 Увеличить |
Глава одиннадцатая.
Глумясь, властвовать
Границ Парижа не укажешь, их нет. Из всех городов лишь ему
удавалось утверждать господство над своими подъяремными, осмеивая их.
«Понравиться вам, о афиняне!» – воскликнул Александр. Париж не только создает
законы, он создает нечто большее – моду; и еще нечто большее, чем мода, –
он создает рутину. Вздумается ему, и он вдруг становится глупым; он разрешает
себе иногда такую роскошь, и тогда весь мир глупеет вместе с ним; а потом Париж
просыпается, протирает глаза, восклицает: «Ну не дурак ли я!» – и разражается
оглушительным смехом прямо в лицо человечеству. Что за чудо-город! Самым
непостижимым образом здесь грандиозное уживается с шутовским, пародия с
подлинным величием, одни и те же уста могут нынче трубить в трубу Страшного
суда, а завтра в детскую дудочку. У Парижа царственно веселый характер. В его
забавах – молнии, его проказы державны. Здесь гримасе случается вызвать бурю.
Гул его взрывов и битв докатывается до края вселенной. Его шедевры, диковины,
эпопеи, как, впрочем, и весь его вздор, становятся достоянием мира. Его смех,
вырываясь, как из жерла вулкана, лавой заливает землю. Его буффонады сыплются
искрами. Он навязывает народам и свои нелепости и свои идеалы; высочайшие
памятники человеческой культуры покорно сносят его насмешки и отдают ему на
забаву свое бессмертие. Он великолепен; у него есть беспримерное 14 июля,
принесшее освобождение миру; он зовет все народы произнести клятву в Зале для
игры в мяч; его ночь на 4 августа в какие-нибудь три часа свергает тысячелетнюю
власть феодализма. Природное здравомыслие он умеет обратить в мускул
согласованного действия людской воли. Он множится, возникая во всех формах
возвышенного; отблеск его лежит на Вашингтоне, Костюшко, Боливаре, Боццарисе,
Риего, Беме, Манине, Лопеце, Джоне Брауне, Гарибальди. Он всюду, где загорается
надежда человечества: в 1779 году он в Бостоне, в 1820-на острове Леоне, в
1848-в Пеште, в 1860-в Палермо. Он повелительно шепчет на ухо пароль Свобода и
американским аболиционистам, толпящимся на пароме в Харперс – Ферри, и
патриотам Анконы, собирающимся в сумерках в Арчи на берегу моря, перед таверной
Гоцци. Он родит Канариса, Кирогу, Пизакане; от него берет начало все великое на
земле; им вдохновленный Байрон умирает в Миссолонги, а Мазе в Барселоне; под
ногами Мирабо – он трибуна, под ногами Робеспьера – кратер вулкана; его книги,
его театр, искусство, наука, литература, философия служат учебником, по
которому учится все человечество; у него есть Паскаль, Ренье, Корнель, Декарт,
Жан – Жак, Вольтер для каждой минуты, а для веков – Мольер; он заставляет
говорить на своем языке все народы, и язык этот становится глаголом; он закладывает
во все умы идеи прогресса, а выкованные им освободительные теории служат верным
оружием для поколений; с 1789 года дух его мыслителей и поэтов почиет на всех
героях всех народов. Все это нисколько не мешает ему повесничать; исполинский
гений, именуемый Парижем, видоизменяя своей мудростью мир, может в то же время
рисовать углем нос Бужинье на стене Тезеева храма и писать на пирамидах:
«Кредевиль – вор».
Париж всегда скалит зубы: он либо рычит, либо смеется.
Таков Париж. Дымки над его крышами – идеи, уносимые в мир.
Груда камней и грязи, если угодно, но прежде всего и превыше всего – существо,
богатое духом. Он не только велик, он необъятен. Вы спросите, почему? Да
потому, что он смеет дерзать.
Дерзать! Ценой дерзаний достигается прогресс.
Все блистательные победы являются в большей или меньшей
степени наградой за отвагу. Чтобы революция совершилась, недостаточно было
Монтескье ее предчувствовать, Дидро проповедовать, Бомарше провозгласить,
Кондорсе рассчитать, Аруэ подготовить, Руссо провидеть, – надо было, чтобы
Дантон дерзнул.
Смелее! Этот призыв – тот же Fiat lux[82]. Человечеству для
движения вперед необходимо постоянно иметь перед собой на вершинах славные
примеры мужества. Чудеса храбрости заливают историю ослепительным блеском, и
это одни из ярчайших светочей. Заря дерзает, когда занимается. Пытаться,
упорствовать, не покоряться, быть верным самому себе, вступать в единоборство с
судьбой, обезоруживать опасность бесстрашием, бить по несправедливой власти,
клеймить захмелевшую победу, крепко стоять, стойко держаться – вот уроки,
нужные народам, вот свет, их воодушевляющий. От факела Прометея к носогрейке
Камброна змеится все та же грозная молния.
|
