 Увеличить |
Книга третья
Дом на улице Плюме
Глава первая.
Таинственный дом
В середине прошлого столетия председатель парижской судебной
палаты, у которого была тайная любовница, – в то время знатные господа
выставляли своих любовниц напоказ, а буржуа их прятали, – построил
«загородный домик» в предместье Сен-Жермен, на пустынной улице Бломе, ныне
именуемой Плюме, недалеко от того места, что некогда называлось «Бой зверей».
Этот дом представлял собой двухэтажный особняк: две залы в
первом этаже, две комнаты во втором, внизу кухня, наверху будуар, под крышей
чердак, перед домом сад с широкой решеткой, выходившей на улицу. Сад занимал почти
арпан, – только его и могли разглядеть прохожие. Но за особняком был еще
узенький дворик, а в его глубине – низкий флигель из двух комнат, с погребом,
словно приготовленный на тот случай, если придется скрывать ребенка и
кормилицу. Из флигеля через потайную калитку позади него можно было выйти в
длинный, узкий коридор, вымощенный, но без свода, извивавшийся между двух
высоких стен. Скрытый с замечательным искусством, как бы затерявшийся между
оградами садов и огородов, все углы и повороты которых он повторял, этот проход
вел к другой потайной калитке, открывавшейся в четверти мили от сада, почти в
другом квартале, в пустынном конце Вавилонской улицы.
Господин председатель пользовался именно этим входом, так
что даже если бы кто-нибудь следил за ним неотступно и установил его ежедневные
таинственные отлучки, то не мог бы догадаться, что идти на Вавилонскую улицу –
значит отправиться на улицу Бломе. Благодаря предусмотрительно прикупленным
земельным участкам, изобретательный судья мог проложить потайной ход у себя, на
своей земле, не опасаясь надзора. Позднее он распродал небольшими участками,
под сады и огороды, землю по обе стороны этого коридора, и владельцы участков полагали,
что перед ними просто пограничная стена, и даже не подозревали о существовании
длинной вымощенной тропинки, змеившейся между двух заборов, среди их гряд и
фруктовых садов. Только птицы видели эту любопытную штуку. Возможно, малиновки
и синички прошлого столетия всласть посплетничали о господине председателе.
Каменный особняк, построенный во вкусе Мансара, отделанный и
обставленный во вкусе Ватто – рокайль внутри, рококо снаружи, – окруженный
тройной цветущей изгородью, имел вид довольно скромный, немного кокетливый и
отчасти торжественный, как и подобает капризу любви и судебного ведомства.
Этот дом и проход, ныне исчезнувшие, еще существовали
пятнадцать лет назад. В 93-м году какой-то медник купил дом на слом, но так как
он не мог уплатить всей суммы в срок, то его объявили несостоятельным. Таким
образом, дом, предназначенный на слом, сломил медника. С тех пор дом оставался
необитаемым и постепенно ветшал, как всякое здание, которому присутствие
человека не сообщает жизни. Он сохранил всю свою старую меблировку и снова
продавался или сдавался внаймы; выцветшее, неразборчивое объявление, висевшее
на решетке сада с 1810 года, извещало об этом десять или двенадцать горожан,
которые в течение года проходили по улице Плюме.
К концу Реставрации те же прохожие могли заметить, что
объявление исчезло и что даже открылись ставни первого этажа. Дом и в самом
деле был занят. Окна его украсились занавесочками – признак того, что там живет
женщина.
В октябре 1829 года явился человек солидного возраста и снял
усадьбу целиком, включая, разумеется, и задний флигель и внутренний проход,
кончавшийся на Вавилонской улице. Он велел привести в прежний вид два потайных
выхода этого коридора. В доме, как мы упоминали, сохранилась почти вся старая
обстановка господина председателя; новый жилец приказал кое-что обновить,
прибавил то, чего не хватало, перемостил кое-где двор, восстановил выпавшие из
стен кирпичи, ступеньки на лестнице, бруски в паркете, стекла в окнах и,
наконец, вместе с молодой девушкой и старой служанкой незаметно переехал сюда,
словно проскользнув, а не открыто вступив хозяином в свой дом. Соседи не
болтали об этом по той причине, что соседей не было.
Этот скромный жилец был Жан Вальжан, молодая девушка –
Козетта. Служанка, по имени Тусен, которую Жан Вальжан спас от больницы и
нищеты, была старая дева, провинциалка и заика – три качества, повлиявшие на
решение Жана Вальжана взять ее с собой. Он снял дом на имя г-на Фошлевана,
рантье. На основании всего того, что было рассказано раньше, читатель, без сомнения,
еще скорее узнал Жана Вальжана, чем это удалось сделать Тенардье.
Почему Жан Вальжан покинул монастырь Малый Пикпюс? Что с ним
случилось?
Ничего не случилось.
Как помнит читатель, Жан Вальжан был счастлив в монастыре,
так счастлив, что в нем в конце концов заговорила совесть. Он видел Коэетту
каждый день, он ощущал, как растет и крепнет в нем отцовское чувство, он лелеял
этого ребенка, он говорил себе, что она принадлежит ему, что никто ее не
отнимет и так будет длиться бесконечно, что она, наверное, сделается монахиней,
ибо ее каждый день к этому мягко понуждали, что монастырь, таким образом,
станет для нее, как и для него, вселенной, что он там состарится, а она
вырастет, потом и она состарится, а он умрет, что – о прекрасная
надежда! – они никогда не разлучатся. Размышляя об этом, он впал в
сомнение. Он подверг себя допросу. Он спрашивал себя, имеет ли он право на это
счастье, не создано ли оно из чужого счастья, из присвоенного и утаенного им,
стариком, счастья этого ребенка? Не было ли это кражей? Он говорил себе, что
дитя имело право узнать жизнь. прежде чем отказаться от нее; что отнять у
ребенка заранее, и как бы без его согласия, все радости под предлогом спасения
от всех испытаний, воспользоваться его неведением и одиночеством, чтобы
искусственно взрастить в нем призвание, – значит изуродовать человеческое
существо и солгать богу. И, кто знает, не возненавидит ли его когда-нибудь
Козетта, отдав себе отчет во всем этом и пожалев о том, что она – монахиня?
Последняя мысль, менее самоотверженная, чем другие, почти эгоистическая, была
для него невыносима. Он решил покинуть монастырь.
Он решился на это с отчаяньем, признав, что должен так
поступить. Препятствий не было. Пять лет жизни, проведенных в четырех стенах со
времени его исчезновения, должны были уничтожить или рассеять всякий страх. Он
мог спокойно появиться среди людей. Он состарился, и все изменилось. Кто его
теперь узнает? Кроме того, если предположить худшее, опасность существовала для
него одного, и он не имел права присуждать Козетту к монастырю на том
основании, что сам был присужден к каторге. Да и что такое опасность по сравнению
с долгом? Наконец, ничто не мешает ему быть осмотрительным и принять меры
предосторожности.
К этому времени воспитание Козетты было почти закончено.
Остановившись на определенном решении, он стал ждать случая,
и случай не замедлил представиться. Умер старый Фошлеван.
Жан Вальжан попросил аудиенции у досточтимой настоятельницы
и сказал ей, что, получив после смерти брата небольшое наследство, отныне
позволяющее ему жить не работая, он оставляет службу в монастыре и берет с
собою дочь; но так как было бы несправедливо, чтобы девочка, не принявшая
монашеского обета, бесплатно воспитывалась в обители, то он покорно просит досточтимую
настоятельницу согласиться на возмещение в пять тысяч франков, которое он и предлагает
обители за пять лет, проведенных Козеттой под ее кровом.
Так Жан Вальжан покинул монастырь Неустанного поклонения.
Оставляя монастырь, он сам нес, не доверяя носильщику,
небольшой чемодан, ключ от которого был всегда при нем. Чемоданчик возбуждал
любопытство Козетты, так как от него исходил запах бальзама.
Заметим, что отныне он не расставался с чемоданом и всегда
держал его в своей комнате. То была первая, а иногда и единственная вещь,
которую он уносил во время своих переселений. Козетта смеялась над этим и
называла чемодан неразлучным, добавляя: «Я ревную к нему».
Однако Жан Вальжан вновь вышел на волю в большой тревоге.
Он снял дом на улице Плюме и укрылся там под именем Ультима
Фошлевана.
В это же время он снял две квартиры в Париже, чтобы не
слишком привлекать внимание, всегда проживая на одной улице, и иметь
возможность, в случае необходимости, исчезнуть при малейшей опасности, –
словом, чтобы не быть захваченным врасплох, как в ту ночь, когда он чудом
спасся от Жавера. Это были убогие, бедные квартирки в двух кварталах, весьма
отдаленных один от другого, – одна на Западной улице, другая на улице
Вооруженного человека.
Время от времени вместе с Козеттой, но без Тусен, он
отправлялся то на улицу Вооруженного человека, то на Западную улицу, проводил
там месяц, полтора. Он пользовался услугами привратников и выдавал себя за
живущего в предместье рантье, у которого есть пристанище и в городе. У этого в
высшей степени добродетельного человека было целых три жилища в Париже – так он
боялся попасться полиции.
|
