Глава восьмая,
в которой идет речь об одной милой шутке последнего короля
С наступлением лета гамен превращается в лягушку. По
вечерам, когда стемнеет, с угольной баржи или мостков, где стирают прачки, в
полное нарушение всех законов стыдливости и полицейских правил, он бросается
вниз головой в Сену, прямо против Аустерлицкого или Иенского моста. Но,
поскольку полицейские не дремлют, положение частенько становится крайне драматичным,
что и породило раздавшийся в один прекрасный день достопамятный братский клич.
Клич этот, получивший славную известность около 1830 года, является
стратегическим предостережением, передаваемым от гамена к гамену. Он
скандируется, как строфы Гомера, почти с такими же малодоступными пониманию
ударениями, как мелопеи элевзинских празднеств, в нем слышится античное «Эвоэ!»
Вот этот клич: «Гэй, тюти, ге – эй, не заразись! Фараоны близко, шевелись,
собирай свои пожитки, живо, сточной трубы держись!»
Кое-кто из этой мошкары, как они сами себя называют, умеет
читать, кое-кто – писать, но рисовать, с грехом пополам, умеют все. Какими-то
таинственными путями взаимного обучения гамен приобретает таланты, которые
могут оказаться полезными общественному делу. С 1815 по 1830 год он подражал
крику индюка. С 1830 по 1848 малевал на всех стенах груши. Раз летним вечером
Луи – Филипп, возвращаясь пешком во дворец, заметил карапуза, который,
обливаясь потом и приподнимаясь на цыпочках, старался нарисовать углем огромную
грушу на одном из столбов решетки в Нельи. С присущим ему добродушием,
унаследованным от Генриха IV, король помог ребенку и сам нарисовал грушу, а
затем дал ему луидор, пояснив: «Тут тоже груша». Гамен любит шум и гам, рад
всякому скандалу. Он терпеть не может «попов». Как-то на Университетской улице
одного из таких шельмецов застали рисующим нос на воротах дома э 69. «Зачем ты
это делаешь?» – спросил его прохожий. «Здесь живет поп», – ответил
ребенок. В доме действительно жил папский нунций. Но как бы ни был в га мене
силен вольтерьянский дух, он не прочь при случае поступить в церковный хор, и
тогда он добросовестно исполняет во время службы свои обязанности. Две вещи,
которых он, страстно желая, никак не может достигнуть, обрекают его на муки
Тантала, – низвергнуть правительство и отдать починить свои штаны.
Гамен в совершенстве знает всех парижских полицейских и,
встретившись с любым, безошибочно назовет его имя. Он может перечислить их всех
по пальцам. Изучает их повадки, имеет о каждом определенное мнение. Как в
открытой книге, читает он в душе полицейских и живо, без запинки отрапортует
вам: «Вот этот – ябеда; этот – злюка; этот – задавака; этот – сущая умора (все
эти слова: ябеда, злюка, задавака, умора – имеют в его устах особый смысл); а
вот тот вообразил себя хозяином Нового моста и не дает публике прогуливаться по
карнизам по ту сторону перил; а вот у этого прескверная привычка драть людей за
уши», и т. д. и т. д.
Глава девятая.
|