Увеличить |
19. Король у крестьян
Проснувшись рано утром, король заметил, что мокрая, но
догадливая крыса прокралась ночью к нему и приютилась у него на груди. Когда он
пошевелился, крыса убежала. Мальчик с улыбкой сказал:
– Глупая, чего ты боишься? Я такой же бездомный, как и
ты. Стыдно мне было бы обидеть беззащитного, когда я сам беззащитен. Я
признателен тебе за доброе предзнаменование: когда король опустился так низко,
что даже крысы укладываются спать у него на груди, – это верный признак,
что скоро судьба его должна измениться, так как ясно, что ниже упасть нельзя.
Он встал, вышел из стойла и в ту же минуту услышал детские
голоса. Дверь сарая отворилась, и вошли две маленькие девочки. Заметив короля,
они сразу перестали болтать и смеяться и остановились как вкопанные,
разглядывая его с большим любопытством; потом пошептались, потом подошли ближе
и опять остановились, опять поглядели на него и опять зашептались. Мало-помалу
они набрались храбрости и начали говорить о нем довольно громко. Одна сказала:
– У него лицо красивое.
Другая прибавила:
– И волосы кудрявые.
– Но одет он очень скверно.
– И какой голодный на вид!
Они подошли ближе, застенчиво обошли несколько раз вокруг
него, внимательно его рассматривая, словно он был каким-то странным,
невиданным; зверем, боязливо и зорко наблюдая за ним, как бы боясь, что этот
зверь, чего доброго, укусит. В конце концов они остановились перед ним, держась
за руки, как бы ища защиты друг у дружки, и вытаращили на пего свои простодушные
глазенки; потом одна из них, набравшись храбрости, напрямик спросила:
– Кто ты, мальчик?
– Я король, – ответил он с достоинством.
Девочки слегка отшатнулись, широко раскрыв глаза, и
полминуты не могли выговорить ни слова; потом любопытство взяло верх.
– Король? Какой король?
– Король Англии.
Девочки посмотрели друг на дружку, потом на него, потом
опять друг на дружку – удивленно, смущенно. Затем одна из них сказала:
– Ты слышишь, Марджери? Он говорит, что он король.
Может ли это быть правдой?
– Как же это может быть неправда, Присей? Разве он
станет лгать? Ведь ты понимаешь, Присей, если это не правда, значит это ложь.
Подумай как следует. Все, что не правда, то – ложь; с этим уж ничего не
поделаешь.
Довод был здравый и неопровержимый; сомнения Присей сразу
рассеялись.
Она подумала минутку, положилась на честность короля и
бесхитростно сказала:
– Если ты вправду король, я тебе верю.
– Я вправду король.
Таким образом дело уладилось. Королевское звание его
величества было признано без дальнейших споров, и девочки принялись расспрашивать
его, как он попал сюда, и почему он так не по-королевски одет, и куда он идет.
Король и сам был рад отвести душу – рассказать о своих злоключениях
кому-нибудь, кто не станет смеяться над ним или сомневаться в правдивости его
слов; он с жаром рассказал свою историю, на время позабыв даже о голоде, и
добрые девочки выслушали его с глубоким сочувствием. Но когда он дошел до
последних своих несчастий и они узнали, как давно он ничего не ел, они перебили
его на полуслове и потащили домой, чтобы поскорее накормить.
Теперь король был счастлив и весел.
«Когда я вернусь во дворец, – говорил он себе, – я
буду всегда заботиться о маленьких детях, в память того, как эти девочки не
испугались меня и поверили мне, когда я был в несчастье, а те, кто старше их и считают
себя умнее, только издевались надо мною, выставляя меня лжецом».
Мать девочек приняла короля участливо: ее доброе женское
сердце было тронуто горькой долей бездомного мальчика, да еще вдобавок
помешанного. Она была вдова и далеко не богата, сама натерпелась довольно горя
и потому умела сочувствовать несчастным. Она вообразила, что помешанный мальчик
убежал от своих родных или сторожей, и все допытывалась, откуда он пришел,
чтобы вернуть его домой; она называла соседние города и деревни, но все ее расспросы
были напрасны. По лицу мальчика и по его ответам она видела, что ему незнакомо
то, о чем она говорит. Он просто и охотно говорил о придворной жизни, раза два
всплакнул, вспомнив о покойном короле, «своем отце», но как только разговор
переходил на более низменные темы, мальчик становился безучастным и умолкал.
Женщина была озадачена, но не сдалась. Хлопоча у очага, она
пускалась на всевозможные хитрости, чтобы выведать, кто такой этот мальчик. Она
заговорила с ним о коровах – он остался равнодушен; завела речь об овцах – то
же самое; таким образом, ее догадки насчет того, что он был пастухом, оказались
ошибочными; она заговорила о мельницах, о ткачах, лудильщиках, кузнецах, о
всевозможных мастерствах и ремеслах; потом о сумасшедшем доме, о тюрьмах, о приютах
– напрасно: она всюду потерпела поражение. Впрочем, нет; может быть, он
чей-нибудь слуга? Да, теперь она была уверена, что напала на верный след: без
сомнения, он служил в каком-нибудь доме. Она завела об этом разговор. Но и тут
ничего не добилась: разговор о подметании комнат и топке очага, видно, тяготил
мальчика; чистка посуды не вызывала в нем никакого восторга. Тогда добрая
женщина, уже теряя надежду, на всякий случай заговорила о стряпне. К великому
ее удивлению и радости, лицо короля вдруг просияло! Ага, наконец-то она поймала
его; она была горда, что добилась этого так проницательно и политично. Ее
уставший язык мог, наконец, отдохнуть, потому что король, вдохновленный
пожирающим его голодом и соблазнительным запахом, исходившим от брызгающих
пеною горшков и кастрюль, пустился в долгие красноречивые описания разных
лакомых блюд. Через три минуты женщина уже говорила себе: «Ну конечно, я была
права: он работал на кухне!»
А король называл все новые и новые блюда и обсуждал их с
таким воодушевлением и знанием дела, что женщина думала:
«Откуда он знает столько кушаний, да еще таких мудреных,
которые подают за столом только у богачей и вельмож? А, понимаю! Теперь он
оборванец, но прежде, пока не свихнулся, служил, должно быть, во дворце. Да,
наверно он работал на кухне у самого короля! Надо испытать его!»
Чтобы проверить свою догадку, она велела королю присмотреть
за кушаньем, намекнув, что он может и сам постряпать, коли у него есть охота, и
сготовить одно-два блюда лишних. Потом вышла из комнаты, сделав знак своим
дочкам следовать за нею.
Король пробормотал:
«В былые времена такое же поручение было дано другому
английскому королю, нет ничего унизительного для моего достоинства заняться
делом, до которого снизошел сам Альфред Великий[21]. Но я постараюсь
лучше него оправдать доверие своей хозяйки, так как у него лепешки подгорели».
Намерение было доброе, но исполнение оказалось много хуже;
скоро и этот король, как и тот – в былые времена, углубился в свои мысли, и
случилась та же беда: кушанье подгорело. Женщина вернулась во-время, чтобы
спасти завтрак от окончательной гибели, и быстро вывела короля из задумчивости,
обругав его на совесть и без всяких церемоний. Затем, видя, что он сам огорчен
тем, что не оправдал ее доверия, смягчилась и опять стала доброй и ласковой.
Мальчик вкусно и сытно позавтракал и после еды приободрился
и повеселел. Этот завтрак был замечателен тем, что и хозяйка и гость относились
друг к другу снисходительно, забывая о высоте своего звания; и в то же время ни
гость не сознавал, что ему оказывается милость, ни хозяйка. Женщина собиралась
покормить этого бродягу объедками где-нибудь в уголке, как кормят бродяг или
собак, но ее мучила совесть, что она изругала его, ей хотелось чем-нибудь это
загладить, и она посадила его за один стол с собою и своими детьми и –
умышленно подчеркивая это – обращалась с ним, как с равным. Король со своей
стороны укорял себя за то, что не оправдал доверия семьи, которая отнеслась к
нему так ласково, и решил искупить свою вину, снизойдя к ним и не требуя, чтобы
фермерша и дети стояли и прислуживали ему, в то время как он будет кушать один
за столом, как приличествует его сану и званию. Каждому из нас полезно иногда
отложить в сторону свое чванство. Добрая женщина весь день была счастлива,
хваля себя за свое снисхождение к маленькому бродяге, а король тоже был доволен
собой, потому что подарил своим благоволением простую крестьянку.
Когда завтрак был съеден, фермерша велела королю вымыть
посуду; это в первую минуту смутило его, и он хотел было отказаться, но потом
сказал себе: «Альфред Великий присматривал за лепешками; без сомнения, он вымыл
бы и посуду, если бы его о том попросили. Попробую-ка и я!»
Проба оказалась неудачной; он был очень изумлен, так как
думал, что вымыть деревянные ложки и миски – пустое дело. Занятие это оказалось
скучным и хлопотливым, однако король кое-как справился. Ему уже не терпелось
продолжать путь, но отделаться от домовитой фермерши было не так-то легко, она
давала ему то одну, то другую работу, и он все исполнял добросовестно и довольно
успешно. Между прочим, она посадила его вместе с девочками чистить зимние
яблоки, но это у него не ладилось, тогда она велела ему наточить кухонный нож;
потом заставила его расчесывать шерсть, и он скоро решил, что давно перещеголял
доброго короля Альфреда в разных показных геройствах, которые выходят такими
замечательными в рассказах и исторических книгах, словом! – что с него
достаточно. И когда после обеда фермерша дала ему корзинку с котятами и велела
их утопить, он отказался. Вернее, он собирался отказаться, так как чувствовал,
что надо же где-нибудь поставить точку и что удобнее всего отказаться именно топить
котят, – но ему помешали. Помешали Джон Кенти, с коробом разносчика за
спиной, и Гуго!
Король увидел обоих негодяев, приближавшихся к воротам,
прежде чем они успели его заметить; не сказав ни слова, он взял корзинку с
котятами и тихонько вышел в заднюю дверь. Котят он оставил в сенях, а сам
пустился во всю прыть по узкому переулку.
|