4. Невзгоды принца начинаются
Толпа травила и преследовала принца в течение многих часов,
а потом отхлынула и оставила его в покое. Пока у принца хватало сил яростно
отбиваться от черни, грозя ей своей королевской немилостью, пока он мог
по-королевски отдавать ей приказания, это забавляло всех, но когда усталость,
наконец, принудила принца умолкнуть, он утратил для мучителей всякую занимательность,
и они отправились искать себе других развлечений. Принц стал озираться вокруг,
но не узнавал местности; он знал только, что находится в Лондоне. Он пошел куда
глаза глядят. Немного погодя дома стали редеть, прохожих встречалось все
меньше. Он окунул окровавленные ноги в ручей, протекавший там, где теперь
находится Фарингдон-стрит, отдохнул несколько минут и снова пустился в путь.
Скоро добрел он до большого пустыря, где было лишь несколько беспорядочно
разбросанных зданий и стояла огромная церковь. Принц узнал эту церковь. Она
была окружена лесами, и всюду возились рабочие: ее перестраивали заново. Принц
сразу приободрился. Он почувствовал, что его злоключениям – конец, и сказал
себе: «Это древняя церковь Серых монахов, которую король, мой отец, отнял у них
и превратил в убежище для брошенных и бедных детей и дал ей новое название –
Христова обитель. Здешние питомцы, конечно, с радостью окажут услугу сыну того,
кто был так щедр и великодушен к ним, тем более что этот сын так же покинут и
беден, как те, что ныне нашли здесь приют или найдут его в будущем».
Скоро он очутился в толпе мальчуганов, которые бегали,
прыгали, играли в мяч и в чехарду, – каждый забавлялся, как мог, и все
страшно шумели. Они были одеты одинаково, как одевались в те дни подмастерья и
слуги. У каждого на макушке была плоская черная шапочка величиною с
блюдце, – она не защищала головы, потому что была очень мала, и уж совсем
не украшала ее; из-под шапочки падали на лоб волосы, подстриженные в кружок,
без пробора; на шее – воротник, как у лиц духовного звания; синий камзол с
широкими рукавами, плотно облегавший тело и доходивший до колен; широкий
красный пояс, ярко-желтые чулки, перетянутые выше колен подвязками, и туфли с
большими металлическими пряжками. Это был достаточно безобразный костюм.
Мальчики прекратили игру и столпились вокруг принца. Тот
проговорил с прирожденным достоинством:
– Добрые мальчики, скажите вашему начальнику, что с ним
желает беседовать Эдуард, принц Уэльский.
Эти слова были встречены громкими криками, а один наглый
подросток сказал:
– Ты, что ли, оборванец, посол его милости?
Лицо принца вспыхнуло гневом, он привычным жестом протянул
было руку к бедру, но ничего не нашел. Все дружно захохотали, и один мальчишка
крикнул:
– Видали? Он и впрямь был уверен, что у него, как у
принца, есть шпага!
Эта насмешка вызвала новый взрыв хохота. Эдуард гордо
выпрямился и сказал:
– Да, я принц. И не подобает вам, кормящимся щедротами
отца моего, так обращаться со мною.
Слова его показались чрезвычайно забавными, и толпа опять
захохотала. Подросток, который вступил в разговор раньше всех, крикнул своим
товарищам:
– Эй вы, свиньи, рабы, нахлебники царственного отца его
милости, или вы забыли приличия? Скорее на колени, вы все, да стукайте лбами
покрепче! Кланяйтесь его королевской особе и его королевским лохмотьям!
И с буйным весельем они все упали на колени, воздавая своей
жертве глумливые почести.
Принц пнул ближайшего мальчишку ногой и с негодованием
сказал:
– Вот тебе покуда задаток, а завтра я тебя вздерну на
виселицу!
Э, это уж не шутка! Какие тут шутки! Смех мгновенно умолк, и
веселье уступило место ярости. Голосов десять закричало:
– Держи его! Волоки его в пруд! Где собаки? Хватай его,
Лев! Хватай его, Клыкастый!
Затем последовала сцена, какой никогда еще не видела Англия:
плебеи подняли руку на священную особу наследника и стали травить его псами,
которые чуть не разорвали его.
К ночи принц очутился в густо населенной части города. Тело
его было в синяках, руки в крови, лохмотья забрызганы грязью. Он бродил по
улицам, все больше теряя мужество, – усталый и слабый, еле волоча ноги. Он
уже перестал задавать вопросы прохожим, потому что те отвечали ему одними
ругательствами. Он бормотал про себя:
– Двор Отбросов! Только бы хватило у меня сил не упасть
и дотащиться до него, – тогда я спасен. Родные этого мальчишки отведут
меня во дворец, скажут, что я не принадлежу к их семье, что я истинный
принц, – и я снова стану, чем был.
Время от времени он вспоминал, как его обидели мальчишки из
Христовой обители, и говорил себе:
– Когда я сделаюсь королем, они не только получат от
меня пищу и кров, но будут учиться по книгам, так как сытый желудок немногого
стоит, когда голодают сердце и ум. Эту историю я постараюсь хорошенько
запомнить, чтобы урок, полученный мною сегодня, не пропал даром и мой народ не
страдал бы от невежества. Знание смягчает сердца, воспитывает милосердие и жалость.
В окнах зажглись огни, поднялся ветер, пошел дождь, –
наступила сырая, холодная ночь. Бездомный принц, бесприютный наследник
английского трона шел все дальше и дальше, углубляясь в лабиринты грязных улиц,
где теснились кишащие ульи нищеты.
Вдруг какой-то пьяный огромного роста грубо схватил его за
шиворот и сказал:
– Опять прошлялся до такого позднего часа, а домой,
небось, не принес ни одного медного фартинга! Ну смотри! Если ты без денег, я
переломаю тебе все твои тощие ребра, не будь я Джон Кенти!
Принц вырвался из рук пьяницы и, брезгливо потирая
оскверненное его прикосновением плечо, вскричал:
– О, ты его отец? Слава благим небесам! Отведи
меня в родительский дом, а его уведи оттуда.
– Его отец? Не знаю, что ты хочешь сказать, но
знаю, что твой отец я… И скоро ты на собственной шкуре…
– О, не шути, не лукавь и не мешкай! Я устал, я
изранен, я не в силах терпеть. Отведи меня к моему отцу, королю, и он наградит
тебя такими богатствами, какие тебе не снились и в самом причудливом сне. Верь
мне, верь, я не лгу, я говорю чистую правду! Протяни мне руку, спаси меня! Я
воистину принц Уэльский!
С изумлением уставился Джон Кенти на мальчика и, качая
головой, пробормотал:
– Спятил с ума, словно сейчас из сумасшедшего дома.
Потом он опять схватил принца за шиворот, хрипло засмеялся и
выругался:
– В своем ты уме или нет, а мы с бабкой пересчитаем
тебе все ребра, не будь я Джон Кенти!
И он потащил за собой упирающегося, разъяренного принца и
скрылся вместе с ним в одном из ближайших дворов, провожаемый громкими и
веселыми криками гнусного уличного сброда.
|