100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Бальзамо запер входную дверь и появился на пороге комнаты, когда Филипп разглядывал сестру с испугом, к которому примешивалось любопытство.
– Вы готовы, шевалье? – спросил граф.
– Готов, – пролепетал Филипп.
– Итак, мы можем начать задавать вашей сестре вопросы?
– Да, пожалуйста, – тяжело дыша, проговорил Филипп – Прежде чем начать, я прошу вас внимательно посмотреть на вашу сестру.
– Я и так не свожу с нее глаз.
– Вы полагаете, она спит?
– Да.
– Следовательно, она не понимает, что здесь происходит?
Филипп ничего не ответил, он лишь с сомнением покачал головой.
Бальзамо подошел к камину, зажег свечу и поднес ее к лицу Андре: она продолжала смотреть, не мигая.
– Да, да, она спит, это ясно, – подтвердил Филипп, – но что за странный сон. Боже мой!
– Итак, я сейчас начну задавать ей вопросы, – продолжал Бальзамо. – Впрочем, нет: раз вы боитесь, что я могу позволить себе нескромный вопрос, то расспрашивайте ее сами, шевалье.
– Да я пытался только что с ней говорить и даже дотронулся до нее: она меня не слышит и, кажется, ничего не чувствует.
– Это потому, что между вами еще не установились необходимые для этого отношения. Сейчас я вас сведу.
Бальзамо взял Филиппа за руку и вложил ее в руку Андре.
Девушка тотчас улыбнулась и прошептала:
– А-а, это ты, брат?
– Вот видите, теперь она вас узнает, – заметил Бальзамо.
– До чего все это странно!
– Спрашивайте! Теперь она будет вам отвечать.
– Ежели она ничего не могла вспомнить после пробуждения, как же она вспомнит во сне?
– В этом и состоит одно из таинств науки.
Вздохнув, Бальзамо отошел в угол комнаты и сел в кресло.
Филипп по-прежнему не двигался, держа Андре за руку. Он никак не решался начать допрос, который должен был подтвердить его бесчестье и открыть имя виновного, которому, возможно, Филипп не мог бы отомстить.
Андре находилась в состоянии, близком к исступлению, хотя лицо ее было скорее безмятежно.
Трепеща от волнения, Филипп повиновался выразительному взгляду Бальзамо и приготовился.
Однако по мере того, как он думал о своем несчастье, по мере того, как лицо его омрачалось, Андре тоже стала хмуриться и вдруг заговорила первой:
– Да, ты прав, брат, это большое несчастье для всей семьи.
Андре передала, таким образом, его мысль, прочитав ее в сердце брата.
Филипп не ожидал такого начала и вздрогнул.
– Какое несчастье? – спросил он, не зная, что на это ответить.
– Ты прекрасно знаешь, брат, о чем я говорю.
– Заставьте ее говорить, сударь, и она все скажет.
– Как же я могу ее заставить?
– Стоит вам только пожелать, и все произойдет само собой.
Филипп посмотрел на сестру, продолжая сосредоточенно думать о своем. Андре покраснела.
– Ах, Филипп, как это дурно с твоей стороны! Почему ты полагаешь, что Андре тебя обманула?
– Значит, ты никого не любишь? – спросил Филипп.
– Никого.
– Стало быть, мне предстоит наказать не соучастника, а преступника?
– Я тебя не понимаю, брат.
Филипп взглянул на графа, словно желая услышать его мнение.
– Поторопите ее, – посоветовал Бальзаме.
– Поторопить?..
– Да, спросите прямо!
– Я не могу не щадить ее целомудрия – ведь это ребенок!
– Можете быть спокойны; когда она проснется, она все забудет.
– Да сможет ли она ответить на мои вопросы?
– Вы хорошо видите? – спросил Бальзамо у Андре. Андре вздрогнула при звуке его голоса и повернула в сторону Бальзамо голову, хотя глаза ее по-прежнему ничего не выражали.
– Я все вижу. Впрочем, я видела бы лучше, если бы меня спрашивали вы.
– Ну что ж, сестра, если ты все видишь, расскажи мне в подробностях о той ночи, когда ты лишилась чувств, – попросил Филипп.
– Почему бы вам, сударь, не начать с тридцать первого мая? Мне кажется, у вас также были сомнения относительно того дня. Сейчас самое время узнать все сразу.
– Нет, граф, – отвечал Филипп, – в этом нет надобности: с некоторых пор я вам верю. Тот, кто обладает властью, подобной вашей, не станет ее употреблять ради достижения столь заурядной цели. Сестра! – повторил Филипп. – Расскажи мне, что произошло в ту ночь, когда ты лишилась чувств.
– Не помню, – отвечала Андре.
– Слышите, граф?
– Она должна вспомнить и рассказать. Прикажите ей!
– Но если она спала, то?..
– Душа все видела.
Он поднялся, протянул руку и сдвинул брови, что свидетельствовало о напряжении воли.
– Вспоминайте, – молвил он, – я приказываю!
– Вспоминаю, – отвечала Андре.
– Боже мой! – воскликнул Филипп, вытирая со лба пот.
– Что вам угодно знать?
– Все! – выдохнул Филипп.
– С чего начать?
– С того, как ты легла в постель.
– Вы себя видите? – спросил Бальзамо.
– Да, я себя вижу: я держу в руке стакан с питьем, приготовленным Николь… О Господи!
– Что такое? В чем дело?
– Ничтожная!
– Говори, сестра, говори же!
– Она что-то подмешала в воду. Если я ее выпью, я погибла!
– Что-то подмешала? – вскричал Филипп. – Зачем?
– Погоди, погоди…
– Сначала расскажи, что ты сделала с этим питьем.
– Я поднесла его к губам.., и в эту минуту…
– Что?
– Меня позвал граф.
– Какой граф?
– Вот он! – проговорила Андре, указывая рукой на Бальзамо.
– Что было потом?
– Я отставила стакан и уснула.
– А дальше? Что было дальше?
– Я встала и пошла к нему.
– Где был граф?
– Под липами напротив моего окна.
– Скажи, сестра: граф не заходил к тебе?, – Ни на мгновенье.
Бальзамо взглянул на Филиппа с таким видом, который ясно говорил: «Теперь вы сами видите, сударь, обманывал ли я вас».
– Так ты говоришь, что пошла к графу?
– Да, я ему повинуюсь, когда он меня зовет.
– Что от тебя было угодно графу? Андре не знала, что ответить.
– Говорите, говорите! – воскликнул Бальзамо. – Я не буду слушать.
Он упал в кресло, обхватив голову руками, словно не хотел слышать, что скажет Андре.
– Что от тебя было нужно графу? Отвечай.
– Он хотел узнать у меня о…
Она снова замолчала, словно боялась причинить графу боль.
– Продолжай, сестра, продолжай, – попросил Филипп.
–..об одной женщине, которая сбежала из его дома, а… – Андре понизила голос, – сейчас она уже мертва.
Несмотря на то, что Андре произнесла последние слова едва слышно, Бальзамо разобрал или, вернее, угадал их. Он глухо застонал.
Филипп замолчал. Наступила тишина.
– Продолжайте, продолжайте, – молвил Бальзамо. – Ваш брат желает знать все, мадмуазель; он должен все узнать. Что сделал тот господин после того, как получил интересовавшие его сведения?
– Он ускакал, – отвечала Андре.
– А ты осталась в саду? – спросил Филипп.
– Да.
– Что было с тобой потом?
– Когда он начал удаляться, меня стали покидать силы, и я упала.
– Ты потеряла сознание?
– Нет, я по-прежнему спала, но очень крепко.
– Ты можешь вспомнить, что с тобой случилось, пока ты спала?
– Попытаюсь.
– Что же произошло? Говори!
– Из кустов выскочил человек, поднял меня на руки и понес…
– Куда?
– Сюда, в комнату.
– Ты можешь сказать, кто был этот человек?
– Погодите.., да.., да… О! – с отвращением и беспокойством воскликнула Андре. – Опять этот ничтожный Жильбер!
– Жильбер?
– Да.
– Что он сделал потом?
– Опустил меня на софу.
– Что было дальше?
– Погоди…
– Смотрите, смотрите хорошенько, – приказал Бальзамо. – Я желаю, чтобы вы увидели!
– Он прислушивается… Идет в соседнюю комнату… В испуге отступает Заходит в комнату Николь… Боже, Боже!
– Что?
– За ним следом появляется еще кто-то… А я не могу даже встать, защитить себя, крикнуть: я сплю!
– Кто этот человек?
– Брат, брат, где ты?
Глубокое страдание исказило лицо Андре.
– Кто этот человек? Говорите, я приказываю! – проговорил Бальзамо.
– Король!.. – пробормотала Андре. – Это король! Филипп вздрогнул.
– А-а, я так и думал, – прошептал Бальзамо.
– Он подходит ко мне, – продолжала Андре, – он мне что-то говорит, обнимает, целует… Брат! Брат!
Крупные слезы навернулись Филиппу на глаза; он схватился рукой за эфес подаренной Бальзамо шпаги.
– Говорите! Говорите! – властным тоном приказал граф.
– Какое счастье! Он смутился.., останавливается-смотрит на меня… Испугался чего-то.., убегает… Андре спасена!
Филипп задыхался, жадно ловя каждое слово сестры.
– Спасена!
Андре спасена! – машинально вторил он ей.
– Подожди, брат, подожди!
Словно ища поддержки, девушка схватила Филиппа за руку.
– Дальше! Что было дальше? – спросил Филипп.
– Не понимаю…
– Как?
– Там, там, в комнате Николь, с ножом в руке…
– С ножом в руке?
– Я вижу его, он смертельно побледнел.
– Кто?
– Жильбер.
Филипп слушал, затаив дыхание.
– Он крадется за королем, – продолжала Андре, – запирает дверь, наступает на свечку, от которой едва не загорелся ковер; он подходит ко мне… О!..
Девушка бросилась брату в объятья, так и затрепетав всем телом.
– Ничтожество! – вымолвила она наконец и, обессилев, рухнула на софу.
– Боже мой! – воскликнул Филипп, не имея сил прервать ее.
– Это он! Он! – прошептала девушка. Она прильнула к уху брата и, сверкая глазами, спросила его дрогнувшим голосом:
– Ты его убьешь, правда, Филипп?
– О да! – вскричал молодой человек, подскочив на месте.
Он задел стоявший позади него круглый столик с фарфоровой посудой и опрокинул его.
Посуда разбилась.
Вслед за звоном разбитого фарфора стало слышно, как громко хлопнула дверь; потом истошный крик Андре заглушил все другие звуки.
– Что такое? – спросил Бальзамо. – Почему открылась дверь?
– Нас подслушивали? – вскричал Филипп, хватаясь за шпагу.
– Это был он, – проговорила Андре, – опять он!
– Кто он?
– Жильбер, все он же! Ведь ты убьешь его, правда, Филипп? Ты его убьешь?
– Да, да, да! – воскликнул молодой человек. Он бросился в переднюю, не выпуская из рук шпагу, Андре снова рухнула на софу.
Бальзамо побежал за молодым человеком и схватил его за руку.
– Остановитесь, сударь! – предупредил он. – Тайное станет явным. Уже утро, а слухи в королевских домах распространяются быстро!
– Жильбер, – шептал Филипп, – Жильбер спрятался и подслушивал нас! Ведь я еще раньше мог его убить! Будь ты проклят, негодяй!
– Успокойтесь! Вы еще встретитесь с ним. Сейчас вам необходимо позаботиться о сестре. Видите, как она устала от пережитых волнений.
– Да, я понимаю, она, должно быть, невыносимо страдает, мне самому очень тяжело. Какое страшное, непоправимое горе! Я этого не вынесу!
– Вы ради нее должны жить, шевалье, вы нужны ей, ведь у нее, кроме вас, никого нет: любите ее, жалейте, берегите! А теперь, – продолжал он после некоторого молчания, – я вам больше не нужен, не правда ли?
– Нет, сударь! Простите мне мою подозрительность, мои оскорбления. Впрочем, все зло исходит от вас.
– Я и не пытаюсь оправдываться, шевалье. Однако, разве вы забыли, что сказала ваша сестра?..
– А что она сказала? У меня голова идет кругом.
– Если бы я не пришел, она выпила бы воду с подмешанным Николь зельем, и тогда на месте Жильбера оказался бы король. Разве, по-вашему, это было бы меньшее несчастье?
– Нет, сударь, все равно… Я вижу, что мы были обречены. Разбудите мою сестру.
– Она меня увидит и, возможно, догадается, что здесь произошло. Будет лучше, если я разбужу ее так же, как и усыпил: на расстоянии.
– Благодарю вас, благодарю!
– Прощайте, сударь.
– Еще одно слово, граф. Надеюсь, вы – порядочный человек.
– Вы имеете в виду молчание?
– Граф…
– Об этом не стоит говорить. Во-первых, я – дворянин; во-вторых, я решил совсем удалиться от людей, скоро я позабуду их вместе с их тайнами. Впрочем, если я когда-нибудь вам понадоблюсь, вы всегда можете на меня рассчитывать. Да нет, нет, я ни на что больше не способен, я ничего больше не значу на этой земле. Прощайте, сударь, прощайте!
Поклонившись Филиппу, Бальзамо еще раз взглянул на Андре: голова ее была запрокинута; по всему было видно, что она очень утомлена и тяжко страдает.
– О наука! – пробормотал он. – Сколько жертв ради ничтожной цели!
Он исчез.
По мере того, как он удалялся, Андре оживала. Она с трудом приподняла тяжелую, будто свинцом налитую голову и с удивлением посмотрела на брата.
– Филипп! – прошептала она. – Что здесь произошло?
Филипп подавил душившие его слезы и через силу улыбнулся.
– Ничего, сестренка, – отвечал он.
– Ничего?
– Да.
– А мне показалось, что я сошла с ума и бредила!
– Бредила? И что тебе пригрезилось в бреду, дорогая моя Андре?
– Я видела во сне доктора Луи.
– Андре! – воскликнул Филипп, пожимая ей руку. – Ты чиста, словно солнечный луч. Однако все против тебя, все готово тебя погубить. Мы связаны с тобой ужасной тайной. Я пойду к доктору Луи и попрошу его сказать ее высочеству, что ты больна оттого, что очень скучаешь по родным местам и что тебе необходимо пожить в Таверне. А потом мы уедем – либо в Таверне, либо еще куда-нибудь. Мы будем жить друг для друга, любя и утешая один другого…
– Брат! Если я чиста, как ты говоришь… – начала было Андре.
– Дорогая Андре! Я объясню тебе все это потом, а пока готовься к отъезду.
– А как же отец?
– Отец? – мрачно переспросил Филипп. – Это мое дело, я сам его приготовлю.
– Так он поедет с нами?
– Отец? Нет, это совершенно невозможно! Нет, Андре, мы с тобой уедем одни, только ты и я.
– Ты меня пугаешь, друг мой! Мне страшно, брат! Ах, как я страдаю, Филипп.
– С нами Бог, Андре, – проговорил молодой человек. – Ну, мужайся. Я бегу к доктору, а ты, Андре, хорошенько запомни: ты заболела от тоски по Таверне и скрывала это от ее высочества. Соберись с силами, сестричка! Это вопрос чести для нас обоих!
Филипп поцеловал сестру и торопливо отвернулся, он задыхался.
Потом он подобрал оброненную шпагу, дрожащей рукой вложил ее в ножны и бросился к лестнице.
Спустя четверть часа он уже стучался в дверь доктора Луи; все время, пока двор находился в Трианоне, доктор жил в Версале.