Книга шестая
Жавер
Глава первая.
Начало умиротворения
Мадлен велел перенести Фантину в больницу, устроенную им в
том доме, где – жил он сам, и поручил ее сестрам – те сразу же уложили ее в
постель. У нее открылась сильнейшая горячка. Почти всю ночь она была без памяти
и громко бредила. Однако под утро она все же уснула.
На другой день около полудня Фантина проснулась и услышала у
своей постели, совсем близко, чье-то дыхание; она отвернула полог и увидела стоявшего
подле нее Мадлена, – он устремил взгляд куда-то поверх ее головы. Взгляд
этот был полон тревоги и сострадания и молил о чем-то. Она проследила
направление этого взгляда и увидела, что он был обращен к висевшему на стене
распятию.
Отныне Мадлен совершенно преобразился в глазах Фантины. Ей
казалось, что от него исходит сияние. Видимо, он был погружен в молитву. Она
долго смотрела на него, не осмеливаясь нарушить его задумчивость. Наконец она
робко проговорила:
– Что это вы делаете?
Мадлен стоял здесь уже целый час. Он ждал, когда Фантина
проснется. Взяв ее руку, он пощупал пульс и спросил:
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, я немного поспала, – ответила
она, – кажется, мне лучше. Это скоро пройдет.
Отвечая на вопрос, который она задала ему вначале, и как
будто только что услышав его, он сказал:
– Я молился страдальцу, который там, на небесах.
И мысленно добавил: «За страдалицу, которая здесь, на
земле».
Ночь и утро Мадлен провел в розысках. Теперь он знал все.
История Фантины стала известна ему во всех ее душераздирающих подробностях. Он
продолжал:
– Вы много выстрадали, бедная мать. О, не сетуйте, ваш
удел – удел избранных! Именно таким путем люди создают ангелов. Люди не
виноваты: они не умеют делать это по-иному. Тот ад, из которого вы
вышли, – начало рая. Пройти через него было необходимо.
Он глубоко вздохнул. А она улыбалась ему своей особенной
улыбкой, которой недостаток двух передних зубов придавал высшую красоту.
Этой же ночью Жавер написал письмо. Утром он сам сдал это
письмо в почтовую контору Монрейля – Приморского. Оно было адресовано в Париж,
надпись на конверте гласила: «Господину Шабулье, секретарю префекта полиции».
Так как происшествие в полицейском участке получило широкую огласку,
почтмейстерша и еще несколько человек, видевшие письмо до того, как оно было
отправлено, и узнавшие на конверте почерк Жавера, решили, что он посылает
прошение об отставке.
Мадлен поспешил написать супругам Тенардье. Фантина
задолжала им сто двадцать франков. Он послал триста, с тем чтобы они взяли себе
причитающуюся им сумму, а на остальные немедленно привезли ребенка в Монрейль –
Приморский, где его ожидает больная мать.
Тенардье был потрясен.
– Черт побери, – сказал он жене, – мы не
выпустим из рук ребенка. Вот когда эта пичуга превратится в дойную корову! Я догадываюсь,
в чем тут дело. Какой-нибудь простофиля втюрился в мамашу.
Он прислал в ответ искусно составленный счет на пятьсот с
чем-то франков. В этом счете фигурировали два других неоспоримых счета, один от
врача, другой от аптекаря, которые лечили и снабжали лекарствами Эпонину и
Азельму, перенесших длительную болезнь. А Козетта, как мы уже говорили, была
здорова. Пришлось сделать лишь маленькую подтасовку имен. Под счетом Тенардье
приписал: «Получено в счет долга триста франков».
Мадлен немедленно послал еще триста франков и написал:
«Поскорее привезите Козетту».
– Черта с два! – сказал Тенардье. – Нет, мы
не выпустим из рук ребенка.
Между тем Фантина все не поправлялась. Она по-прежнему
лежала в больнице.
Вначале сестры приняли «эту девку» и ухаживали за ней с
брезгливым чувством. Кто видел барельефы в Реймском соборе, тот помнит, как
презрительно оттопырены губы дев мудрых, взирающих на дев неразумных. Это
извечное презрение весталок к блудницам вытекает из чувства женского
достоинства. Сестры оказались во власти этого глубочайшего инстинкта, еще
усиленного в них набожностью. Однако Фантина очень быстро обезоружила их. Все
ее слова были проникнуты кротостью и смирением, страстная материнская любовь
невольно смягчала сердце. Однажды сестры услышали, как она громко бредила в
жару:
– Я была грешницей, но когда ко мне вернется мое дитя,
это будет означать, что бог простил меня. Пока я вела дурную жизнь, мне не
хотелось, чтобы моя Козетта была со мной, я не могла бы вынести ее удивленного
и грустного взгляда. Но ведь я грешила ради нее, вот почему бог прощает меня.
Когда Козетта будет здесь, я почувствую на себе благословение божие. Я взгляну
на нее, и при виде этого невинного создания мне станет легче. Она ничего еще не
знает. Понимаете, сестрицы? Ведь это ангел. Пока они такие маленькие, крылышки
у них не отпадают.
Мадлен навещал ее два раза в день, и всякий раз она
спрашивала его:
– Скоро я увижу мою Козетту?
Он отвечал:
– Возможно, что завтра утром. Я жду ее приезда с минуты
на минуту.
Бледное лицо матери сияло.
– О, как я буду счастлива! – говорила она.
Мы уже сказали, что она не поправлялась. Напротив, состояние
ее как будто ухудшалось с каждой неделей. Этот ком снега, попавший ей на голую
спину между лопаток, вызвал внезапное исчезновение испарины, и болезнь,
назревавшая в ней в течение нескольких лет, вдруг разразилась с необычайной
силой. В то время при исследовании и лечении грудных болезней уже начинали
руководствоваться полезными советами Лаэнека. Врач выслушал Фантину и покачал
головой.
Мадлен спросил врача:
– Ну как?
– У нее, кажется, есть ребенок, которого она хочет
видеть? – вопросом на вопрос ответил врач.
– Да.
– Так поторопитесь с его приездом.
Мадлен вздрогнул.
Фантина спросила у него:
– Что сказал врач?
Сделав над собой усилие, Мадлен улыбнулся.
– Он сказал, что надо поскорее послать за вашим
ребенком и что это вылечит вас.
– О да! – воскликнула она. – Он прав. Почему
только Тенардье так долго держат у себя мою Козетту? Но она приедет. О,
наконец-то счастье близко, оно тут, я уже вижу его!
Тенардье, однако, «не выпускал ребенка из рук» и все
увиливал. То Козетта не совсем здорова и нельзя ей пускаться в путь зимой То
ему надо получить в деревне мелкие просроченные долги и т. д., и
т. д.
– Я пошлю кого-нибудь за Козеттой, – сказал Мадлен
– А если понадобится, поеду сам.
Под диктовку Фантины он написал следующее письмо, которое
дал ей подписать:
«Господин Тенардье!
Отдайте Козетту подателю сего письма.
Все мелкие расходы будут вам оплачены. Остаюсь уважающая вас
Фантина».
Тем временем произошло важное событие. Тщетно пытаемся мы
как можно искуснее обтесывать таинственную глыбу – нашу жизнь. Черная жилка
рока неизменно проступает на ее поверхности.
|
