Глава шестая.
Малый монастырь
В ограде Малого Пикпюса было три совершенно отдельных
здания: большой монастырь, населенный монахинями, пансион, где помещались
воспитанницы, и, наконец, так называемый малый монастырь. Это был особый
флигель, с садом, где жили одной семьей старые монахини, живые обломки
монастырей, уничтоженных революцией: пестрая смесь инокинь, черных, серых и
белых, разных орденов и разного толка. Это был, если позволительно употребить
подобное выражение, лоскутный монастырь.
Со времен Империи этим бедным, рассеянным по всей стране и
лишенным права женщинам дозволено было приютиться здесь, под крылышком
бенедиктиток-бернардинок. Правительство выдавало им пособие; монахини Малого
Пикпюса с готовностью приняли их. То было причудливейшее смешение. Каждая гостья
соблюдала свой устав. Иногда воспитанницам разрешали в виде развлечения
посещать их; вот почему многие юные головки навсегда запомнили св. Василию, св.
Схоластику и св. Якобу.
Одна из таких пришлых монахинь оказалась почти дома. Это
была монахиня из Сент-Ор, единственная, которая пережила свой орден. Бывший
монастырь сестер Сент-Ор занимал в начале XVIII века то самое здание Малого
Пикпюса, которое впоследствии перешло к бенедиктинкам конгрегации Мартина
Верга. Старая монахиня, слишком бедная, чтобы носить роскошную одежду своего
ордена – белое платье с пурпуровым наплечьем, благоговейно возложила ее на
маленький манекен, который она охотно показывала, и завещала ее монастырю. В
1824 году от этого ордена оставалась лишь одна монахиня; ныне остался один манекен.
Кроме этих досточтимых сестер, светские пожилые женщины
вроде г-жи Альбертины тоже получили от настоятельницы разрешение поселиться на
покое в малом монастыре. К их числу принадлежали г-жа де Бофор д'Отпуль и
маркиза Дюфрен. Была там еще одна обитательница, известная только тем, что она
необыкновенно громко сморкалась.
Около 1820 или 1821 года г-жа Жанлис просила разрешения
поселиться в монастыре. Она издавала в то время небольшой периодический сборник
под названием «Неустрашимый». За нее ходатайствовал герцог Орлеанский. Великое
смятение в улье! Матери-изборщицы затрепетали. Г-жа де Жанлис писала романы! Но
она же заявила, что ненавидит их, и притом она переживала тот период, когда ее
обуяло свирепое благочестие. С помощью божьей, а также герцогской, она
поселилась в монастыре. Но месяцев через шесть или через семь покинула его под
тем предлогом, что в саду нет тени. Монахини были в восторге. Хотя она была уже
очень стара, но она все еще играла на арфе, и играла чудесно.
Покидая монастырь, она оставила память о себе в той келье,
где она жила. Г-жа де Жанлис была суеверкой и латинисткой. Эти два слова
довольно точно рисуют ее портрет. Несколько лет тому назад еще можно было
видеть в небольшом шкафчике, где она обыкновенно хранила деньги и драгоценности,
наклеенную внутри записочку со стихами, написанными ее рукой красными чернилами
на желтой бумаге. Эти пять латинских стихотворных строк, по ее мнению, обладали
свойством отпугивать воров:
Imparibus mentis
pendent tria corpora ramis:
Dismas et Gesmas, media
est divina potestas;
Alta petit Dismas,
infelix, infima, Gesmas.
Nos et res nostras
conservet summa potestas.
Hos versus dicas, ne
tu furto tua perdas.[57]
Эти вирши на латыни VI века вызывают вопрос: как же звали
двух распятых на Голгофе разбойников – Димас и Гестас, как принято думать, или
же Дисмас и Гесмас? Это правописание могло бы опровергнуть все притязания
виконта Гестаса в прошлом столетии на происхождение от нераскаявшегося
разбойника. Впрочем, в полезное свойство, приписываемое этим стихам, орден
госпитальерок твердо верит.
Монастырская церковь, построенная так, что она отделяла, как
настоящий крепостной вал, большой монастырь от пансиона, была, само собой
разумеется, общей и для большого монастыря, и для пансиона, и для малого
монастыря. В церковь допускалась и посторонняя публика через проделанный на
улицу вход в лазарет. Но все было расположено таким образом, что ни одна из
обитательниц монастыря не могла видеть прихожан. Вообразите себе церковь,
клирос которой, как бы схваченный и согнутый исполинской рукой, не
продолжается, как в обыкновенных церквах, за престолом, а образует род залы или
темной пещеры направо от священника, совершающего богослужение; вообразите, что
зала скрыта занавесом высотой в семь футов, о котором мы уже упоминали, и что
там, за этим занавесом, на деревянных скамьях, налево скучены
монахини-клирошанки, направо – воспитанницы, а в центре – послушницы и белицы,
и вы получите некоторое представление о том, как монахини Малого Пикпюса
присутствовали при богослужениях. Темная пещера, именуемая клиросом, сообщалась
с монастырем посредством коридора. Свет проникал туда из сада. Во время служб,
на которых, по уставу, монахини обязаны были хранить молчание, публика узнавала
об их присутствии по стуку поднимавшихся и опускавшихся полочек с нижней
стороны сидений, на которые те, кто устал стоять, могли незаметно опереться.
|
