Глава четвертая.
Наблюдения главной жилицы
Из осторожности Жан Вальжан никогда не выходил из дому днем.
Каждый вечер в сумерки он гулял час или два, иногда один, но чаще с Козеттой,
выбирая боковые аллеи самых безлюдных бульваров и заходя в какую-нибудь церковь
с наступлением темноты. Он охотно посещал ближайшую церковь Сен-Медар. Если он
не брал Козетту с собой, она оставалась под присмотром старухи, но для ребенка
было радостью пойти погулять с добрым стариком. Она предпочитала час прогулки с
ним даже восхитительным беседам с Катериной. Он шел, держа ее за руку, и
ласково говорил с нею.
Козетта оказалась очень веселой девочкой.
Старуха хозяйничала, готовила и ходила за покупками.
Они жили скромно, хотя и не нуждались в самом насущном, как
люди с весьма ограниченными средствами. Жан Вальжан ничего не изменил в той
обстановке, которую он застал в первый день; только стеклянную дверь, ведущую в
каморку Козетты, он заменил обыкновенной.
Он носил все тот же желтый редингот, те же черные панталоны
и старую шляпу. На улице его принимали за бедняка. Случалось, что сердобольные
старушки подавали ему су, Жан Вальжан принимал милостыню и низко кланялся.
Случалось также, что, встретив какого-нибудь несчастного, просившего подаяние,
он, оглянувшись, не следит ли за ним кто-нибудь, украдкой подходил к бедняку,
клал ему в руку медную, а нередко и серебряную монету и быстро удалялся. Это
имело свою отрицательную сторону. В квартале его приметили и прозвали «нищим,
подающим милостыню».
Старуха, «главная жилица», существо хитрое, съедаемое
завистливым любопытством к ближнему, зорко следила за Жаном Вальжаном, а он об
этом и не подозревал. Она была глуховата и оттого болтлива. От всей ее прежней
красы у нее осталось только два зуба во рту, верхний и нижний, которыми она
постоянно пощелкивала. Старуха допрашивала Козетту, но та ничего не знала и
ничего не могла ей сказать, кроме того, что она из Монфермейля. Однажды этот
неусыпный страж заметил, что Жан Вальжан вошел в одно из нежилых помещений
лачуги, и это показалось любопытной кумушке подозрительным. Ступая бесшумно,
как старая кошка, она последовала за ним и принялась сквозь щель находящейся
как раз против него двери незаметно наблюдать за ним. Жан Вальжан, видимо для
большей предосторожности, повернулся к двери спиной. Старуха увидела, что,
порывшись в кармане, он вынул оттуда игольник, ножницы и нитки, затем вспорол
подкладку у полы редингота и, вытащив оттуда желтоватую бумажку, развернул ее.
Старуха, к великому своему ужасу, разглядела банковый билет в тысячу франков.
То был второй или третий тысячефранковый билет, который ей довелось увидеть в
жизни. Она убежала в испуге.
Минуту спустя Жан Вальжан пришел к ней и попросил разменять
этот билет, объяснив, что это его рента за полугодие, которую он вчера получил.
«Где же? – подумала старуха. – Ведь на улицу он вышел только в шесть
часов вечера, а касса казначейства в эвто время должна быть заперта». Старуха
отправилась разменять деньги, строя всяческие предположения. История с
тысячефранковым билетом, обогащенная новыми подробностями, превратившими тысячу
франков в несколько тысяч, вызвала толки среди всполошившихся кумушек квартала
Винь-Сен-Марсель.
Несколько дней спустя Жан Вальжан, в одном жилете, пилил в
коридоре дрова. Оставшись одна и заметив висевший на гвозде редингот, старуха
принялась тщательно исследовать его. Подкладка была уже зашита. Женщина
прощупала редингот, и ей показалось, что в полах и в проймах рукавов зашиты
толстые пачки бумаги. Вне всякого сомнения, это были билеты по тысяче франков.
Кроме того, она обнаружила в карманах множество разных
предметов. Не только иголки, ножницы и нитки, – это она уже видела, –
но объемистый бумажник, большой нож и – подозрительная подробность! –
несколько париков разного цвета. Казалось, каждый карман редингота являлся
вместилищем предметов «на случай», для всяких непредвиденных обстоятельств.
Так обитатели лачуги дожили до конца зимы.
|
