XVII
Князь и Сергей Иваныч сели в тележку и поехали; остальное
общество, ускорив шаг, пешком пошло домой.
Но туча, то белея, то чернея, так быстро надвигалась, что
надо было еще прибавить шага, чтобы до дождя поспеть домой. Передовые ее,
низкие и черные, как дым с копотью, облака с необыкновенной быстротой бежали по
небу. До дома еще было шагов двести, а уже поднялся ветер, и всякую секунду
можно было ждать ливня.
Дети с испуганным и радостным визгом бежали впереди. Дарья
Александровна, с трудом борясь с своими облепившими ее ноги юбками, уже не шла,
а бежала, не спуская с глаз детей. Мужчины, придерживая шляпы, шли большими
шагами. Они были уже у самого крыльца, как большая капля ударилась и разбилась
о край железного желоба. Дети и за ними большие с веселым говором вбежали под
защиту крыши.
– Катерина Александровна? – спросил Левин у
встретившей их в передней Агафьи Михайловны с платками и пледами.
– Мы думали, с вами, – сказала она.
– А Митя?
– В Колке, должно, и няня с ними.
Левин схватил пледы и побежал в Колок.
В этот короткий промежуток времени туча уже настолько
надвинулась своей серединой на солнце, что стало темно, как в затмение. Ветер
упорно, как бы настаивая на своем, останавливал Левина и, обрывая листья и цвет
с лип и безобразно и странно оголяя белые сучья берез, нагибал все в одну
сторону: акации, цветы, лопухи, траву и макушки дерев. Работавшие в саду девки
с визгом пробежали под крышу людской. Белый занавес проливного дождя уже
захватывал весь дальний лес и половину ближнего поля и быстро подвигался к
Колку. Сырость дождя, разбивавшегося на мелкие капли, слышалась в воздухе.
Нагибая вперед голову и борясь с ветром, который вырывал у
него платки, Левин уже подбегал к Колку и уже видел что-то белеющееся за дубом,
как вдруг все вспыхнуло, загорелась вся земля и как будто над головой треснул
свод небес. Открыв ослепленные глаза, Левин сквозь густую завесу дождя,
отделявшую его теперь от Колка, с ужасом увидал прежде всего странно изменившую
свое положение зеленую макушу знакомого дуба в середине леса. «Неужели
разбило?» – едва успел подумать Левин, как, все убыстряя и убыстряя движение,
макушка дуба скрылась за другими деревьями, и он услыхал треск упавшего на
другие деревья большого дерева.
Свет молнии, звук грома и ощущение мгновенно обданного
холодом тела слились для Левина в одно впечатление ужаса.
– Боже мой! Боже мой, чтоб не на них! – проговорил
он.
И хотя он тотчас же подумал о том, как бессмысленна его
просьба о том, чтоб они не были убиты дубом, который уже упал теперь, он
повторил ее, зная, что лучше этой бессмысленной молитвы он ничего не может
сделать.
Добежав до того места, где они бывали обыкновенно, он не
нашел их.
Они были на другом конце леса, под старою липой, и звали
его. Две фигуры в темных платьях (они прежде были в светлых), нагнувшись,
стояли над чем-то. Это были Кити и няня. Дождь уже переставал, и начинало
светлеть, когда Левин подбежал к ним. У няни низ платья был сух, но на Кити
платье промокло насквозь и всю облепило ее. Хотя дождя уже не было, они все еще
стояли в том же положении, в которое они стали, когда разразилась гроза. Обе
стояли, нагнувшись над тележкой с зеленым зонтиком.
– Живы? Целы? Слава Богу! – проговорил он, шлепая
по неубравшейся воде сбивавшеюся, полною воды ботинкой и подбегая к ним.
Румяное и мокрое лицо Кити было обращено к нему и робко
улыбалось из-под изменившей форму шляпы.
– Ну, как тебе не совестно! Я не понимаю, как можно
быть такой неосторожной! – с досадой напал он на жену.
– Я, ей-Богу, не виновата. Только что хотели уйти, тут
он развозился. Надо было его переменить. Мы только что… – стала извиняться
Кити.
Митя был цел, сух и не переставая спал.
– Ну, слава Богу! Я не знаю, что говорю!
Собрали мокрые пеленки; няня вынула ребенка и понесла его.
Левин шел подле жены, виновато за свою досаду, потихоньку от няни, пожимая ее
руку.
|
