оба увидели
таинственную цифру «50». Начальник полиции бросил бумажку на землю, не
обнаружив в ней ничего интересного, и хотел продолжать погоню, но Аугустино
поднял листок и стал раздумывать, что бы могла означать цифра «50». Он все еще
пребывал в раздумье, когда послышался громкий возглас Рафаэля. Тут уж Аугустино
смекнул, в чем дело: значит, Рафаэль нашел еще доллар; и если поискать как
следует, то где-то здесь можно найти пятьдесят таких монет. И, швырнув бумажку,
он мигом опустился на четвереньки и стал искать. Остальные жандармы тотчас
последовали его примеру. В общей свалке никто и внимания не обращал на Торреса
и начальника полиции, которые тщетно сыпали проклятиями, требуя, чтобы отряд
двинулся дальше.
Когда
выяснилось, что уже никто ничего больше не находит, жандармы решили подсчитать,
сколько они подобрали монет. Оказалось – сорок семь.
– Тут
где-то должно быть еще три доллара! – воскликнул Рафаэль; и все жандармы снова
распластались на земле и принялись за поиски. Прошло еще пять минут, пока были
найдены недостающие три монеты. Каждый сунул в карман то, что ему удалось
подобрать, и все послушно двинулись вслед за Торресом и начальником полиции.
Они
прошли примерно с милю, когда Торрес увидел на земле блестящий доллар и
попытался втоптать его в грязь, но острые, как у хорька, глаза Аугустино успели
заметить это, и его проворные пальцы быстро извлекли монету из мягкой сырой
земли. Теперь его товарищи уже по опыту знали, что где один доллар, там есть и
еще. Отряд остановился, и, как ни грозили и ни упрашивали начальники, жандармы
тотчас рассыпались по лесу и принялись обшаривать землю вправо и влево от тропинки.
Висенте,
с круглым, как луна, лицом, похожий больше на мексиканского индейца, чем на
майя или панамского метиса, первый напал на след. Все жандармы мигом окружили
его, точно свора собак – дерево, на которое они загнали опоссума. Сходство
усиливалось тем, что и Висенте стоял около дерева. Оно было без макушки, гнилое
и дуплистое, футов двенадцати в высоту и примерно четырех в обхвате. На
середине его было дупло – над ним висел приколотый колючкой такой же листок бумаги,
как и тот, что они нашли раньше. На листке было написано «100».
Началась
драка, продолжавшаяся несколько минут, с полдюжины рук отталкивали одна другую:
каждому хотелось первым залезть в дупло и добраться до сокровища. Но дупло было
глубокое, и руки не доставали до его дна.
– Давайте
срубим дерево, – закричал Рафаэль, постукивая тыльной стороной своего
мачете по коре, чтобы определить, где кончается дупло. – Свалим его все
вместе, потом сосчитаем деньги, которые там найдем, и поделим поровну.
Услышав
это, начальство совсем рассвирепело, а шеф пригрозил, что, как только они
вернутся в Сан-Антонио, он сошлет их всех в Сан-Хуан на съедение сарычам.
– Но
мы пока еще, благодарение богу, не вернулись в Сан-Антонио, – промолвил
Аугустино, срывая печать молчания, сковывавшую его уста в минуты трезвости, и
изрекая очередную мудрость.
– Мы
люди бедные и поделимся по-честному, – заявил Рафаэль. – Аугустино
прав: благодарение богу, мы еще не в Сан-Антонио. Этот богач-гринго за один
день рассыпал на своем пути куда больше монет, чем мы заработали бы на службе
за целый год. Я, например, стою за революцию, чтобы у всех было много денег.
– И
чтоб вожаком был богатый гринго, – добавил Аугустино. – Если он и
дальше будет вести нас по дороге, усыпанной серебром, я готов идти за ним хоть
всю жизнь.
– И
я тоже, – подтвердил Рафаэль. – А если эти, – и он мотнул
головой в сторону Торреса и начальника полиции, – не дадут нам собрать то,
что боги нам послали, то пусть отправляются в преисподнюю, ко всем чертям. Мы
люди, а не рабы. Мир велик. Кордильеры перед нами. Мы поселимся в Кордильерах,
и все будем богаты и свободны. А какие там красивые и аппетитные индианки!..
– И
кстати избавимся от своих ясен, пусть остаются в Сан-Антонио! – сказал
Висенте. – Давайте рубить драгоценное дерево.
Под
тяжелыми, ухающими ударами мачете дерево – гнилое и пористое – так и крошилось.
Когда оно упало, жандармы сосчитали и разделили поровну не сто, а сто сорок
семь серебряных долларов.
– Щедрый
парень этот гринго, – прокудахтал Висенте. – Оставляет даже больше,
чем обещал. Может, там и еще есть?
Из-под
груды щепок и древесной трухи они извлекли еще пять монет, потеряв на этом
ровно десять минут, так что Торрес и начальник полиции дошли уже до полного
исступления.
– Ишь
какой богач, даже сосчитать не потрудился, – сказал Рафаэль. – Должно
быть, просто развязывает мешок и высыпает оттуда деньги. Это, наверно, тот
самый мешок, с которым он удирал из Сан-Антонио, после того как взорвал стену в
нашей тюрьме.
Погоня
возобновилась, и с полчаса они шагали, не задерживаясь, пока не подошли к
заброшенной плантации, на поля которой уже наступали джунгли. Полуразрушенный,
крытый соломой домишко, обвалившиеся бараки для рабочих, рассыпавшийся хлев,
самые столбы которого, казалось, пустили ростки и теперь превратились в
настоящие деревья, и, наконец, колодец, из которого, по-видимому, еще недавно
брали воду, так как бадья была привязана к валу совсем новым куском риаты [13], – все
говорило о том, что здесь человек отступил, так и не сумев покорить дикую
природу. А к валу колодца на самом видном месте был прикреплен уже знакомый по
виду листок бумаги, на котором было написано «300».
– Пресвятая
матерь божья! Ведь это же целое состояние! – воскликнул Рафаэль.
– А,
чтоб ему веки вечные жариться в аду на медленном огне! – добавил Торрес.
– Он
получше платит, чем ваш сеньор Риган, – ехидно заметил начальник полиции,
доведенный уже до полного отчаяния.
– Его
мешок с серебром не такой и большой, – заметил Торрес. – Как видно,
мы должны подобрать все содержимое этой сокровищницы, прежде чем поймаем ее
владельца. Вот когда мы все подберем и мешок опустеет, тут мы его и накроем.
– Пойдемте-ка
дальше, друзья, – вкрадчивым тоном обратился к своему отряду начальник полиции. –
Потом мы сюда вернемся и на досуге соберем все серебро.
Тут
Аугустино снова сорвал со своих уст печать молчания.
– Никто
не знает, каким путем будет возвращаться и вернется ли вообще, –
пессимистически провозгласил он; и, вдохновленный перлом мудрости, который он
из себя выдавил, решил одарить мир еще одним изречением: – Три сотни в руке
лучше, чем три миллиона на дне колодца, который мы, может, никогда больше и не
увидим.
– Кто-то
должен спуститься в колодец, – сказал Рафаэль, ухватился за плетеную
веревку и повис на ней. – Видите, риата крепкая. Мы спустим на ней
кого-нибудь. Так кто же тот храбрец, который полезет вниз?
– Я, –
вызвался Висенте. – Я этот храбрец, я полезу.
– Да,
и украдешь половину того, что там лежит, – высказал вслух Рафаэль
мгновенно возникшее у него подозрение. – Если ты полезешь вниз, то сначала
сдай-ка нам все свои деньги. А когда ты вылезешь, мы обыщем тебя и тогда
узнаем, сколько ты нашел. Потом мы все поделим поровну и вернем тебе то, что у
тебя раньше было.
– В
таком случае я не полезу вниз ради людей, которые мне не доверяют, –
упрямо заявил Висенте. – Здесь, у колодца, я такой же богатый, как любой
из вас. Тогда почему же именно я должен лезть вниз? Я не раз слышал, что люди
погибали на дне колодцев.
– Да
лезь ты, ради бога! – рявкнул начальник полиции. – Живей! Живей!
– Я
слишком толстый, эта веревка меня не выдержит, я не полезу в колодец! –
заявил Висенте.
Все
взгляды обратились к Аугустино, молчаливому жандарму, который за один этот день
наговорил больше, чем за целую неделю.
– Гиллермо
– самый худой и самый тонкий, – сказал Аугустино.
– Вот
Гиллермо туда и полезет! – хором заявили остальные.
Но
Гиллермо боязливо заглянул в глубь колодца и попятился, мотая головой и
крестясь.
– Не
полезу я туда, даже если бы там было священное сокровище таинственного города
племени майя, – пробормотал он.
Начальник
полиции выхватил револьвер и вопросительно посмотрел на своих жандармов, как бы
испрашивая у них одобрения. Они ответили ему взглядами и кивками головы.
– Во
имя всего святого, лезь в колодец! – угрожающе сказал он маленькому
жандарму. – И поторапливайся, не то я тебя так награжу, что ты у меня
больше никогда уже не спустишься и не поднимешься, а на веки вечные останешься
здесь и сгниешь возле этого проклятого колодца… Правильно я поступлю, ребята,
если убью его, раз он отказывается лезть?
– Правильно! –
поддержали жандармы.
Итак,
Гиллермо дрожащими пальцами пересчитал найденные раньше монеты, потом с перекошенным
от страха лицом, не переставая креститься, подошел, подталкиваемый товарищами,
к бадье, сел на нее, обхватил ногами, и жандармы начали поспешно спускать его
вниз, в кромешную тьму колодца.
– Стойте
– раздался из глубины колодца его крик. – Стойте! Стойте! Вода! Я уже в
воде!
Жандармы
навалились на вал и придержали его.
– Я
требую десять песо сверх того, что мне причитается, – снова донесся голос
Гиллермо.
– Обожди,
мы тебе устроим крещение! – крикнул ему кто-то.
И все
загалдели:
– Уж
ты у нас сегодня вдосталь водички нахлебаешься!
– Мы
вот сейчас отпустим веревку!
– Перережем
ее – и все тут!
– Одним
будет меньше при дележе!
– Вода
уж больно противная, – снова донесся из темной глубины колодца голос
Гиллермо, точно голос призрака. – Тут какие-то сонные ящерицы и дохлая
птица, от которой здорово воняет. Может, здесь даже и змеи есть. Право же,
десять лишних песо не слишком большая цена за такую работу.
– Вот
мы утопим тебя сейчас! – крикнул Рафаэль.
– Я
пристрелю тебя! – рявкнул начальник полиции.
– Пристрелите
или утопите, – долетел до них голос Гиллермо, – толку вам от этого
никакого не будет: деньги-то все равно останутся в колодце!
Наступило
молчание: те, кто находился наверху, взглядами спрашивали друг друга, что же теперь
делать.
– А
гринго скачут все дальше и дальше, – взорвался Торрес. – Хорошенькая
дисциплина у вас, сеньор Мариано Веркара-и-Ихос! Нечего сказать, умеете держать
в руках своих жандармов!
– Это
вам не Сан-Антонио, – огрызнулся начальник полиции. – Здесь дебри
Хучитана. Мои псы верно служат мне, пока они в Сан-Антонио, а в этих дебрях с
ними надо быть поосторожнее, не то взбесятся – и тогда что будет с нами?
– А
все это проклятое золото, – сдаваясь, грустно произнес Торрес. – Тут,
право, можно стать социалистом: подумать только, какой-то гринго связывает руки
правосудия золотыми путами.
– Серебряными, –
поправил его начальник полиции.
– Пошли
вы к черту! – сказал Торрес. – Вы совершенно правильно изволили
заметить, что это не Сан-Антонио, а дебри Хучитана, и здесь я смело могу
послать вас к черту. Ну кто виноват, что у вас вспыльчивый характер? Зачем нам
из-за этого ссориться, когда все наше благополучие зависит от того, чтобы
держаться вместе?
– Эй
вы, слышите? – долетел до них голос Гиллермо. – Вода-то здесь всего
два фута глубиной. Так что вам не удастся утопить меня. Я только что добрался
до дна и уже держу в руке четыре кругленьких серебряных песо. Они покрывают все
дно, точно ковер. Так как же, отпустите веревку? Или я получу десять лишних
песо за эту грязную работу? Вода здесь смердит, как разрытая могила.
– Да!
Да! – закричали жандармы, перегибаясь через край колодца.
– Что
да? Отпустите веревку? Или дадите еще десять монет?
– Дадим! –
хором ответили ему.
– Ох,
ради всего святого, да поторапливайся ты! Поторапливайся! – завопил
начальник полиции.
Из
глубины колодца послышались всплеск и проклятья, и по тому, как ослабла риата,
жандармы поняли, что Гиллермо вылез из бадьи и собирает монеты.
– Клади
их в бадью, милый Гиллермо, – крикнул ему Рафаэль.
– Я
кладу их к себе в карманы, – был ответ. – Если я положу их в бадью,
вы еще вытянете ее, а про меня и забудете.
– Но
риата может лопнуть от такой тяжести, – предупредил его Рафаэль.
– Риата-то,
может, и не выдержит, зато воля моя выдержит, потому что тут уж я не
сдамся, – заявил Гиллермо.
– А
если риата лопнет?.. – снова начал было Рафаэль.
– Ну
что же, есть выход, – сказал Гиллермо. – Спускайся ты вниз. Тогда
первым поднимут меня. Потом в бадье поднимут деньги, а уж: в третью и последнюю
очередь – тебя. Вот это будет справедливо!
Рафаэль
оторопел, у него даже челюсть отвисла, и он не мог произнести ни звука.
– Ну,
так как же, Рафаэль, ты спустишься?
– Нет, –
ответил он. – Клади все серебро в карманы и вылезай вместе с ним.
– А,
чтоб черт побрал это отродье и меня заодно! – теряя терпение, воскликнул
начальник полиции.
– Я
уже давно это говорю, – сказал Торрес.
– Эй,
подымайте! – закричал Гиллермо. – Я забрал все, что тут было, кроме
вони. И я задыхаюсь. Поднимайте, и побыстрее, не то я тут пропаду, а вместе со
мной и все триста песо. Да что я: тут гораздо больше трехсот. Должно быть, этот
гринго вывалил весь свой мешок сюда.
А в это
время беглецы – они ушли уже довольно далеко вперед, – чтобы дать роздых
некормленым, тяжело дышавшим лошадям, остановились там, где тропинка начинала
подниматься в гору; тут-то их и нагнал Френсис.
– Теперь
уж никогда не стану путешествовать без звонкой монеты, – заявил он и
принялся описывать, что он видел, спрятавшись на заброшенной плантации. –
Знаешь, Генри, когда я умру и отправлюсь на небо, я и туда прихвачу с собой
мешок монет, да поувесистей. Даже и там он пригодится: ведь одному богу
известно, какие могут ждать там неприятности. Слушайте! Жандармы устроили такую
драку у колодца, точно кошки с собаками. Друг другу не доверяли, своего же
парня не пускали в колодец, пока он не оставил им все, что подобрал раньше.
Жандармы совсем вышли из повиновения. Шефу пришлось пригрозить пистолетом,
чтобы заставить самого маленького и щуплого спуститься в колодец. А тот, как
только добрался до дна, начал их шантажировать. Все, конечно, надавали ему
обещаний, но когда он вылез из колодца, стали его бить. Они все еще лупили его,
когда я уходил.
– Но
теперь мешок твой пуст, – заметил Генри.
– Да,
и это сейчас самая большая для нас беда, – согласился Френсис. – Будь
у меня достаточно денег, они бы никогда не добрались до нас. Кажется, я
чересчур расщедрился. Я не знал, что этот сброд можно так дешево купить. Но
сейчас я сообщу вам такое, что вы ахнете: Торрес, сеньор Торрес, сеньор
Альварес Торрес, элегантный джентльмен и старинный друг семейства Солано,
возглавляет погоню вместе с шефом! Он вне себя, потому что они задерживаются.
Он чуть всерьез не поссорился с шефом из-за того, что тот не может сладить со
своими жандармами. Да, милые мои, он послал шефа ко всем чертям. Я отчетливо
слышал, как он послал его ко всем чертям!
Проскакав
еще миль пять, утомленные лошади пали. Тропинка в этом месте спускалась в глубокое,
мрачное ущелье и снова вилась вверх по противоположному склону; Френсис настоял
на том, чтобы все продолжали путь, а сам остался. Он выждал несколько минут и,
дав своим спутникам уйти вперед, последовал за ними, так сказать, в арьергарде.
Немного спустя он вышел на открытое место, где землю покрывала лишь густая
поросль травы и, к своему ужасу, увидел следы лошадиных копыт – они точно
глубокие тарелки лежали перед ним на дерне. В образовавшихся углублениях
скопилась темная маслянистая жидкость, в которой Френсис сразу распознал сырую
нефть. Это были только первые следы нефти – она просачивалась сюда из ручейка,
который протекал чуть выше и, видно, был ответвлением главного потока. А шагов
через сто Френсис наткнулся и на самый поток – целую реку нефти, стекавшую с
такого крутого склона, что, будь это вода, она образовала бы здесь водопад. Но
поскольку это была сырая нефть, густая, как патока, она и текла с горы медленно
– как текла бы патока. Здесь Френсис решил устроить засаду, чтобы не
перебираться через нефтяную реку; он присел на камень, положил подле себя с
одной стороны ружье, а с другой пистолет-автомат, скрутил цыгарку, закурил и
стал прислушиваться, с минуты на минуту ожидая услышать звук приближающейся
погони.
В это
время избитый до полусмерти пеон, которому угрожало еще более жестокое
избиение, нахлестывая свою и без того уже загнанную клячу, проезжал по верху
ущелья, как раз над Френсисом. У самой нефтескважины измученное животное упало;
пинками он заставил кобылу подняться на ноги и стал так лупить палкой, что она,
прихрамывая, бросилась прочь от него в джунгли. Однако первый день его
приключений еще не кончился, хоть он и не знал этого. Он тоже присел на камень,
поджав под себя ноги, чтобы не касаться нефти, скрутил цыгарку, закурил и
принялся смотреть на вытекавшую из скважины нефть. Вдруг он услышал чьи-то
голоса и стремглав бросился в заросли, подступавшие к самому этому месту;
выглянув оттуда украдкой, он увидел двух незнакомых мужчин. Они подошли прямо к
скважине и, повернув при помощи железного колеса распределительный клапан,
уменьшили ток нефти.
– Хватит! –
скомандовал тот, кто, по-видимому, был старшим. – Если туже завернуть,
трубы могут лопнуть от напора – об этом меня особо предупреждал этот
инженер-гринго.
Теперь
только маленький ручеек нефти, представлявший, однако, известную опасность,
стекал вниз по склону горы. Не успели эти двое закончить работу, как из лесу
выехал отряд всадников, в которых притаившийся пеон узнал своего хозяина и его
соседей-плантаторов, а также их надсмотрщиков. Для этой компании охота на
беглого рабочего была таким же удовольствием, как для англичан – охота на лисиц.
Нет,
нефтяники никого не видели. Но плантатор, ехавший во главе отряда, заметил
отпечатки копыт и, пришпорив коня, помчался по следу, – остальные за ним.
Пеон
выжидал, пока они уедут, курил цыгарку и размышлял. Когда все скрылись из виду,
он осторожно вышел из своего укрытия и раскрутил до отказа колесо, регулирующее
подачу нефти. Под напором подземных газов нефть забила фонтаном и потекла вниз
по горе уже настоящей рекой. Пеон прислушался: до него доносилось шипение,
клокотание, бурление вырывавшегося из скважины газа. Что тут происходит, он не
понимал и сохранил свою жизнь для дальнейших приключений только потому, что
извел последнюю спичку, когда закуривал цыгарку, – это и спасло его.
Тщетно обыскал он свои лохмотья, уши, за ушами и волосы – спичек не было.
Тогда он
посмотрел на нефтяную реку, торжествуя, что пропадает столько добра, и,
вспомнив про тропу на дне каньона, ринулся вниз, где его и встретил Френсис с
пистолетом-автоматом в руке. Пеон в ужасе рухнул на свои израненные, ободранные
колени и стал молить о пощаде человека, которого он дважды предал в этот день.
Френсис смотрел на него и не узнавал: лицо пеона было все исцарапано, кровь от
ссадин запеклась и превратила его в подобие маски.
– Amigo,
amigo [14], –
лепетал он.
Внизу,
где пролегала тропа, послышался грохот камня, по-видимому потревоженного
чьей-то ногой. И в ту же минуту Френсис узнал в этом жалком человеке пеона,
которому он отдал добрую половину виски из своей фляги.
– Ну,
amigo, – сказал ему Френсис на местном наречии, – похоже, что они
гонятся за тобой?
– Они
убьют меня, они засекут меня до смерти, они очень разгневаны, – лепетал
несчастный. – Вы мой единственный друг, мой отец и моя мать! Спасите меня!
– Ты
умеешь стрелять? – спросил его Френсис.
– Я
был охотником в Кордильерах, сеньор, пока не продался в рабство.
Френсис
дал ему пистолет-автомат, жестом показал, где укрыться, и велел стрелять,
только когда он будет уверен, что не промахнется. А про себя Френсис подумал:
«В Территауне сейчас на кортах уже играют в гольф. А миссис Беллингхем сидит,
наверно, на веранде клуба и ломает голову над тем, чем расплачиваться за три
тысячи фишек, которые она проиграла, и молит бога, чтобы счастье улыбнулось ей.
А я – я стою вот тут – господи боже мой! – и путь мне преграждает нефть…»
Размышления
его были внезапно прерваны появлением начальника полиции, Торреса и жандармов.
Френсис мгновенно выстрелил, и столь же мгновенно они исчезли из виду. Он даже
не мог сказать, задела ли кого-нибудь его пуля, или преследователи просто
отступили. Они, как видно, не собирались атаковать в лоб, а решили продвигаться
вперед, прячась за деревьями. Френсис и пеон последовали их примеру и
спрятались за скалами в кустарнике, часто перебегая с места на место.
По
истечении часа в ружье у Френсиса остался всего один патрон. В пистолете у
пеона благодаря наставлениям и угрозам Френсиса было еще два патрона. Но час
они все-таки выиграли для Леонсии и для тех, кто был с ней; к тому же Френсиса
поддерживало сознание, что он в любую минуту может перейти вброд через нефтяную
реку и скрыться. Дело обстояло не так уж скверно, и все бы обошлось
благополучно, если бы наверху не показался еще один отряд всадников, которые
немедля стали спускаться по склону, стреляя на ходу из-за деревьев. Это были
плантатор и его друзья, искавшие беглого пеона, но Френсис подумал, что еще
какой-то полицейский отряд послан в погоню за ним; к тому же огонь, который
открыли всадники, казалось, подтверждал его предположение.
Пеон
подполз к Френсису и отдал ему пистолет, показав, что в нем осталось всего два
патрона, а взамен попросил коробку спичек. Затем он жестом велел Френсису
перейти через ущелье и взобраться на противоположный склон. Смутно догадываясь
о намерении пеона, Френсис повиновался и со своей новой, более выгодной позиции
выпустил последнюю пулю из ружья в приближавшийся отряд и заставил его
отступить назад в ущелье.
В
следующую минуту нефтяная река, в которую пеон бросил заложенную спичку,
превратилась в огненную реку. Еще через минуту из нефтяной скважины на горе в
воздух взвился столб вспыхнувшего газа высотою в сто футов. А еще через минуту
огненный поток понесся вниз по ущелью, прямо на Торреса и жандармов.
Изнемогая
от жара пылающей нефти, Френсис и пеон взобрались на самый верх склона, сделали
круг, обошли горящую нефть и, снова выйдя на тропу, побежали вперед.
|