 Увеличить |
Глава четвертая.
Толомьес так весел, что поет испанскую песенку
Весь этот день от начала до конца был соткан из лучей
утренней зари. Казалось, всю природу отпустили на каникулы и она ликует.
Цветники Сен-Клу благоухали, дыхание Сены едва заметно шевелило листву
деревьев, ветви покачивались от легкого ветерка, пчелы безжалостно грабили кусты
жасмина, целая ватага бабочек налетела на тысячелистник, клевер и дикий овес;
заповедным парком французского короля завладела шумная толпа беспутных
бродяг-то были птицы.
Четыре веселые парочки, слившись с солнцем, полями, цветами,
лесом, сияли радостью жизни.
И в этом райском единении с природой молодые девушки
болтали, смеялись, бегали взапуски, танцевали, гонялись за бабочками, рвали
повилику, промачивая в высокой траве розовые ажурные чулки; юные, сумасбродные,
отнюдь не строптивые, они то и дело получали поцелуи от каждого из
мужчин, – все, кроме Фантины, замкнувшейся в своей бессознательной,
задумчивой и пугливой неприступности, все, кроме той, которая любила «Вечно ты
разыгрываешь недотрогу», – говорила ей Фэйворитка.
Таковы истинные радости. Счастливые пары – это могучий
призыв к жизни и к природе; при их появлении все сущее брызжет лаской и светом.
Некогда жила фея, которая создала рощи и луга только для влюбленных. Так
возникла бессмертная школа любовников, которая возрождается вновь и вновь и будет
существовать до тех пор, пока будут существовать рощи и школьники. Вот почему
весна увлекает мыслителей. Патриций и уличный точильщик, герцог, возведенный в
достоинство пэра, и приказный, «придворные и горожане», как говорилось
встарь, – все они подвластны этой фее. Все смеются, все ищут друг друга,
воздух пронизан сиянием апофеоза, – вот как преображает любовь! Жалкий
писец нотариуса становится полубогом. А легкие вскрики, преследование друг
друга в зеленой траве, девическая талия, которую обнимают на бегу, словечки,
звучащие, как музыка, обожание, предательское звучание одного какого-нибудь
слога, вишни, вырванные губами из губ, – все это искрится, проносясь мимо,
в каком-то божественном ликовании. Красавицы сладостно и щедро расточают себя.
Всем кажется, что это будет длиться вечно. Философы, поэты, художники взирают
на эти восторги и, ослепленные, не знают, как изобразить их. «Отплытие на
Киферы!» – восклицает Ватто; Ланкре, живописец, увековечивший разночинцев,
созерцает горожан, улетающих в лазурь; Дидро раскрывает объятия всем
влюбленным, а д'Юрфе видит среди них друидов.
После завтрака четыре парочки отправились в Королевский
цветник, как его называли в то время, посмотреть на недавно привезенное из
Индии растение, название которого мы не можем сейчас припомнить и которое
привлекало тогда в Сен – Клу весь Париж; это было причудливое, прелестное
деревцо с высоким стволом, с бесчисленными тонкими, как нити, растрепанными
веточками, лишенными листьев, но зато покрытыми множеством крошечных белых
розочек, отчего куст напоминал голову, усыпанную цветами. Около него всегда
стояла толпа любопытных.
Осмотрев деревцо, Толомьес вскричал: «Предлагаю ослов!», и,
условившись с погонщиком о цене, компания пустилась в обратный путь через Ванв
и Исси. В Исси – происшествие. Парк, конфискованный во время революции и
перешедший к тому времени во владение поставщика армии Бургена, случайно
оказался открытым. Они вошли за ограду, посетили пещеру с куклой-анахоретом,
испытали на себе все таинственные эффекты знаменитой зеркальной комнаты – этой
западни, достойной похотливого сатира, ставшего миллионером, или Тюркаре,
преобразившегося в Приапа. Молодые люди раскачали большую сетку – качели,
висевшую меж двух каштанов, воспетых аббатом де Берни. Качая красавиц и вызывая
дружный смех и взлет юбок, складки которых восхитили бы самого Греза, Толомьес,
уроженец Тулузы и немного испанец, – ведь Тулуза двоюродная сестра
Толозы, – напевал заунывным речитативом старинную испанскую песенку,
должно быть тоже навеянную образом какой-нибудь красотки, высоко взлетавшей на
веревке меж двух деревьев:
Soy de Badajoz
Amor me llama,
Toda mi alma
Es en mis ojos,
Porque ensenas
A tus piernas.[18]
Одна только Фантина отказалась качаться.
– Терпеть не могу, когда ломаются, – ядовито
пробормотала Фэйворитка.
После катанья на ослах новое развлечение: переехали на лодке
Сену и прошли пешком от Пасси до заставы Звезды. Как мы помним, молодежь была
на ногах с пяти часов утра, но что из этого! «В воскресенье не устают, –
говорила Фэйворитка, – по воскресеньям усталость тоже отдыхает». Около
трех часов дня четыре парочки, совсем ошалевшие от счастья, кубарем слетали с
русских гор. Это странного вида сооружение находилось в то время на Божонских
холмах, его извилистая линия виднелась над верхушками деревьев Елисейских
полей.
Время от времени Фэйворитка восклицала:
– Ну, а сюрприз? Я требую сюрприза.
– Терпение, – отвечал Толомьес.
|
