XVI
Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
- Ну что, повеселился? - сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» - подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
- Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
- Вот как, - сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. - Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
- Очень много, - краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. - Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
- Что? Кому?: Шутишь! - крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
- Я обещал заплатить завтра, - сказал Николай.
- Ну!: - сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
- Что же делать! С кем это не случалось! - сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что‑то.
- Да, да, - проговорил он, - трудно, я боюсь, трудно достать:с кем не бывало! да, с кем не бывало: - И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты: Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
- Папенька! па:пенька! - закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! - И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.
В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
- Мама!: Мама!: он мне сделал:
- Что сделал?
- Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! - кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
- Наташа, полно, глупости! - сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
- Ну вот, глупости! - Я вам дело говорю, - сердито сказала Наташа. - Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»:
Графиня пожала плечами.
- Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
- Нет, он не дурак, - обиженно и серьезно сказала Наташа.
- Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! - сердито смеясь, проговорила графиня. - С Богом!
- Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
- Ну, так так и скажи ему.
- Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
- Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, - сказала графиня, улыбаясь.
- Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, - прибавила она, отвечая на ее улыбку. - А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
- Ну всё‑таки надо отказать.
- Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
- Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, - сердито и насмешливо сказала мать.
- Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
- Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, - сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
- Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, - и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
- Натали, - сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, - решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
- Василий Дмитрич, мне вас так жалко!: Нет, но вы такой славный: но не надо: это: а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
- Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, - сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, - но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
- Г'афиня, - сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что‑то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
- Г'афиня, я виноват перед вами, - продолжал Денисов прерывающимся голосом, - но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам: - Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо: - Ну п'ощайте, г'афиня, - сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
|