 Увеличить |
Книга седьмая
Дело Шанматье
Глава первая.
Сестра Симплиция
Не все происшествия, о которых сейчас пойдет речь, стали
известны в Монрейле – Приморском, но и то немногое, что проникло туда, оставило
в этом городе такое яркое воспоминание, что в нашей книге оказался бы большой
пробел, если бы мы не рассказали о них во всех подробностях.
Среди этих подробностей читатель встретит обстоятельства,
которые покажутся ему неправдоподобными, но мы сохраним их из уважения к
истине.
После посещения Жавера, около полудня, Мадлен, как обычно,
отправился навестить Фантину.
Прежде чем войти в ее палату, он вызвал к себе сестру
Симплицию.
Две монахини, служившие сиделками в больнице, были, как и
все сестры милосердия, лазаристками. Одну из них звали сестра Перепетуя, другую
– сестра Симплиция.
Сестра Перепетуя, попросту сиделка, была самая обыкновенная
крестьянка, поступившая в услужение к богу, как она поступила бы на всякое
другое место. Она пошла в монахини, как идут в кухарки. Подобный тип далеко не
редкость. Монашеские ордена охотно прибирают к рукам грубую мужицкую глину, из
которой нетрудно вылепить что угодно: и капуцина и урсулинку. Деревенщину
обычно посылают на черную работу благочестия. Превращение волопаса в кармелита
совершается очень просто; волопас становится кармелитом без особых затруднений;
невежество, объединяющее деревню и монастырь, быстро подготовляет почву для
сближения и сразу уравнивает сельского жителя с монахом. Блуза поширевот вам и
ряса. Сестра Перепетуя была здоровенная монахиня родом из Марин близ Понтуаза;
дерзкая, честная и краснощекая, она говорила на языке простонародья, бормотала
псалмы, брюзжалa, подслащивала лекарственный отвар, в зависимости от степени
ханжества или лицемерия пациента, грубила больным, ворчала на умирающих,
приставала к ним с господом богом и сердито глушила их агонию молитвами.
Сестра Симплиция была бела чистейшей белизною воска. Рядом с
сестрой Перепетуей она напоминала восковую свечу, стоящую возле сальной. Венсен
де Поль превосходно запечатлел образ сестры милосердия в тех прекрасных словах,
где слиты воедино безграничная свобода и полное порабощение: «Не будет у них
иной обители – кроме больницы, иной кельи – кроме угла, сдающегося внаем, иной
часовни – кроме приходской церкви, иного монастырского двора – кроме улицы
города или же больничной палаты, иной ограды – кроме послушания, иной решетки –
кроме страха божия, иного покрывала – кроме скромности». Сестра Симплиция
являлась олицетворением этого идеала. Никто не знал, сколько сестре Симплиции
лет; она никогда не была молода и, казалось, никогда не будет старой. Это была
особа – мы не смеем сказать «женщина» – кроткая, строгая, хорошо воспитанная,
холодная, не солгавшая ни разу в жизни. Она была до того кротка, что казалась
хрупкой, и в то же время была крепче гранита. Она прикасалась к страждущим
чудесными пальцами, тонкими и прозрачными. От ее речей словно веяло тишиной;
она говорила ровно столько, сколько было необходимо; звук ее голоса в
одинаковой степени мог бы наставить грешника в исповедальне и очаровать
слушателя в светской гостиной. И это нежное создание охотно мирилось с грубым
шерстяным платьем, чувствуя в его жестком прикосновении постоянное напоминание
о небесах и о боге. Подчеркнем одну особенность. Полная неспособность лгать,
полная неспособность сказать, даже по необходимости, даже невольно, что бы то
ни было, не соответствующее истине, – такова была отличительная черта
характера сестры Симплиции, такова была высшая ее добродетель. Эта
непоколебимая правдивость снискала ей славу чуть ли не во всей конгрегации.
Аббат Сикар упоминает о сестре Симплиции в письме к глухонемому Масье. «Как бы
искренни, как бы чисты мы ни были, в нашей правдивости всегда можно найти
трещинку – трещинку мелкой невинной лжи. Но только не у сестры Симплиции».
Мелкая ложь, невинная ложь – да полно, существует ли она! Ложь – это воплощение
зла. Солгать чуть-чуть – невозможно; тот, кто лжет, лжет до конца; ложь-это
олицетворение дьявола; у Сатаны есть два имени: он зовется Сатаной, и он
зовется Ложью. Так думала она. И как думала, так и поступала. Отсюда и
проистекала та чистейшая белизна, о которой мы уже говорили, – белизна,
сияние которой распространялось даже на ее уста и глаза. У нее была сияющая
чистотой улыбка, у нее был сияющий чистотой взгляд. В окне этой совести не было
ни одной паутинки, ни одной пылинки. Вступая в общину Сен – Венсен де Поль, она
приняла имя Симплиции, и выбор ее был не случаен. Как известно, Симплиция
Сицилийская – это та святая, которая дала вырвать себе обе груди, но, будучи
уроженкой Сиракуз, не согласилась сказать, что родилась в Сежесте, хотя эта
ложь спасла бы ее. Она была подходящей заступницей для этой святой души.
У сестры Симплиции, когда она вступала в общину, были две
слабости, от которых она постепенно избавилась: она питала пристрастие к
лакомствам и любила получать письма. Она никогда ничего не читала, кроме молитвенника,
написанного крупным шрифтом по-латыни. Она не понимала латыни, но понимала
молитвенник.
Благочестивая девушка привязалась к Фантине, очевидно,
чувствуя в ней скрытую добродетель, и посвятила себя почти исключительно уходу
за ней.
Мадлен отвел сестру Симплицию в сторону и каким-то странным
тоном, который припомнился сестре несколько позже, попросил ее позаботиться о
Фантине.
Переговорив с сестрой, он подошел к Фантине.
Фантина каждый день ждала появления Мадлена, как ждут
солнечного луча, несущего с собой тепло и радость Она говорила сестрам: «Я
только тогда в живу, когда приходит господин мэр».
В этот день ее сильно лихорадило Увидев Мадлена, она сейчас
же спросила:
– А Козетта?
– Скоро, – ответил он, улыбаясь.
Мадлен держал себя с Фантиной как обычно. Только вместо
получаса он, к великому удовольствию Фантины, просидел целый час. Он тысячу раз
повторил окружающим, что больная ни в чем не должка нуждаться. Все заметили,
что на минуту лицо его стало очень мрачным. Однако это объяснилось, когда узнали,
что врач, нагнувшись, шепнул ему на ухо: «Ей значительно хуже».
Затем он вернулся в мэрию, и конторщик видел, как он,
внимательно изучив дорожную карту Франции, висевшую у него в кабинете,
карандашом записал на клочке бумаги какие-то цифры.
|
